Простые смертные - Митчелл Дэвид Стивен (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗

А вот маленькой Кларе, то есть мне в ее теле, Косковы представлялись поистине идеалом.

Одной из обязанностей Клары – а она, едва поправившись, снова вернулась к своим обязанностям – было относить свежие яйца в дома наиболее уважаемых людей поместья: управляющего, кузнеца и священника. Тем временем уже наступил 1812 год. Однажды утром, подав Василисе Косковой корзинку с яйцами на пороге кухни, я, страшно смущаясь, спросила у нее: правда ли, что я встречусь в раю со своими умершими сестренками? Жену священника мой вопрос застал врасплох – во-первых, она, видимо, считала меня немой, а тут я вдруг заговорила, а во-вторых, вопрос, с ее точки зрения, был настолько элементарным, что она растерялась и стала спрашивать, разве я не посещаю церковь хотя бы по воскресеньям и не слушаю проповеди отца Дмитрия? Я объяснила, что мне мешают туда ходить мальчишки, которые щиплют меня за руки и дергают за волосы; они хотят, чтобы я перестала слушать Слово Божье, а мне самой очень хотелось бы послушать про жизнь Иисуса. Да, разумеется, я самым подлым образом воспользовалась собственным богатым опытом и знаниями и стала манипулировать несчастной одинокой женщиной, стараясь вызвать ее жалость и доверие; но у меня попросту не было выхода: иначе мне и в дальнейшем светила жизнь, полная тяжкого тупого труда, рабства и леденящего зимнего холода, который, как говорили в деревне, «пробирает до печенок». Василиса попалась на мою удочку; она провела меня на кухню, усадила и стала рассказывать, как Иисус Христос явился на землю в образе человеческом, дабы дать нам, грешникам, возможность отправиться после смерти в Рай, если мы будем молиться и вести себя, как подобает добрым христианам.

Я с серьезным видом кивала, слушая ее, а потом поблагодарила и спросила, действительно ли Косковы приехали из самого Петербурга. Тут Василиса окончательно разговорилась и вскоре уже вспоминала оперный театр, Аничков дворец, балы в день именин архиепископа, фейерверки на балу у какой-то графини и так далее. Я несколько раз говорила, что мне пора идти, что мать побьет меня за то, что я так задержалась, но Василиса все не умолкала. А в следующий раз, когда я принесла яйца, она напоила меня настоящим чаем из самовара и угостила абрикосовым вареньем. Ничего подобного я никогда не пробовала и решила, что это и есть нектар. А уже через несколько дней она, меланхоличная жена еще более меланхоличного священника, уже обсуждала со мной, крепостной девчонкой, свои личные проблемы и разочарования. Маленькая Клара слушала ее с мудростью, значительно превосходившей возраст любого восьмилетнего ребенка. И в один прекрасный день я решила рискнуть: рассказала Василисе о волшебном сне, который мне якобы приснился. Я с воодушевлением описала ей даму с молочно-белой кожей и доброй улыбкой, скрывающей лицо под синей вуалью. Эта дама неожиданно появилась в нашей жалкой избушке, где жили мы с матерью, и велела мне непременно учиться читать и писать, чтобы впоследствии иметь возможность передать послание ее сына другим крепостным. Но самое странное, продолжала выдумывать я, эта добрая женщина говорила на каком-то странном языке, которого я не знала, но почему-то все поняла, и каждое ее слово навсегда запало мне в душу.

Ну, госпожа Василиса Коскова, о чем это вам рассказывала маленькая крепостная девочка?

Хотя муж Василисы, священник Дмитрий Николаевич, был очень доволен тем, что нервы его жены значительно успокоились в результате душеспасительных бесед со мной, его все же беспокоило, что к ней в очередной раз «присосался» кто-то из «этих хитрых крестьян». В итоге он отвел меня в церковь, когда там никого не было, и решил хорошенько расспросить. Я старательно изображала смущение и растерянность – еще бы, ведь на меня обратил внимание такой значительный человек! – и всячески подталкивала Дмитрия Николаевича к тому, чтобы он поверил: перед ним дитя, которому судьбой уготовано особое, куда более высокое, место в жизни, и именно он обязан об этом позаботиться. Он задал мне множество вопросов о моем «сне». Могу ли я подробно описать ту «даму»? Я описала: темные волосы, прелестная улыбка, голубая вуаль – не белая, не красная, а ярко-голубая, как летнее небо. Отец Дмитрий попросил меня повторить те «странные слова», которые она мне «говорила». Маленькая Клара нахмурилась и, страшно стесняясь, призналась, что эти слова звучали не по-русски. Да-да, сказал отец Дмитрий, жена уже говорила об этом, но все же не могу ли я припомнить хоть что-то из слов «дамы»? Клара закрыла глаза и процитировала на греческом из Евангелия от Матфея 19:14: Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко мне; ибо таковых есть Царство Небесное.

