Крылья Тура - Языков Олег Викторович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗

– Литера «А», товарищ капитан! – уважительно поцокал языком Коля. – Как для высшего комсостава!

Далее мы собрали ворох каких-то бумажек, по которым на вещевом складе в подвальных помещениях штаба я получил целую кучу барахла – отрез шевиота на парадный китель, отрез на бриджи, новые хромовые сапоги дивной довоенной красоты, фуражку, всю офицерскую ременную сбрую, кобуру (как я не отказывался, все равно – всучили), всякие там пошивочные или подшивочные материалы (приклад, как сказал кладовщик), золотые – наконец-то! – парадные погоны, звездочки, петлицы, белье, нижние рубашки, носки и проч. и проч. Я уже перестал реагировать на все эти сокровища пещеры Лейхтвейса, а Николай все еще что-то метал на расстеленную плащ-палатку (тоже мою!), ставя галочки в каком-то списке. Все! Наконец мы закончили, упаковали ценности в плащ-палатку и поперли ее во внутренний двор, к машине.

– А сейчас – размещаться…

– Коля, стоп! – Взял я ситуацию в свои надежные руки. – А вот с этим не спеши! Ты куда меня планировал засунуть?

– Известно куда, в наше общежитие!

– Ага! Пятьсот тараканов на двести постояльцев? И все в одной комнате? Не пойдет! У меня есть жилье в Москве. Погоди… сейчас… а, вот! Малосуздальский переулок, дом 17. Интересно, где это может быть?

– А вы что, не знаете, где живете? – в легком обалдении уставился на меня Коля.

– Я сказал, что у меня есть жилье, а не то, что я там когда-либо жил. Кумекай, Николай, шевели извилиной! Это квартира, а точнее – студия моего знакомого художника. Между прочим – из студии Грекова!

Но бравому Николаю имя Грекова ни о чем не говорило. Скорее всего, живописи батальной он предпочитал «ню»…

Где находится искомый Малосуздальский переулок, нас просветил помощник завгара, до войны работавший в Москве таксистом. Оказывается, совершенно рядом с «Метрополем». Вот и отлично! И далеко ходить не надо – все под рукой. Но сначала по пути мы заехали в маленькую швейную мастерскую, которая обслуживала огромную армию штабных командиров. Пожилой полный татарин-закройщик, с профессионально прищуренным глазом и десятком-другим воткнутых в закройщицкий фартук булавок, быстро меня обмерил, отошел, еще более прищурился – дальше уже было просто некуда, и спросил: «У вас высокая фигура… длину мундира какую будем делать?» Я показал, попросил не раздувать паруса на бриджах и пришить к ним парные пуговицы под подтяжки, а также попросил заранее проколоть на кителе и заштуковать дырочки под штифты орденов, и мы расстались. На три дня, как сказал меланхоличный закройщик.

– А вот теперь, Коля, летим искать мой дворец! – с легкой грустью о своем замке на Матери сказал я.

Дворец оказался так себе. Здание было дореволюционное, красивое, хорошей архитектуры. Но, надо сказать, довольно запущенное. Что поделать – война! Не до ремонтов было. Да и почистить двор и подъезд от мусора не мешало бы. Мы с Колей походили, покричали, вызнали, где можно найти домоуправа, и пошли на его розыски. Оказалось – на ее розыски. Пятидесятилетняя живая и бодрая женщина заявила, что она помнит Толеньку Рощина как живого.

– …тьфу на вас! Он и есть живой и здоровый! – буркнул я…

…и что она сделает для его командира…

…сослуживца и боевого товарища!

…ну да, сослуживца и боевого товарища, все-все… как только взглянет на мое командирское удостоверение! Вот!

Я с удовольствием смотрел на это чудо в юбке. Какой темперамент! Какая хватка! Интересно, а в молодости мадам не работала вместе с неким Ф. Э. Дзержинским?

– Да! Совершенно упустил из виду, уважаемая Капитолина Сергеевна! Вот для вас письмо от Рощина, а вот мое удостоверение… из рук, из рук, пожалуйста, а вот командировочное предписание, видите? Достаточно? Вот и хорошо. А вот, кстати, и ключ – Толя дал. Пошли смотреть палаты каменны?

По-моему, это называется мансарда. В общем и целом – вполне подходяще. Гораздо лучше, чем землянка или, скажем, глинобитный барак, который больше известен чабанам и овцам под гордым именем «кошара».

