Стажеры(изд.1991) - Стругацкие Аркадий и Борис (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Корней мой в эти дни совсем извелся.Мало того, что ему этот галдеж нужно было регулировать,так свалились на него еще и личные неприятности. Всего я, конечно,не знаю,но вот однажды вернулся я под вечер с прудов — усталый, потный,ноги гудят,— искупался и завалился в траву под кустами,где меня никто не видит, а я всех вижу.То есть видеть-то особенно было некого — которые оставались,те все сидели в кабинете у Корнея,было у них там очередное совещание,— а в саду было пусто. И тут дверь нуль-кабины раскрывается, и выходит из нее человек,какого я до сих пор здесь никогда не видел.Во-первых, одежда на нем. Которые наши— они все больше в комбинезонах или в пестрых таких рубашках с надписями на спине. А этот— не знаю даже, как определить. Что-то такое строгое на нем,внушительное.Материальчик серый,понял?—стильный, и сразу видно, что не каждому такой по карману.Аристократ. Во-вторых, лицо. Здесь я объяснить уж совсем не умею. Ну, волосы черные,глаза синие — не в этом дело.Напомнил он мне чем-то того румяного доктора, который меня выходил,хотя этот был совсем не румяный и уж никак не добряк. Выражение одинаковое, что ли?.У наших такого выражения я не видел, наши либо веселые, либо озабоченные,а этот… Нет, не знаю, как сказать.
В общем, вышел он из кабины, прошагал этак решительно мимо меня и— в дом. Слышу:галдеж в кабинете разом стих.Кто же это такой к нам пожаловал, думаю. Высшее начальство?В штатском?И стало мне ужасно интересно.Вот, думаю, взять бы такого. Заложником.Большое дело можно было бы провернуть… И стал я себе представлять во всех подробностях, как я это дело проворачиваю, — фантазия, значит, у меня разыгралась.Потом спохватился. В кабинете уже опять галдят, и тут на крыльцо выходят двое— Корней и этот самый аристократ. Спускаются и медленно идут по дорожке обратно к нуль-кабине. Молчат. У аристократа лицо замкнутое,рот сжат в линейку, голову несет высоко. Генерал, хоть и молод. А Корней мой голову повесил,глядит под ноги и губы кусает.Расстроен. Я только успел подумать,что и на Корнея здесь, видно, нашлась управа, как они останавливаются совсем недалеко от меня, и Корней говорит:
— Ну что ж… Спасибо, что пришел.
Аристократ молчит. Только плечами слегка повел, а сам смотрит в сторону.
— Ты знаешь, я всегда рад видеть тебя,— говорит Корней. — Пусть даже вот так, на скорую руку. Я ведь понимаю, ты очень занят…
— Не надо,—говорит аристократ с досадой.— Не надо. Давай лучше прощаться.
— Давай, — говорит Корней.
И с такой покорностью он это сказал, что мне даже страшно стало.
— И вот что,— говорит аристократ. Жестко так говорит, неприятно.— Меня теперь долго не будет. Мать остается одна. Я требую: перестань ее мучить. Раньше я об этом не говорил, потому что раньше я был рядом и… Одним словом, сделай что хочешь, но перестань ее мучить!
Корней что-то сказал, почти прошептал — так тихо, что я не уловил его слов.
— Можешь!— говорит аристократ с напором.— Можешь уехать,можешь исчезнуть… Все эти… все эти твои занятия… С какой стати они ценнее, чем ее счастье?
— Это совсем разные вещи,—говорит Корней с каким-то тихим отчаянием. — Ты просто не понимаешь, Андрей…
Я чуть не подскочил в кустах. Ну ясно же— никакой это не начальник и не генерал. Это же его сын, они же даже похожи!
— Я не могу уехать,— продолжает Корней.— Я не могу исчезнуть. Это ничего не изменит. Ты воображаешь, что с глаз долой— из сердца вон. Это не так. Постарайся понять: сделать ничего невозможно.Это судьба. Понимаешь? Судьба.
Этот самый Андрей задрал голову, посмотрел на отца надменно, словно плюнуть в него хотел,но вдруг аристократическое лицо его жалко задрожало—вот-вот заревет,— он как-то нелепо махнул рукой и, ничего не сказав,со всех ног пустился к нуль-кабине.
— Береги себя! — крикнул ему вслед Корней, но того уже не было.
Тогда Корней повернулся и пошел к дому. На крыльце он постоял некоторое время— не меньше минуты, наверное, стоял, словно собирался с силами и с мыслями,— потом расправил плечи и только после этого шагнул через порог.
