Сепаратист (СИ) - Курилкин Матвей Геннадьевич (лучшие книги читать онлайн .TXT, .FB2) 📗
— Вы же сами говорили, святой брат, что очищающий свет — это не инструмент пытки. А это вот как раз он, этот самый инструмент. Вообще-то изначально один умник пытался создать машину, которой можно было бы гуманно казнить преступников. Но оказалось, что казнить ей как раз-таки достаточно сложно. Ну да ничего, мы ее для дела приспособили. Можете не верить, святой брат, но никто еще даже часа не продержался. Все выкладывают, всех закладывают. Друзей, жен, кого угодно. А если провода вот к этим пластинам приладить, электродами называемым, — жандарм был очень горд своими глубокими техническими познаниями, электроды, на которые он указывал, были установлены возле головы, так, чтобы можно было укрепить их на висках, — то можно и вовсе лишить преступника разума. Правда, это надо долго стараться.
— Ну что ж, давайте попробуем. — распорядился священник.
Жандарм зажал провода в руке, крутнул педали, дернулся. Удовлетворившись тестом, подключил провода к наручным браслетам, махнул рукой одному из помощников. Тот уселся на «велотренажер», принялся крутить педали…
Однажды, в прошлой еще жизни, я собрался куда-то ехать на троллейбусе. Это был очень старый троллейбус, сильно проржавевший. Ступени у него были кустарно обиты блестящей жестью — должно быть, чтобы не дать им разваливаться еще сильнее. На улице шел противный холодный дождь. Ботинки мои были мокрыми насквозь — у обоих треснула подошва, и я уже месяц не мог себе позволить новые. Я оказался перед открывшейся дверью первым из ожидающих, и, поскольку терять уже было нечего, спокойно шагнул одной ногой в лужу, а вторую поставил на ступеньку. Поставил, а убрать не смог. Странное чувство — мышцы просто отказались меня слушаться. Спустя пару секунд люди позади начали волноваться, меня подтолкнули, я отступил, и контроль над мышцами вернулся. Однако стоило вновь поставить ногу на ступеньку, и все повторилось — мышцы отказались повиноваться, и я так и не смог двигать ногами. Тот троллейбус уехал без меня, а я только потом сообразил, что это было — меня слегка тряхнуло током. Понятия не имею, откуда взялось напряжение на ступени троллейбуса, насколько оно было сильным, и почему другие пассажиры ничего такого не почувствовали. Возможно, у них была более надежная обувь. Не важно.
Когда жандарм принялся крутить педали, я вспомнил этот случай. Ощущения были примерно такие же, только сильнее, гораздо сильнее. Мышцы свело судорогой, которая все никак не прекращалась. Боль нарастала постепенно, и, казалось, конца этому не будет. В голову против воли полезли дурные мысли. Что, если воздействия было недостаточно? Почему это не прекращается?
Боль прекратилась так резко и неожиданно, что я чуть не выдал себя. Мышцы вдруг отпустило, воздух, который я все никак не мог протолкнуть в грудь, грозил ворваться в легкие. От одежды после вчерашнего осталось только несколько тряпок, которые я пустил на набедренную повязку, так что любые изменения в состоянии стали бы видны палачам в тот же момент. Я все же удержался. Может, на секунду мышцы и расслабились, но я взял себя в руки, не дал себе вдохнуть. Медленно, сквозь по-прежнему стиснутые зубы, втянул немного воздуха, и так же медленно выдохнул.
Жандарм не прекращал крутить педали. Похоже, мне решили сразу показать максимум возможностей чудо-машины. Я по-прежнему сидел молча, стиснув зубы, остановившимся взглядом упершись в потолок. «Боги, да если бы ток все еще шел, я бы уже свалился без сознания!» — подумал я. А ведь действительно, скорее всего на это и есть расчет! Наконец, спустя минут пять, жандарм подал команду подчиненному. Динамо-машина замолчала, а я обмяк в кресле, свесив голову.
— Вы не перестарались? — холодно уточнил чистый. — Для допроса он должен быть жив и в сознании.
— Ничего, светлый брат, это всегда так. Сейчас водой отольем. Зато сразу будет знать, чего бояться.
Через минуту вышедший из камеры помощник выплеснул мне на голову целое ведро чистой ледяной воды. Это было восхитительно! Я успел сделать несколько глотков, да еще и горящую после вчерашнего кожу смочило. Просто праздник какой-то! Подняв голову, я обвел мутным взглядом жандармов. Священник стоял за спиной.
