Зеленый жемчуг (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" (читать книги без txt) 📗
— Все будет хорошо, малыш!
Большая прохладная рука ложится на пылающий лоб, голос звучит спокойно и уверенно, но в глазах застыл страх, запрятанный очень глубоко, но все же…
— Папа! Это то, что я думаю? — Галка притворяться больше не может. Она, конечно, уже учится в меде и даже принимала участие в исследованиях по разработке вакцины, но поставить диагноз самостоятельно пока не решается, да и нервы не выдерживают.
Отец отвечает не сразу. Он достает фонендоскоп и набор каких-то пробирок.
— Подожди, солнышко, сейчас мы тебя послушаем.
— Папа! — Галка не может успокоиться. — Вы уже закончили работу над вакциной?!
Отец хмурит брови:
— Галина Алексеевна! Иди-ка ты лучше к себе. Потом поговорим.
Руки у отца мягкие, спокойные, движения лаконичны и точны. Голос вселяет уверенность в то, что все будет хорошо. Обычно после одного его осмотра становится легче. Но сегодня, похоже, не тот случай. Он берет анализ крови и уходит в домашнюю лабораторию. Когда возвращается, на нем лица нет. Испуганные, виноватые глаза отца и ходящие ходуном желваки — последнее, что сознание позволяет отчетливо запечатлеть.
Дальше все плывет в красном душном тумане. Старая липа шумит и протягивает в комнату свои ветви, наполненный жаропонижающим шприц впивается в кожу. Солнечные зайчики прыгают по комнате и превращаются в странные, нестерпимо пестрые, отвратительно жесткие проволочные конструкции, впивающиеся в пальцы и сжигающие весь воздух вокруг. Люди в белом заполняют дом. В небо взмывает вертолет «службы санитарной защиты», далеко внизу остается ставший совсем игрушечным дом, бассейн и старая липа. И вот уже нет ничего, есть только стерильный нестерпимо белый закрытый больничный бокс, кислородная подушка и капельница, прикрепленная к руке.
Отец мерит шагами коридор, словно часовой. Ему надо о чем-то договориться, получить какое-то разрешение. Сквозь лихорадочный бред доносятся обрывки фраз из его разговора:
— Сыворотка уже почти готова!.. Пробы на животных дали положительный результат! Я не могу ждать… Поймите, это моя дочь! Всю ответственность я готов взять на себя!
Пестрые конструкции из проволоки заполняют весь бокс, они внутри и снаружи, нестерпимо давят на живот и голову, они вонзаются в тело, рвут пересохшие губы. Затем стены бокса начинают сжиматься все ближе, все тесней, и вот уже на месте бокса — аквариум, заполненный технологическим составом, похожим на коллоид или густое желе. Его масса давит на плечи, сжимает грудь, сплющивает живот. Глаз не открыть, но она видит людей в аквариумах вокруг.
Хотя лица кажутся стертыми и обезличенными общей маской страдания, она узнает знакомых, друзей, коллег по работе в госпитале: вот Джун и ее родители, вот Наташа Корсакова и Пол Старк, вот Эстениа Гарсиа, лица которой она так и не вспомнила. А там кто? В аквариумах в правом ряду? Этого быть не может! Пабло, Дин, Петрович, Слава Капеэсэс и — о, ужас! — Командор!
И в этот момент в ее сознание проникают страшные, похожие и на мольбу, и на приговор слова. Заключенные на фабрике смерти бойцы космических сил Содружества и безвинные жертвы корпорации «Панна Моти» протягивают нити своих последних мыслей из глубины страдания, из бездны отчаяния, из тяжкой дремоты смертного сна: «Спаси нас! Это в твоих силах! Вытащи нас отсюда! Ты это можешь! Ты обязана нам помочь! Это твой отец во всем виноват!»
