Шоу безликих - Баркер Хейли (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
Его голос звучит так заботливо, так почтительно. Это снова приводит меня в ярость.
— Да, — отвечаю я ему. — Можешь. Оставь меня в покое! Оставь этот цирк, вернись в свой безопасный маленький уголок в своем безопасном маленьком мирке и больше никогда не подходи ко мне.
На пороге появляется его охранник, и поэтому я разворачиваюсь и убегаю через другой выход. Я оглядываюсь, когда оказываюсь в конце коридора, и вижу, что он все еще стоит там, устремив взгляд мне вслед с тем же растерянным выражением на лице.
Бен
Когда мы возвращаемся домой, мать, отец и Фрэнсис уже в постелях, дом погружен во тьму.
Я даже не переодеваюсь, просто жду в своей комнате, пока Стэнли отпускает другого охранника и переустанавливает сигнализацию.
После спускаюсь вниз, чтобы отыскать Прию. Единственный свет исходит из кухни, она должна быть там.
Когда я вхожу, то вижу какого-то другого человека, который моет посуду. Это мужчина, на нем наша домашняя униформа. Он бросает на меня короткий взгляд и тут же опускает глаза.
— Привет, — говорю я. — Кто вы? Где Прия?
— Извините, сэр, мне приказано не обсуждать это с вами.
— Что вы имеете в виду? Кто сказал, что вы не можете обсуждать это со мной?
Он продолжает энергично мыть, скоблить и вытирать кастрюли со сковородками.
— Извините, сэр, мне не разрешают обсуждать это с вами.
Я подхожу ближе и встаю между ним и раковиной, но он все равно не смотрит на меня, стоит, опустив глаза.
— Где Прия? — спрашиваю я. — Почему вы не можете ответить мне? Скажите, куда она ушла, пожалуйста!
— Извините, сэр, мне не разрешено обсуждать это с вами, — снова повторяет он, его голос испуганно дрожит.
Где же она? Что мне делать? Приходится вернуться наверх.
Я останавливаюсь возле комнаты родителей и распахиваю дверь. В спальне темно, но я могу разглядеть в постели их спящие тела. Я включаю свет, и они оба садятся, моргая от яркого света. Мать испуганно ахает, прижимая к себе одеяло, а отец инстинктивно хватает с тумбочки пистолет и направляет его на меня. Как только он понимает, что это всего лишь его сын, а не какой-то злобный Отброс-похититель, то бросает его на кровать.
— Бенедикт! Что ты, черт возьми, делаешь?
— Где Прия? — требовательно спрашиваю я.
— Как ты смеешь? — голос матери звенит возмущением. — Как ты смеешь заходить сюда посреди ночи и задавать такие дерзкие вопросы?
— Я сказал, где Прия?
Она тянется за очками и, надев их, смотрит на меня.
— Почему местонахождение какой-то грязной служанки, Отброса, беспокоит тебя, Бенедикт?
— Где она?
— Она ушла и больше не вернется, — твердо говорит отец.
— Зачем? Почему она ушла?
Мать тяжело вздыхает.
— Ты действительно думаешь, что мы не знаем, что происходит под нашей собственной крышей, Бенедикт? Думаешь, мы такие наивные? Мы в курсе твоих полночных посиделок с этой женщиной. Поэтому в нашем доме ее больше не будет.
У меня пересохло во рту. Я удивленно смотрю на нее.
— О чем ты думал, когда общался с ней так, будто она равная тебе, будто имеет какую-то ценность?
— Она была ценной, — говорю я. — И остается. Да, она важна для меня.
Мать усмехается.
— Да, верно, — говорит она. — Была.
Кажется, меня сейчас снова стошнит. Что они с ней сделали?
— Бенедикт, — улыбается она. — У нас есть глаза и уши повсюду. Кстати говоря, какой интересный вопрос ты задал маленькой канатоходке, девчонке-Отбросу сегодня вечером. «Вы когда-нибудь хотели, чтобы все было по-другому»? — смеется она. — Ты не знаешь, где ты родился!
— Я предупреждал тебя, — говорит ей отец. — Я говорил тебе, что позволить им поехать в цирк — плохая идея. Это мероприятие внушило ему ложные представления.
