Четырнадцатая дочь - Федорова Екатерина (читать книги .txt) 📗
Из-за двери донесся частый мелкий топот. Створка распахнулась, на пороге возникла служанка с подносом в руках.
Таня страдальчески вздохнула и застыла с полуприкрытыми глазами.
Служанка, крупнотелая девица с неприветливым лицом, брякнула ей на колени поднос и развернулась к выходу.
— Вы такая славная девушка, — прерывистым голосом пролепетала Таня в четырехугольную спину, задрапированную пышной блузой. Что-то подобное ей самой говорила Арлена в их первую встречу. — Вот гляжу я на вас и думаю: до чего же вы похожи на мою сестру, благородную княжну Орелию!
Девица притормозила, развернулась, заинтересованно взглянула на Татьяну:
— Да? А мне папенька говорил, что у нас в роду давным-давно, еще при первом Тарлане, имелись благородные. И на Заливной улице, где живем, наша семья самая уважаемая.
Надо ей польстить, подумала Таня. И поспешно согласилась:
— О да, благородное происхождение ничем не скроешь. Как ваше имя, благородная девица?
Девица расправила плечи до отказа, выпятила грудь. На первых уроках танцев, когда Ленклав попросил Таню изобразить благородную осанку, она тоже вытворяла что-то подобное. И тогда он разъяснил, что прямая осанка и выпяченная грудь есть вещи разные. Если первое подобает даме, то второе — девице из торговых кварталов. Благородный Ленклав Тарланьский так и не произнес слова «шлюха».
— Аюзанна, — сообщила служанка. — А что?
Таня измученно улыбнулась:
— О! Наши имена созвучны. Вы Аюзанна, я Татьяна… Скажите, благородная Аюзанна, кто является хозяином дома, в котором я нахожусь?
— Господин Омсель, — ответила девица.
— Я хотела бы… — Таня страдальчески сморщилась. Она и в самом деле долго не ела, от вида и запаха еды на подносе живот скручивало в узел так, что в глазах темнело. — Я хотела бы поблагодарить почтеннейшего господина Омселя за приют.
До чего же трудно быть княжной, когда еда на подносе и жрать хочется!
— Так он только что отсюда вышел, вот и благодарили бы, — заявила девица. — За подносом скоро зайду, ешьте побыстрее.
— О, благодарствую… — забормотала Таня ей в спину.
Итак, дом принадлежит Таркифу, который в этом городе носит имя Омсель. Информация вроде бы бесполезная, зато она сумела разговорить служанку.
Таня опустошила половину подноса, дождалась возвращения девицы и выдавила:
— Благодарю вас, благородная Аюзанна. А скажите, красив ли город Аретц? Я о нем слышала, но никогда не бывала.
— Порт есть, — деловито сообщила служанка. — Корабли заходят не часто, но зато все из Серендиона и диких стран. Разные диковины привозят, торговцев тамошних. У нас тут и лавки на набережной богатые имеются, в двух шагах отсюда. Там на все эти привозные редкости поглазеть можно. Опять же два рынка, новомодный театрус и капитория, куда выборные с каждой улицы на сход ходят. Больше ничего особенного нету…
Выборные с каждой улицы? Таня припомнила уроки Арлены. Аретц, Монсель и Гарлир — три вольных города на юге Анадеи, на самом краю Юргенской пустоши. Делами в них заправляли советы городских жителей, правителей не было, отсюда и название — вольные.
Аюзанна подхватила поднос, Танины мысли перескочили на другое. Если бежать, используя Врата, нужно сначала их найти. Обычно в городах Переходные Врата ставят на рыночных площадях. Или рядом, в центре.
Она выдохнула:
— А где расположены рынки, благородная Аюзанна? Может, прогуляюсь как-нибудь по торговым рядам.
Не зря Арлена советовала ей добавлять титулование при каждом обращении, ох не зря… Пышнотелая девица в ответ одарила Таню размягченным взором, сообщила:
— Рыбный рынок у нас недалеко, тут на берегу. А второй, шелковый, подальше, возле капитории. И театрус при нем.