Священник от изумления разинул рот и вытаращил глаза.

А я, перепугавшись и дрожа как осиновый лист, спросила: уж не значат ли эти слова что-либо дурное?

Моя совесть была чиста. Я чувствовала себя отнюдь не паразитом, а эпифитом [248].

Через несколько дней отец Дмитрий подошел к управляющему имением Сигорскому и попросил, чтобы тот разрешил маленькой Кларе жить у них в доме; он пообещал, что его жена научит девочку читать и писать, а также обучит всему, что должна уметь хорошая горничная, и та впоследствии сможет прислуживать в доме Береновского. Сигорский согласился на эту необычную просьбу, рассчитывая, что в ответ отец Дмитрий закроет свои честные глаза священника на бесконечный обман и насилие, которые он, управляющий, творит в имении. Мне нечего было взять с собой из родного дома, кроме платья из мешковины, деревянных башмаков и грязного овечьего полушубка. Вечером Василиса как следует выкупала меня в горячей воде – это случилось впервые с тех пор, как я умерла в Японии, хотя там-то я частенько наслаждалась горячей ванной, – и выдала мне чистое платье и настоящее шерстяное одеяло. Итак, прогресс был налицо! Пока я сидела в корыте с горячей водой, явилась моя «мать», требуя в качестве компенсации за девочку рубль. Дмитрий заплатил, понимая, что второй рубль она никогда попросить не осмелится. Я потом не раз встречала ее, но она всегда делала вид, что меня не знает, а на следующую зиму она, пьяная, свалилась ночью в канаву, заснула, да так больше и не проснулась.

Даже таким благословенным «вечным людям», как я, не дано спасти всех своих близких.

Пусть это и нескромно с моей стороны, но я, став де-факто, если и не де-юро, дочерью Косковых, вернула в эту семью смысл жизни и любовь. Василиса устроила при церкви школу и стала учить деревенских детей азбуке, арифметике и письму, а по вечерам находила время, чтобы учить меня французскому. Лукас Маринус из моей прошлой жизни неплохо знал этот язык, так что я стала весьма успешной ученицей, чем невероятно радовала Василису; она искренне считала, что мои успехи – это награда ей за все труды. Так прошло пять лет, я стала уже почти взрослой девушкой, высокой и сильной, и каждое лето, ожидая очередного приезда Береновского, начинала трепетать, опасаясь, что он заметит меня в церкви и спросит, почему его крепостная держится так вольно? Уж не забыла ли она, что является его рабыней? Мне необходимо было не только защитить свои завоевания, но и продолжить подниматься по социальной лестнице, а для этого я должна была поскорее подыскать своим благодетелям могущественного покровителя.

Дядя отца Дмитрия, Петр Иванович Черненко, был вполне очевидным и, пожалуй, единственным кандидатом на эту роль. В наши дни он бы давно прославился как человек, который не только создал сам себя, но и способствовал продвижению других; а уж сплетнями о его частной жизни были полны все «желтые» журналы. Он, будучи еще совсем молодым, вызвал в Санкт-Петербурге настоящий скандал, ибо не только тайно сбежал из дому с актрисой на пять лет себя старше, но и женился на ней. Многие злорадно предрекали ему распутную жизнь и в итоге позор и бесчестье, но Петр Иванович позора не нажил, а нажил сперва одно состояние – торгуя с британцами вопреки континентальной блокаде, – а потом и второе, пригласив немецких сталеваров чуть ли не во все плавильные цеха Урала. Его брак по любви оказался прочным, и двое его сыновей уже стали студентами и учились в Гётеборге. Я стала уговаривать Василису, когда он в следующий раз приедет в Пермь по делам, пригласить дядю Петра к нам и непременно показать ему, какую замечательную школу она устроила.