Идентификация - Янг Сьюзен (книга жизни txt) 📗

– Я так волновалась, – прошептала я.

Он не шевельнулся, и я обняла его снова, крепко-крепко, как он раньше обнимал меня. Джеймс сидел неподвижно. Я разжала руки, и он снова начал есть маленькими кусочками, рассеянно обводя взглядом столовую.

– С тобой беседовали? – спросил я.

Он отрицательно покачал головой.

– А меня забрали прямо после урока, – сообщила я.

Джеймс посмотрел на меня.

– Зачем?

– Спрашивали о Миллере и о тебе.

Джеймс не отреагировал, уткнувшись в тарелку. Мне его страшно не хватало, хотя он и сидел передо мной. Он уже не был собой прежним.

– Со мной никто не говорил, – сказал он. – Я вообще сегодня хендлеров не видел.

Тут бы нехорошим предчувствиям меня и отпустить, но они только усилились. Зачем же беседовали со мной? Либо действительно оценивали мое состояние, либо собирали доказательства на Джеймса.

– Я хочу выбраться за город, – сказала я. – Ты как, сможешь? Я хочу снова пожить в палатке.

Джеймс медленно жевал.

– Попробую.

Пустота в его голосе ранила больнее всего. Я боялась, что не выдержу долго.

– Неужели ты не хочешь со мной поехать? – тихо спросила я.

Он кивнул:

– Конечно, хочу, малышка.

Я выдохнула и опустила голову на плечо Джеймса. Под столом его рука нашла мою, и мне стало легче от этого слабого пробуждения жизни. Мое внимание привлекло движение в углу: там стоял темноволосый хендлер, наблюдая за мной со своей улыбочкой.

Глава 10

Остаток недели прошел примерно так же: я вела себя как абсолютно здоровая, особенно когда этот тип за нами наблюдал. Хендлер присутствовал в классе на уроках, таскался в столовую и следил, следил с постоянной усмешкой на лице. Будто ждал, когда я сорвусь.

Джеймса на беседу не вызывали, и я не знала, как это понимать. Неужели хендлеру показалось, что у меня депрессия выражена сильнее? Или они уже решили забрать Джеймса?

В пятницу я буквально вытащила Джеймса из школы. Целый день можно не притворяться – огромное облегчение. Как ни странно, мне не хотелось плакать. Я почти убедила себя, что Миллер не был нашим лучшим другом. Только так я могла справиться со случившимся.

В машину я все уложила заранее, чтобы сразу после уроков ехать за город. Джеймс молча сидел на пассажирском сиденье, глядя в окно. Родители недоверчиво отнеслись к нашей затее поехать за город так скоро после смерти Миллера. Может, даже что-то заподозрили. Они выспрашивали, почему Джеймс перестал у нас бывать. Я ответила – засел за уроки. Видимо, это и вызвало у них подозрения. В доме Джеймса я просто поселилась, игриво шепча ему на ушко, когда дома был его отец. Но я шептала ему держаться. Укладывая его спать вечером, говорила, что люблю и не позволю случиться плохому. Джеймс не отвечал. Я боялась никогда больше не услышать этих слов от него.

Джеймс сидел, уставившись на кострище, пока я ставила палатку, ворча и воюя с колышками. Я то и дело поглядывала на него, но он ни разу не поднял взгляда. Установив палатку и совершенно вымотавшись, я вытащила из машины свой спальный мешок, бросив Джеймсу второй.

– Спальный мешок сам неси, – пошутила я. – А то свалил на меня все дела.

Он не ответил, но поднялся и прошел мимо меня к палатке. Мы разложили мешки, и все это время Джеймс отсутствующим взглядом смотрел куда-то в пространство.

– Эй, – сказала я, откидывая ему волосы со лба. – Ты разве не хочешь полежать немного?

Он поднял на меня взгляд, но лишь на мгновение. Кивнув, он опустился на свой мешок на колени, а потом растянулся на спине. Прикусив губу, я улеглась рядом, прижавшись к Джеймсу так, как он любил: забросив ногу ему на бедро и уткнувшись лицом в шею.

Положив руку ему на грудь, я слушала дыхание. Джеймс лежал неподвижно.

– Я скучаю по тебе, – прошептала я. – Мне одиноко без тебя, Джеймс. Я стараюсь быть сильной, но не знаю, сколько еще продержусь. Ты должен ко мне вернуться. Я не смогу одна. – Мои глаза стали влажными. Джеймс не шевелился. Господи, я всего лишь хочу, чтобы он стал прежним. Хочу слышать его смех, саркастические замечания, сделанные с притворным самомнением. – Я люблю тебя, – прошептала я, и в палатке стало тихо.