Их зов становится все настойчивей, превращается в раскатистый рев. Они тянутся к ней, видя последнюю надежду, единственный шанс на спасение. Но чем она может помочь? Преодолеть пространство и время, разбить стекла, вытащить людей… Но как это сделать, если нельзя даже пошевелить ногой, когда нет сил поднять руку и не получается даже дышать! Сдавленную коллоидом грудь сковал паралич, дыхательные мышцы, словно поршни неисправной машины, судорожно трепыхаются в жалких потугах впустить в легкие кислород. Но воздуха нет. Вместо него густая, вонючая жижа, что заполняет аквариум…
Да нет же! Это не аквариум! Это болото — зловонная трясина. Бездонное ненасытное чрево, способное переварить любое органическое соединение, поглотить какой угодно предмет, сохранить каждую тайну. Борющееся за жизнь молодое тело бьется в бесполезных конвульсивных попытках выбраться, отыскать какую-нибудь прочную ветку или не совсем еще сгнивший, привязанный к крепкому дереву корень. Но все бесполезно. Кругом одно гнилье. И нет больше сил, и осознаешь бесполезность борьбы. Но все равно! Еще один рывок, один судорожный вздох, один взгляд, может быть, последний…
А вокруг расправляет ветви окутанный нежным облаком свежей зелени лес. Сквозь кружевную листву проглядывает сияющее лучезарным светом теплого весеннего дня небо. А чуть дальше живет своей жизнью скоростное загородное шоссе. «Беги, Дин! Беги!» «Прости, отец, не сумел!»
Почему Дин? Откуда? Кто и зачем закинул ее в чужие воспоминания? Впрочем, искать ответы нет сил. Сознание полностью растворяется, подчиняясь необычно ярким, почти совсем реальным образам и ощущениям.
Что может быть в теплый и ясный майский день лучше, чем поездка за город к друзьям. Савенковы пригласили на барбекю, которое они по традициям своей земной прародины называют шашлыками. У них в городишке со смешным и непривычным названием Подлипки свой дом с бассейном и сауной, рядом речка со знаменитой пупырчатой корюшкой и губастым полосатиком, Ванкуверским эндемиком, открытым самим Дином Крейгом и акклиматизированным в других террообразных мирах.
Возле памятника знаменитому земляку, назвавшему планету в честь родного города на канадском западном побережье, отец привычно притормаживает и салютует. Он очень гордится, пускай весьма дальним, но родством с Дином Крейгом. И он всегда спорит, если Семен Савенков напоминает, что командиром экспедиции, открывшей Ванкувер, был его земляк Федор Асташевский. Какая разница, кто возглавлял экспедицию! Планета была открыта во время вахты Дина Крейга, поэтому ему и предоставили право ее назвать.
Надо сказать, что кроме спора о первооткрывателях, отец с Савенковым закадычные друзья и напарники. Как может быть иначе, если, прокладывая курс в подпространстве, ведешь огромный грузовой звездолет, который и причалить-то может только на орбите планеты, пристыковавшись к космической станции.
Независимым перевозчикам всегда приходилось нелегко. Помимо неизбежного риска встречи с астероидами или нападения пиратов окраинных миров, конкуренция на торговых путях Содружества всегда была высокой. А уж после того, как на Ванкувер запустила свои щупальца вездесущая «Панна Моти», и вовсе жизни не стало. Особенно когда началась эта эпидемия, будь она неладна. Можно подумать, грузовики и лайнеры Альянса обеззараживаются лучше, нежели корабли компаний Содружества!
— Ничего, прорвемся! — вслед за Савенковым повторяет отец.
Дин тоже мечтает когда-нибудь нести вахту у штурвала отцовского «Гризли» или, может быть, даже подняться на палубу космического крейсера. Но пока даже флаер ему доверяют только за городом, там, где нет назойливых сотрудников дорожного патруля.
На Ванкувере, который из-за благоприятных климатических условий и легкости адаптации земной фауны и флоры был полностью освоен за неполных сто лет, несколько сотен крупных мегалополисов, связанных между собой транспортными артериями. Загородное шоссе движется в три ряда. Внизу по земле ползут большегрузы и сельскохозяйственная техника, на высоте ста метров, защищенные силовым полем, движутся пассажирские флаеры и глайдеры, а высоко в небе стрекочут вертолеты. Здесь можно оторваться по полной.
Скорость, правда, в таком плотном потоке не выдашь, но не в этом дело. Настоящий пилот в любом скоростном режиме должен уметь сливаться со своей машиной, будь то примитивный флаер или огромный звездолет, и чувствовать ее, безошибочно определяя по малейшему колебанию корпуса, по минимальному изменению в ровном и звучном дыхании мотора, что ей в данный момент нужно. Только так достигается контроль, только так скорость подчиняется человеку. А еще умение не бояться и верить, что все будет так, как ты захочешь.