— Очнулся? Тогда начнем с того, на чем остановились вчера. Куда может пойти твоя подруга?
— Когда мы надолго расстаемся, она стремится меня найти, — ответил я. — Сейчас наверняка так же.
— Ну вот, так бы сразу и говорил. Ты что, думаешь, мы и сами не догадались бы об этом? Тогда вернемся немного назад. Расскажи, благодаря каким силам ты смог уничтожить Нону.
— Пулемет, — ответил я. — Мы использовали пулемет, чтобы продавить его защиту, а потом я бросил в него взрывчаткой.
— Ты не использовал нечистых сил против него?
Опасный вопрос. Мне не нужно, чтобы он знал о том, что у меня вообще есть манн, тем более никто не должен знать, какой именно. От этого зависит мой план. Так что я должен ответить правду.
— Нет, — говорю я. — Иерарх умер, потому что у него под ногами взорвалась взрывчатка. Моя подруга добила его, когда он был уже без сознания. — А то, что без моей помощи взрывчатка могла и не взорваться, это можно не говорить.
— Это правда, — удивился следователь. — Жандармы, прочь из камеры. Отойдите достаточно, чтобы не слышать нашей беседы — следующий вопрос, это дело церкви. Когда закончу я спрошу у вас, слышали вы, и тот, кто солжет должен будет умереть.
Синемундирники молча и очень поспешно убрались из камеры, по полу застучали шаги.
— Скажи, Диего, как тебе удалось противостоять нашему богу в его храме? Как так вышло, что ты осквернил целых два храма и до сих пор жив?
— Я менее чувствителен к вашей магии, чем другие. — Это тоже неприятный вопрос, но здесь я не рискну придумывать слишком сложную «правду». Дешевле сказать, как есть. Почти. — Не знаю, почему. Может, потому что удалось выжить несколько раз. Выработалась сопротивляемость.
— Может быть, может быть, — протянул чистый. — Так как ты осквернил храмы? Концентрация чистоты там так велика, что обычными действиями нельзя нанести никакого вреда средоточию божественной силы. Там даже порох не может взорваться.
— В первом храме ломала моя подруга. Она может быть очень сильна, когда захочет. А во втором ваш бог приказал мне подчиниться, я отказался. Храм после этого сломался сам.
— Ты сегодня удивительно покладист, язычник. Вчера ты не так боялся боли. — Чистый подошел к двери в камеру, махнул рукой жандармам чтобы возвращались.
— Ответы на твои вопросы моим друзьям не помешают, а меня уже ничего не спасет, — пожимаю плечами. — Зачем зря мучиться?
— Удивительное здравомыслие. Жаль, что оно не проснулось в тебе на несколько месяцев раньше. Сдох бы вместе со всеми неблагонадежными, и не доставлял нам проблем. И сам бы ушел без мучений.
Я поднял голову, посмотрел в глаза чистого.
— Почему же. Это были очень плодотворные месяцы, — усмехнулся я. — Столько чистых мразей упокоил, и даже одного иерарха. Все не зря жизнь прожил, хоть немного погань проредил.
Жандармы, которые как раз вошли в камеру, дружно ахнули, с опаской поглядели на священника. Обошлось, ожидаемого взрыва не последовало.
— На их место встанут другие, — ласково улыбнулся чистый. — Бунтовщики, ради которых ты, как считаешь, отдаешь свою жизнь, будут убиты, все. Нам не нужны здесь люди. Ты добился отсрочки, но это ничего не значит. И знаешь, мы позаботимся о том, чтобы умирая, они проклинали твое имя. К слову, пора бы продолжить. Сержант, давайте собьем спесь с нашего друга, что-то у него опять какая-то наглость проснулась.
Жандарм махнул рукой, помощник снова закрутил педали. Я принялся как мог достоверно изображать мучения, благо еще не успел забыть ощущения. Стиснул зубы, выпучил глаза, выгнулся и задержал дыхание. Утомительное занятие, но, может, когда им надоест меня снова обольют — жажда мучила по-прежнему.
«Пытка» продолжалась уже минут пять, и останавливаться мучители не собирались. Чистый встал напротив и с интересом рассматривал мое лицо, чем здорово нервировал. Я очень опасался, что он что-нибудь заподозрит. По лицу от напряжения тек пот, и, откровенно говоря, я уже не был уверен, что смогу достаточно долго изображать судорогу. Сил у меня после ранения — кот наплакал, этак я скоро не удержусь и расслаблю мышцы, и тогда все мое представление пойдет насмарку.