Я теряю его, как остальных. Я шмыгнула носом, удерживая навернувшиеся слезы, и заговорила, как с прежним Джеймсом:

– Я тебя не отпущу, ясно? Я не сдамся. Даже не думай обзавестись другой подружкой, – улыбнулась я, притворяясь, что он рассмеялся. – Да, сейчас все плохо, но постепенно ведь наладится. Ты не Брэйди, ты не бросишь меня на берегу мучиться вопросом – почему? Ты сильнее этого. Я знаю, что сильнее.

Моя ладонь скользнула под рубашку и остановилась над сердцем. Кожа была теплой, знакомой. Сердце билось медленно и ровно.

– Пожалуй, надо тебя взбодрить, – весело сказала я. – С помощью физических упражнений. – Я приподнялась на локте, заглянув в прекрасное лицо Джеймса. Он по-прежнему смотрел в некую точку за пределами палатки. – Эй, – прошептала я.

Джеймс повел глазами. Его взгляд показался мне рассеянным, подавленным.

У нас много общих воспоминаний, но отчего-то я знала, что разговор о его играх в маленькой лиге или о том разе, когда он глубоко порезал ногу об острый камень, не вырвет его из апатии. Я провела ладонью по его груди и животу, остановившись у пояса джинсов. Когда я сунула руку за пояс, веки Джеймса затрепетали, и он коротко вздохнул – правда, совсем слабо.

Думать требовалось быстро, учитывая, что я не взяла презервативов и сомневалась, что Джеймс озаботился их захватить. Но другой возможности не представится. Не в этом мире. Я хотела Джеймса. Хотела, чтобы он забыл свою скорбь.

– Я люблю тебя, – сказала я. Глаза Джеймса остались закрытыми. Я прильнула к нему и нежно поцеловала в губы, почти оборвав поцелуй, когда он не ответил. Я начала целовать его шею, грудь, расстегнула пуговицу и целовала его живот, опускаясь все ниже. И только ощутив его руку в моих волосах и услышав, как он беззвучно шепчет мое имя, я поняла, что вернула его, пусть и ненадолго.

– Хочешь, я костер разведу? – спросила я. Мы лежали, тесно прижавшись. Джеймс потерся щекой о мою спину.

– Нет, – тихо ответил он, не отпуская меня. – Я хочу лежать с тобой.

Я улыбнулась и поняла, что это первая настоящая улыбка после смерти Миллера. От этой мысли мне стало не по себе.

– Миллер хотел бы, чтобы с тобой все было в порядке, – прошептала я.

Джеймс разжал руки.

– Я болен, Слоун, – сказал он. Я повернулась к нему. Голубые глаза налиты кровью, на подбородке колючая щетина.

– Не говори так, – попросила я.

– Я собираюсь покончить с собой.

В груди у меня что-то сжалось. Я схватила Джеймса и с силой прижала к себе.

– Не смей! – крикнула я. – Клянусь богом, Джеймс! – Меня так трясло, что слова выходили сбивчивые и невнятные. – Не оставляй меня, – всхлипнула я. – Не оставляй меня одну, пожалуйста!

Постепенно Джеймс снова обнял меня и прижал к груди, гладя по волосам.

– Слоун, – сказал он, – я не хочу в Программу, не могу забыть тебя и Брэйди.

Я отстранилась и поглядела на него:

– А если умрешь, типа, будешь помнить? Ты обещал мне, Джеймс! Обещал раз и навсегда!

Слезы катились у меня по щекам. Я ждала, когда он вытрет мне лицо и скажет, что все будет хорошо.

Его руки напряглись, будто Джеймс цеплялся за меня, но он молчал.

– Ну, продержись еще немного, – шептала я. – Скажи, что продержишься!

Я ощутила на коже тепло его дыхания:

– Постараюсь.

Мы лежали в палатке до темноты, выходя только поесть энергетических батончиков и выпить воды, а потом – чтобы воспользоваться туалетом. Я не спала всю ночь, боясь того, что принесет завтрашний день, и гадая, станет ли мой любимый когда-нибудь прежним.

На восходе я с надеждой посмотрела на Джеймса. Он лежал на спине, глядя в никуда; мне стало ясно, он пропал. И я тоже.