Да-а, несколько запущено помещеньице-то… Бардак, одним словом! Пыль, потеки на паркете под окном, какие-то подозрительные пятна на потолке. А так – места много. И света, и, что, как говорят, особо ценят художники – воздуха! Правда – несколько затхлого.

Я подошел к большому окну и с немалыми усилиями и треском распахнул створки. Вот так-то лучше! Весна, май! Только-только прошли праздники.

– Ну, что, товарищ командир? Помощь нужна? – Это, естественно, Капитолина.

– Нужна, Капитолина Сергеевна! Еще как нужна! Мне здесь без женских рук не справиться. Вот что… Жизнь сейчас нелегкая, вы тут всех знаете. Давайте пригласим три-четыре женщины, убраться, привести студию в порядок, тряпки какие постирать. Вот деньги… Отставить отпирательства! Вот деньги! Нужно будет еще – скажите. Всем, кто будет работать на уборке помещения, достойно заплатить. Я в армии живу на всем готовом, мне деньги тратить некуда. Да и не на кого… пока. Так что не будем спорить, уважаемая Капитолина Сергеевна! Да и заработают женщины хоть что-нибудь, на чулки там, на сласти… для детей, понятное дело. Ну, что? По рукам? Вот и хорошо. А я сейчас в госпиталь. Сегодня уже не вернусь, так что давайте командуйте тут! Ключ оставить? Ах, у вас дубликат? Просто великолепно, тогда – до завтра!

С тем мы с Николаем, освободившись от узла с барахлом, и отбыли. Машина довезла меня до госпиталя, довольный Коля распрощался, сказал, что ежели что – он в миг и сразу, и исчез в клубе дыма. Ну а я побрел искать глазника или, выражаясь научно, офтальмолога. Вспомнив анекдот про офтальмолога и гинеколога, я фыркнул и пошел бодрее…

Найдя заведующего соответственного отделения, я представился, показал бумаги и объяснил свою боль и печаль. Это встретило полное понимание, и я тут же был препровожден под белы ручки в смотровую. Там меня бросили в пыточное кресло, немного напоминающее кресло зубного врача, и надо мной склонились две головы. Одна принадлежала жгуче-черному армянину в белой шапочке, а другая – прекрасной незнакомке с голубыми глазами. Почему я говорю про глаза? А просто – все остальное скрывалось под белой марлевой повязкой. Как паранджа, прости господи! Вот что они – армяне эти, – со своими прелестными ассистентками делают!

Девушка начала осторожно снимать с меня повязку, а врач отвернулся и забрякал какими-то медицинскими инструментами на блестящем лотке. Началось! Сердце сжалось от испуга. Страсть не люблю больницы.

– Так, так, так… Где это вас, дарагой мой, так приложило?

Таиться от славных представителей советской медицины я не стал и выложил все как на духу.

Неожиданно приговор был мягок и щадящ. Все в полку с моим ушибом было сделано правильно. Теперь нужно было только время. Я ощутил гордость за нашего военврача и военфельдшера Верочку. Впрочем, некие процедуры не помешали бы… Вы где остановились и какие у вас планы на вечер?

Я честно сказал, что никаких планов у меня нет, а в жилье я еще не въехал. Оказалось, что это то, что доктор прописал! Причем – буквально! Доктор что-то мне прописал, и в госпитале я проведу время до завтрашнего обеда. А чтобы мне не было скучно, придется испытать на моем ушибе несколько новых процедур.

Чтобы избавиться от уродского синяка, я был готов босиком ходить по углям, а не только млеть под ловкими пальчиками красивой девушки, которая втирала мне какую-то мазь, и я с радостью согласился. Таким образом, я и переночевал в госпитале, будучи прогрет и усыплен целебным синим светом лампы…

В общем, в мансарду я поднимался почти другим человеком. Повязка была снята за ненадобностью, а глаз прикрывала небольшая марлевая салфетка на лейкопластыре. Да и ту через день-другой можно было снимать. Вот что значит наша передовая военная медицина!

Открыв своим ключом дверь, я просто обмер! Студию было не узнать! Даже цветы стояли в какой-то вазе. Воздух был свежим и чистым – машин-то в военной Москве поубавилось значительно, да и что им делать в нашем переулке? Вся студия сверкала чистотой, даже потолок освежили побелкой. Вот молодцы! С меня причитается новоселье, и никаких отказов я не принимаю!