За холмом (СИ) - Шишкин Дмитрий (чтение книг .TXT) 📗
– А кто пас овец?
– Никто не пас, только собаки. Я же тебе говорю, это место было похоже на рай. Овец просто отпускали в долину под надзором собак. А собаки никогда никого не кусали. Всё было так, как будто все между собой договорились жить праведно.
– А ты не придумываешь?
– Может, и так. Это бывает, когда история превращается в легенду.
– Почему история превращается в легенду, это же было не так давно?
– Когда нет историков, тогда живут только легенды. Как у нас – если нет конституции, тогда есть устный закон.
– И что там с овцой?
– Она пропала.
– И?
– Она пропала не просто так, а в том месте, где жили пришельцы.
– И что, это повод для войны? – мальчик начал раздражаться.
– Ненависть – повод для войны. А я тебе сейчас рассказываю, как эта ненависть рождалась, – пастух вдруг застыл, глядя на флажок, потом стыдливо спрятал его за спину. – Конечно, ненависть не возникает на пустом месте. Люди держатся вместе, когда чувствуют общую для них угрозу. Это обыкновенное животное стадное чувство. Мы должны, невзирая на противоречия между нами, на наше несходство, поддерживать друг друга, если есть общая для нас опасность. Эта угроза возникает очень редко, но именно ради этого случая мы все держимся вместе. Но когда, как кажется, угроза миновала, большие общества сразу же распадаются – на города, деревни, нет смысла кому-то помогать, кого-то слушаться. Так случилось и в нашей стране…
– Ну! Ну! Зачем ты всё время останавливаешься, ты думаешь, что я маленький дурачок?
– Я останавливаюсь не из-за тебя, а из-за себя. Мне это рассказывать гораздо тяжелее, чем тебе слушать. Для тебя это всего лишь увлекательная история, а я здесь живу!
– Извини.
– Ничего. Но не прерывай меня.
– Хорошо, – мальчик покорно склонил голову и махнул флажком.
– В общем, овца пропала, и поскольку она пропала рядом с поселением пришельцев, все заподозрили в краже именно их.
– А они что?
– Они сказали, что если пропала овца, нужно проводить следствие и искать конкретного виновного, и кем бы он ни был, к какому бы роду ни относился, наказывать именно его, а не его сородичей. И тем более не подозревать всех подряд, не разобравшись.
– А следствие было?
– Конечно. Оно ничего не выявило. Ни овца, ни её останки не были найдены. Но все наши стали думать, что овцу украли пришельцы, подкупили следователей, с ними её разделили и съели. А над нами смеялись.
– Почему?
– Потому что так устроено наше общество: никто не мог представить, что следствие было объективным.
– Почему?
– Потому что каждый следователь обязан отдавать деньги старшему следователю, тот – начальнику участка и так далее. Вплоть до губернатора. Тогда нами правил губернатор. При такой системе, понятно, что каждый следователь должен где-то добывать деньги, иначе его уволят. Так у нас сложилось исторически с момента прихода пришельцев и вместе с ними больших денег. Здесь никто не привык зарабатывать деньги сам, понимаешь? Эти деньги свалились нам на голову. Поэтому основная задача нашего государства была – их распределять. В такой ситуации каждая низшая должность рассматривалась как возможность перераспределения денег, распределённых на самом верху. Ведь любая система строится на копировании в пирамиде низшими высших: «Они там распределяют деньги, значит, мы тоже должны». Но от внимания высших это не ускользало: они пытались хотя бы часть перераспределённых внизу денег вернуть себе, потому что считали, что низшие слишком уж жируют и стремятся догнать по роскоши их самих, а это уже покушение на особый статус избранных.
– Ты же говорил, что у вас был рай, а пришельцы его ещё и улучшили.
– Пришельцы принесли достаток. Да, соглашусь, в этом они преуспели и нас облагодетельствовали. Но у нас сложилось своё устройство: было много племён, и те, кто первым наладил контакты с пришельцами, решили, что они избранные. Они распределили все важные должности между своими родственниками. Некоторые из пришельцев, а также наши, кто читал много книг, пытались вмешаться и объяснить, что для того, чтобы государство было устойчивым, система должна быть выборной, чтобы к власти приходили всегда самые успешные и умные, то есть чтобы система была самоорганизующаяся. Но наши смеялись в ответ, потому что у них и так всё было хорошо. Как, впрочем, и у главных из пришельцев – их тоже всё устраивало. Пока добывались нефть и другие ископаемые…
– А потом?
