Город и город - Мьевиль Чайна (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗

— Сэр, мистер Джири… самоволка, сэр! Он, чтоб его… совершил брешь.

— Что?

— Он выбрался из номера, сэр.

Позади него раздавался голос женщины: та кричала.

— Чёрт, что случилось?

— Не знаю, каким макаром он проскользнул мимо нас, сэр, просто не знаю. Но он пропадал недолго.

— Откуда известно? Как вы его забрали?

Он опять выругался.

— Не мы, сэр! Брешь его забрала. Я звоню из машины, сэр, мы едем в аэропорт. Брешь, это… сопровождает нас. Где-то. Они сказали нам, что делать. Это миссис Джири, вы, наверно, слышите. Он должен улететь. Прямо сейчас.

Корви уехала и не отвечала на звонки. Я взял из гаража отряда машину без опознавательных знаков, но погнал её с истерически завывающими сиренами, игнорируя ПДД. Ко мне применялись только бещельские правила и, следовательно, только их я имел полномочия игнорировать, но дорожное движение — это компромиссная область, где Комитет по надзору обеспечивает близкое сходство между правилами Бещеля и Уль-Комы. Хотя культуры движения не идентичны, ради пешеходов и машин, которым, не-видя, приходится ладить с большим количеством зарубежного трафика, транспорт в обоих городах движется в сопоставимых скоростях и сопоставимыми способами. Мы все учимся тактично избегать и соседских, и своих собственных транспортных средств, наделённых чрезвычайными полномочиями.

Вылетов на протяжении пары часов не было, но супруги Джири будут изолированы, а Брешь каким-то тайным способом проследит, чтобы они поднялись в самолёт, а затем и в воздух. Наше посольство в США уже будет проинформировано, равно как и представители в Уль-Коме, и в обеих наших системах их имена будут помечены фразой «в визе отказать». Как только они выедут, обратной дороги им не будет. Я пробежал через аэропорт Бещель к офису полищай, показал свой значок.

— Где Джири?

— В камере, сэр.

Не зная заранее, что увижу, я уже прокручивал в уме фразы типа «да вы знаете, что произошло с этими людьми, что бы там они ни сделали, они только что потеряли дочь», и так далее, но этого не потребовалось. Им предоставили еду и питьё, обращались мягко. Кещория был с ними в маленькой комнате. Он что-то бормотал на своих начатках английского, обращаясь к миссис Джири.

Она посмотрела на меня глазами, полными слёз. Её муж, как показалось мне на мгновение, спал на койке. Увидев, насколько он неподвижен, я понял, что это не просто сон.

— Инспектор, — сказал Кещория.

— Что с ним случилось?

— Он… Это Брешь, сэр. Наверно, всё будет в порядке, скоро проснётся. Не знаю. Не знаю, что за хрень они с ним сотворили.

— Вы отравили моего мужа… — сказала миссис Джири.

— Миссис Джири, пожалуйста.

Кещория встал, приблизился ко мне и понизил голос, хотя говорил уже по-бещельски:

— Мы ничего не знали об этом, сэр. Снаружи раздался небольшой шум, потом кто-то вошёл в вестибюль, где мы сидели.

Миссис Джири плакала, разговаривая со своим не приходящим в сознание мужем.

— Джири вроде как кренится в дверях и теряет сознание. Охранники отеля идут к ним, просто смотрят на эту расплывчатую картину у порога, там кто-то за спиной у Джири маячит, останавливаются и ждут. Слышу этот голос: «Вы знаете, что я представляю. Мистер Джири совершил брешь. Выдворите его». — Кещория беспомощно покачал головой. — Потом, а я до сих пор ничего толком не вижу, тот, кто это говорил, его уже нет.

— Как?..

— Инспектор, я ни хрена не знаю. Я… Я понесу за это ответственность, сэр. Должно быть, Джири прокрался мимо нас.

Я смерил его взглядом.

— А ты хотел получить пирожок? Конечно, это твоя ответственность. Что он сделал?

— Не знаю. Я и рта не раскрыл, как люди Бреши исчезли.

— Как насчёт?.. — Я кивнул на миссис Джири.

— Её не депортируют: она ничего не сделала. — Он говорил шёпотом. — Но когда я сообщил ей, что нам придётся забрать её мужа, она сказала, что поедет с ним. Не хочет оставлять его одного.