Такие вот дела.Насели на человека. Ладно, не мое это дело. Жалко только его.Я бы,конечно,на его месте накидал бы этому сыночку пачек,чтобы знал свое место и не встревал.но только на Корнея это не похоже.То есть непохоже,чтобы он кому-нибудь мог пачек накидать…вернее, пачек-то он накидать мог бы, по-моему,кому угодно,силищи и ловкости он неимоверной.Видел я, как они однажды возились возле бассейна — Корней, а против него трое его этих… ну,офицеров, что ли…Как он их кидал!Это же смотреть было приятно.Так что насчет пачек вы будьте спокойны. Но тут дело в том, что без крайней необходимости он никому пачек кидать не станет…не то что пачек, резкого слова от него не услышишь… Хотя с другой стороны, конечно, был один случай… Как-то раз сунулся я к нему в кабинет — не помню уже зачем.То ли книжку какую взять, то ли ленту для проектора.Одним словом,дождь был в тот день. Сунулся и попал вдруг в полную темноту. Я даже засомневался. Не было еще такого, чтобы в этом доме среди бела дня попадал в темное помещение. Может, меня по ошибке в какую-нибудь кладовку занесло? И вдруг оттуда, из темноты — голос Корнея:
— Прогоните еще раз с самого начала…
Тогда я шагнул вперед.Стена за мной затянулась, и стало совсем уж темно, как в ночном тире.Я вытянул перед собой руки,чтобы не треснуться обо что-нибудь, двух шажков не сделал— запутался пальцами в какой-то материи. Я даже вздрогнул от неожиданности.Что еще за материя? Откуда она здесь, в кабинете? Никогда ее здесь раньше не было.И вдруг слышу голоса, и как я эти голоса услышал, так о материи и думать позабыл, и замер, и дышать перестал.
Я сразу понял, что говорят по-имперски.Я это ихнее хурли-мурли где хочешь узнаю,сипение это писклявое.Говорили двое: один— нормальный крысоед, так бы и полоснул его из автомата,а второй… вы, ребята, не поверите, я сначала сам не поверил. Второй был Корней. Ну точно— его голос. Только говорил он, во-первых,по-имперски, а во-вторых, на таких басах, каких я до сих пор не то что от Корнея— вообще на этой планете ни от кого не слыхивал.Это,ребята,был настоящий допрос, вот что это было. Я этих допросов навидался,знаю, как там разговаривают.Тут ошибки быть не может.Корней ему этак свирепо:гррум-тррум-бррум! А тот, поганец трусливый,ему в ответ жалобно: хурли-мурли, хурли-мурли… Сердце мое возрадовалось, честное слово.
Понимал вот,к сожалению,я только с пятого на десятое,да и то,что понимал, до меня как-то не доходило по-настоящему. Получалось вроде,что этот крысоед — не простой солдат или,скажем,горожанин,а какая-то большая шишка. Может, маршал,а может,и министр. И речь шла у них все время о корпусах и армиях,а также о положении в столице. То есть это я вывел потому,что слова «корпус», «армия», «столица» мне знакомы, а они то и дело повторялись. И еще мне было понятно, что Корней все время нажимает, а крысоед, хоть и юлит, хоть и подхалимничает,но чего-то недоговаривает, полосатик, крутит, гадина. Корней гремел все яростнее, крысоед пищал все жалобнее,и лично мне было совершенно ясно,что вот именно сейчас и следовало бы влепить как следует— я даже весь вперед подался,касаясь носом ткани,отделявшей меня от допросной,чтобы ничего не пропустить, когда эта сволочь завизжит и начнет выкладывать, чего от него добиваются.Но крысоед вдруг совсем замолчал— в обморок закатился, что ли? — а Корней сказал обыкновенным голосом, по-русски:
— Очень неплохо. Вольдемар, вы свободны. Теперь попробуем подвести итоги. Во-первых…
Так я, ребята,и не узнал,что там было во-первых.Засветили мне вдруг в лоб с такой силой,что стало мне светло в этом мраке, и очнулся я, ребята, уже в гостиной. Сижу на полу,глазами хлопаю,а надо мной стоит,потирая плечо, этот самый Вольдемар, здоровенный дядька, башка под самый потолок, лицо у него растерянное и расстроенное, смотрит он на меня из-под потолка и говорит — то ли укоризненно, то ли виновато:
— Ну что же ты, голубчик? Что же ты там торчал в темноте? Откуда мне было знать? Ты уж извини меня, пожалуйста… Не ушибся?