— Теперь нет никакого смысла в обвинениях, Роджер. Послушай, Бенедикт, Прия ушла от нас, и это все, что тебе нужно знать. Никакого цирка больше не будет. Тебе придется найти что-нибудь другое для домашнего задания. А сейчас я предлагаю всем отправиться спать.
Она положила очки на стол и улеглась.
— Выключи на обратном пути свет, хорошо?
Хошико
Когда я возвращаюсь в барак, все уже знают о том, что произошло с близнецами. В комнате висит тяжелое молчание, циркачи собрались в круг. Амина обнимает меня.
— Мы ждали тебя, — говорит она. — Близняшек больше нет.
— Знаю, — отвечаю я. — Мне сказал Сильвио. Что случилось?
Она смотрит на Грету с куклой в руках и других детей, которые грустно сидят рядом с ней.
— Акулы. По-видимому, у них не было шанса на спасение.
Я присаживаюсь в круг рядом с Гретой. Эммануил подходит к двери, чтобы убедиться, что все в порядке. Он мрачно кивает. Амина уходит в лазарет и возвращается со свечой и спичками. Когда я только попала в цирк, у нас было пять свечей, не знаю, как Амина раздобыла их. Похоже, она может просто приобретать такие вещи. Мы зажигаем их каждый раз, когда кто-то умирает, и они постепенно тают. Сейчас остался только один маленький огарок. Амина зажигает его и ставит в центре комнаты. Пламя свечи отбрасывает жутковатый свет на круг торжественных лиц. Она садится рядом, и мы все беремся за руки, образуя одну большую живую цепь.
Сегодня здесь много незнакомых лиц: это новые Отбросы, только что определенные в труппу. Теперь они — часть нас, часть нашего сообщества. Их глаза остаются в тени, лица бледны. Если у них и были когда-то иллюзии относительно этого места, то теперь они растворились. Вот такое крещение огнем.
Мы довольно долго сидим молча, объединенные общим горем.
Траурная церемония формировалась долгие годы. Она не носит религиозного характера, хотя некоторые все еще цепляются за свое наследие: иудейские, исламские, индуистские, христианские корни. Они верят, желая обрести надежду. Я восхищаюсь ими, иногда даже завидую. Другие — таких большинство — не могут и не желают верить в Бога, который отвернулся от нашего мира. Это не значит, что наша церемония не важна. Прощаясь, вспоминая и отдавая дань жизни, которая была слишком рано украдена, мы становимся человечнее, остро ощущая каждую смерть.
Нам никогда не становится легче, да это и невозможно. Мы никогда не станем равнодушными и не позволим им отнять нашу человечность, хотя сами Чистые давно утратили ее. Они пытаются низвести нас до уровня животных, но им это никогда не удастся. Никогда. Астрид и Луна, возможно, были для них никчемными созданиями, но для нас их жизни важны так же, как жизнь каждого существа в этом холодном и жестоком мире.
Тишину нарушает первая нота песни, которую мы все тотчас подхватываем. Это мрачная, бесхитростная панихида, излияние нашего горя.
С последним аккордом начинает говорить Эммануил, его низкий звучный голос заполняет комнату.
— Братья и сестры, сегодня мы вспоминаем Астрид и Луну. Они жили вместе и погибли вместе.
Прервавшись, он продолжает, но его тон уже больше не ласков, он пронзителен и полон гнева.
— Их постигла ужасная смерть. Жестокая смерть. Астрид, Луна, покойтесь в мире. Мы скорбим о вас и готовы наполнить смыслом ваши жизни и вашу гибель. Мы никогда не сдадимся. Мы будем сильными.
Он оглядывает комнату и начинает произносить слова, объединяющие нас.
— Мы преодолеем.
Повторяя его слова хором, сначала нестройно, а затем все дружнее и дружнее, наши голоса сливаются в один:
Мы преодолеем.
Мы преодолеем.
Мы преодолеем.
Бен
Я не сплю всю ночь. Я просто сижу у окна, смотрю на цирк далеко внизу.
Каждый раз, когда закрываю глаза, то снова вижу близнецов в воде, вижу, как первая девушка поддерживает сестру, как вдыхает в нее жизнь, как вода становится ужасающе красной.
И я вижу Хошико снова и снова. Вспоминаю, как он посмотрела на меня и сказала: «Да. Я хочу, чтобы все было по-другому», а затем в коридоре, так холодно и сердито бросила: «Оставь меня в покое… больше никогда не приходи сюда».