– Потом нефть стала иссякать, пришельцы потеряли интерес к нашей стране. Постепенно многие уехали сами, остались только те, кто здесь нашёл родину, те, кому некуда было ехать. Жизнь ещё теплилась, но доходы уменьшались, что и спровоцировало конфликты в дальнейшем. А главным пришельцам где-то далеко за холмом не было уже дела до этого места и до своих сородичей – они сделали вид, что этой страны не существует. А вот наши руководители подняли головы. Больше ничто не сдерживало их: богатств от пришельцев становилось всё меньше, и, естественно, обострилась конкуренция за те ресурсы, что оставались. Их какое-то время контролировали пришельцы, которые не уехали, но наши поняли, что их никто больше не поддерживает.
– Поэтому появилась овца?
– Да, овца появилась в нужный момент, ты прав. Вполне вероятно, что пропавшие овцы были и раньше, но именно в тот момент овца стала значить очень много.
– И что же дальше было? – мальчика, кажется, утомили философские отступления старца, который уже переставал казаться мудрым и больше походил на нудного.
– Всех, кто подобно тебе искал другие возможные причины пропажи овцы, жестоко наказывали как предателей и трусов, не желающих бороться с пришельцами. Люди на улицах перестали с пришельцами здороваться. Их стали обзывать «овцекрадами», а они обижались и обзывали наших «овцеозабоченными». Кое-где стали возникать и драки. В это время наш Великий вождь объявил, что овцу, скорее всего, украли именно пришельцы. Хотя он и не был категоричен, наши это поняли как окончательный вывод следствия. В драках убили сначала одного пришельца, потом другого. Те начали ходить по улицам с оружием. В итоге, естественно, при очередном нападении они убили одного нашего. И вот тогда началось…
– Что началось?
– Вакханалия, погромы, массовые убийства…
– Это ужасно!
– И это, мальчик мой, было ещё только начало.
– Что же было потом?
– Сначала враждовали с оставшимися пришельцами, видя в них корень проблем, которые всё множились. Когда уехали последние оставшиеся в живых после погромов, воевать вроде бы стало не с кем, но жители долины вспомнили о древних и непреодолимых различиях между ними самими – ведь здесь, как я говорил, жили потомки нескольких племён. Они стали враждовать между собой. Разразилась страшная война всех против всех, менялись союзы, рушились дома и фермы, заводы…
– Тут тоже виновата была овца?
– Овца стала спусковым крючком для ненависти. Потом уже имела значение только она. Люди так накачали себя злостью, что бросались с ножами на всех, кто казался им опасен. А опасными воспринимались все, кто думал иначе, разговаривал иначе, одевался иначе. Причины находились, в них никогда нет недостатка, когда есть желание воевать. На Крайний Запад, например, мы напали потому, что оттуда сократились поставки нефтепродуктов и электричества. Наш Великий вождь назвал это сознательным вредительством. Но ведь поставки сократились потому, что убили и выгнали всех специалистов-пришельцев! Это сейчас кажется очевидным, а тогда никто об этом просто не подумал. Когда включается ненависть, как впрочем, и любовь, мозг человека становится жалким и примитивным, он все события вокруг видит сквозь призму ненависти или любви, не способен на анализ и вообще размышления о чём-то, кроме непосредственно этого объекта.
Мальчик поёжился, будто от холода.
– Но почему любовь тоже? Разве убивают из-за любви?
– Любовь и ненависть – это чувства одного ряда, просто противоположные. У человека отключается критическое мышление, и он становится очень уязвимым, им можно манипулировать, он слеп и глух. Есть, правда, между этими чувствами разница существенная. Человек, безумно влюблённый, легко может стать безумно ненавидящим. Но от ненависти к любви дорога куда сложнее. Ненавидящий человек уже с большим трудом может прийти к любви.