— Инспектор Борлу. — Миссис Джири старалась, чтобы голос звучал ровно. — Если вы говорите обо мне, вам следует говорить со мной. Вы видите, что сделали с моим мужем?

— Миссис Джири, мне ужасно жаль.

— Ещё бы…

— Миссис Джири, это сделал не я. И не Кещория. Никто из моих сотрудников не имеет к этому отношения. Вы понимаете?

— Брешь? Брешь, Брешь…

— Миссис Джири, ваш муж только что совершил нечто очень серьёзное. Очень серьёзное.

Она была спокойна, если не считать тяжких вздохов.

— Вы меня понимаете? Не случилась ли какая-то ошибка? Разве не ясно мы объяснили систему сдержек и противовесов между Бещелем и Уль-Комой? Вы понимаете, что эта депортация не имеет никакого отношения к нам, что мы совершенно ничего не в силах с этим поделать и что ему, послушайте меня, ему невероятно повезло? В том, что дело ограничилось лишь этим?

Она ничего не сказала.

— В машине у меня сложилось впечатление, что ваш муж не совсем ясно представляет себе, как оно здесь устроено, так что скажите, миссис Джири, не пошло ли что-то не так? Неужели он не понял наших… советов? Как мои люди не увидели, что он уходит? Куда он направлялся?

Вид у неё был такой, словно она может расплакаться, потом она взглянула на своего лежавшего навзничь мужа, и её поза изменилась. Она выпрямилась и что-то сказала ему, чего я не расслышал. Миссис Джири посмотрела на меня.

— Он служил в ВВС, — сказала она. — Думаете, перед вами просто толстый старик? — Она прикоснулась к нему. — Вы никогда не спрашивали нас, кто мог бы это сделать, инспектор. Я не знаю, как это понимать, просто не знаю. Как сказал мой муж, вы что же, думаете, мы не знаем, кто это сделал?

Она стискивала в руках лист бумаги, сворачивала его, разворачивала, не глядя, убрала его в боковой карман сумки, вынула снова.

— Думаете, наша дочь не разговаривала с нами? Лишь-Кома, Истинные граждане, Национальный блок… Махалия боялась, инспектор. Мы ещё не выяснили, кто именно это сделал, и мы не знаем почему, но вы спрашиваете, куда он собирался? Он собирался выяснить. Я говорила ему, что ничего не получится — он не говорит на местном языке, не читает на нём, — но у него имелись адреса, которые мы нашли в Интернете, и разговорник, так что же, я должна была велеть ему не ходить? Не ходить? Я горжусь им. Эти люди ненавидели Махалию многие годы, с тех пор как она впервые сюда приехала.

— Вы распечатали адреса из Интернета?

— Сюда — я имею в виду, в Бещель. Когда она была на конференции. Затем то же самое с другими, в Уль-Коме. Скажете, нет никакой связи? Она знала, что нажила врагов, она сказала нам, что нажила их. Когда она заинтересовалась Оркини, то у неё появились враги. Стала исследовать глубже — врагов стало больше. Все они ненавидели её за то, что она делала. За то, что знала.

— Кто её ненавидел?

— Все они.

— Что она знала?

Она покачала головой и понурилась.

— Муж собирался это расследовать.

Чтобы не попасться на глаза моим сотрудникам, он вылез через окно ванной на первом этаже. Несколько шагов по дороге могли бы быть простым нарушением правил, которые мы для него установили, но он ошибочно перешёл из области штриховки в область альтернативную, ступил во двор, существовавший только в Уль-Коме, и Бреши, которая, должно быть, наблюдала за ним всё время, пришлось его забрать. Я надеялся, что ему не причинили чрезмерных повреждений. Если же да, то я уверен, что никакой врач по возвращении домой не смог бы определить причину его травмы. Что я мог сказать?

— Мне очень жаль, что так случилось, миссис Джири. Вашему мужу не следовало пытаться уклониться от Бреши. Я… Мы с вами на одной стороне.

Она внимательно на меня посмотрела.

— Тогда отпустите нас, — шепнула она после паузы. — Давайте! Мы можем вернуться в город. У нас есть деньги. Мы… мой муж сходит с ума. Ему надо вести поиски. Он просто вернётся. Мы приедем через Венгрию, через Турцию или Армению — есть способы, которыми мы сможем сюда проникнуть, вы же знаете… Мы хотим выяснить, кто это сделал…