После этих слов она оглянулась на дверь и поспешно ушла, а Таня вытянулась на подушках с закрытыми глазами. Итак, ее держат в доме на краю города, возле набережной. Поблизости рыбный рынок. Шелковый… шелковый должен быть где-то в центре города. Врата скорее всего рядом с ним.
Что еще ей следовало учесть? По всей Анадее принято брать пошлину за вход, но в вольном городе могли брать и за выход. Народное управление иногда обходится дороже, чем монархия и прочий деспотический строй.
Следовательно, нужно раздобыть деньги, а также платье и обувь. Придется подыграть каганскому сыну, глядишь, и выпустит на прогулку. Чего не сделаешь ради одежды и знаний.
Потом она перекатилась на бок, почти не потревожив этим движением просторную ночную рубаху, которая обнаружилась на ней под покрывалом. Тело ответило на поворот участившимся дыханием и недолгой темнотой в глазах. Но в общем и целом она чувствовала себя гораздо лучше, чем до еды.
Таня закусила губу и принялась обдумывать случившееся в деревне Лисва. В свете всех прочих обстоятельств…
Итак, начало событиям положил визит лысого служителя, рассказавшего о сне, где главенствовал бог по имени Коэни. Бог пожелал Таниного появления в храме. Она пришла — точнее, ее туда привели. И у храмового дерева вмиг побелела листва.
Потом Таня вернулась в Фенрихт, наткнулась на Орла и ощутила в себе синее пламя. Правда, в Фенрихте она всего лишь нарисовала Орлу синяк под глазом, пробив поставленный им магический заслон. И в обморок после всего не упала.
Через два дня Таню похитили, отправили в Лисву, где синее пламя уже растеклось по ее коже, а сама она принялась усыплять наложением рук, на манер библейских святых. После чего одна из игалс коснулась ее руки, и все твари, скопившиеся в окрестностях деревушки, сдохли. Словно мор библейский прошел.
А у нее появилась тенденция терять после совершенных чудес сознание.
Концовка. Драматическая, как в голливудском боевике. У Врат она убивает верховного Харгора одной пощечиной, предварительно отправив в беспамятство четверых молоденьких магов. Причем в последнем случае она даже пальцем не шевельнула. А подлый синий огонь внутри уже не плескался, снаружи не рисовался и вообще никак не проявлялся. Разве что несвойственной ей яростью.
В этой истории было два подозрительных момента. Первый: Харгор отправил всех опытных магов в деревню, а сам остался с Таней и горсткой студиозусов из местной Академии магов.
Впрочем, верховный наверняка был магом не из последних. К тому же Таню смогли обездвижить при похищении. Стало быть, Харгор мог понадеяться на собственную силушку.
Однако, сурово подумала Таня, он должен был представлять, что она натворила в деревне. И опасаться. Но почему-то этого не сделал.
Второй странный момент: в горстке студиозусов, оставшихся с Харгором, нашелся засланный казачок, сын серендионского кагана, косивший под местного. Очень удачно и очень вовремя нашелся. По сути, он Таню спас, потому что возвращаться в Алый замок для нее было смерти подобно.
Вот только за каким чертом ей на ум пришли строки про кукловода? Интуиция, предчувствие? Может, она тоже начинает потихоньку пророчествовать?
Таня натянула покрывало до самого подбородка и постаралась вспомнить знаменитый катрен Алидориуса Верейского.
Пятая строка, подумала Таня. Пятая строка уже частично исполнилась, поскольку лист побелел. И не один, а много листьев. Она подсунула под подушку ладонь, прикрыла глаза.
Пророчество про «проклятье древних королей» осталось вроде как неисполненным, хотя шут его знает. Может, тот замок в Ярге, слепленный из остатков домов и оград, и был результатом такого проклятия? А может, с этим как-то связаны игалсы. Они ведь расползлись по пограничным деревушкам, то бишь по окраинам.
