Попаданец со шпагой - Коротин Вячеслав Юрьевич (книги .txt) 📗
Оба задумались. Уже хорошо. Пора добивать.
— Филипп Степанович, поймите, ваш приоритет в открытии никуда не денется. В своём докладе и статье, можно сделать самые общие, но, несомненно, революционные для развития новой отрасли науки вещи. Просто не надо пока касаться прикладной роли вашего открытия, понимаете? С этим нужно прийти к военному министру и начальнику медицинского департамента Военного министерства. Убедить их просто издать приказы по войскам. А приказы не обсуждаются.
— Да, молодой человек, — хмуро заговорил Бороздин, — возразить вам сложно, но осуществить секретность… Кстати, вероятно относительно полевых кухонь и новых пуль та же петрушка?
— Ну а вы как сами думаете?
— Думаю, что вы правы. Но не представляю, как можно осуществить секретность в масштабах всей армии.
— Полной секретности, разумеется, не будет, но если просто не хвастаться нашими достижениями, то всё равно Россия получит значительный выигрыш во времени: пока враг узнает, пока поверит, пока задумается, пока решит… Ну и так далее.
На эту тему и проговорили до самого Пскова.
Промышленный шпионаж тогда (или сейчас?) присутствовал в самом зачаточном состоянии. Секретность – аналогично. Разве что "секретные гаубицы" Шувалова вспоминаются, которые на самом деле были хуже несекретных.
В общем, если не "звонить" на всю Европу о наших открытиях и изобретениях, то можно быть относительно спокойным на предмет того, что вороги о них прознают и немедленно внедрят – не та держава пока Россия на научном "глобусе", чтобы целенаправленно вынюхивать здесь "что эти русские ещё нового придумали".
В псковской гостинице "причесали" доклад доктора в области микробиологии и медицины, а также обсудили с генералом как можно произвести "презентацию" кухонь на колёсах и новых пуль эффектно, но без излишней помпезности.
А с динамитом, гремучей ртутью и прочим, я уж сам разберусь. Дали бы только нормальную лабораторию.
Вообще-то должны предоставить – ведь два элемента новых, это вам не фунт изюму. Перспектив ещё накидаю… По-любому заинтересуются, на эту тему беспокоиться не стоит.
А ещё через несколько дней мы въезжали в Санкт-Петербург.
Разумеется, я не ожидал увидеть светло-серые параллелепипеды новостроек спальных районов, трамваи и автобусы… Но чтобы город был до такой степени не похож на тот, который я знал и любил! Ведь просто вообще ничего знакомого!
Деревянные халупы на окраинах, это понятно, но центр! Ни одного знакомого здания даже на Невском. Ни тебе Казанского собора, ни Александрийской колонны, про рвущихся с поводьев коней Клодта на Аничковом мосту вообще говорить нечего. Исаакий совершенно не похож на себя…
Понятно, что всего этого в данный момент и быть не могло, но сознание просто отказывалось верить, что я приехал в Северную Пальмиру. Хотя разум пренастырно мне твердил: "А чего ты ожидал?" И всё равно…
Генерал отправился на проживание к кому-то из своих друзей, а мы с доктором сняли квартиру на Фонтанке. Очень приличный двухэтажный дом с садом. Поселились на первом этаже..
Визит в Академию решили нанести завтра, а пока устраивались на новом месте жительства и писали письма.
Вот по поводу написания писем хотелось бы сказать отдельно. И очень хочется исключительно в матерной форме.
Какой мерзавец додумался писать этими идиотскими гусиными перьями? Сколько, блин, у них тысячелетий было от изобретения письменности? Ничего другого придумать не могли?
В общем, я испоганил два листа бумаги, извазюкал все пальцы в чернилах, плюнул и, втихаря от Бородкина достал свою шариковую ручку. Вряд ли тут перлюстрацией всей личной переписки занимаются, а в случае чего отопрусь привычно – из Китая. А перьевую ручку нужно "изобретать" в срочном порядке.
Но это ведь не всё. Хоть я и штудировал у Сокова в усадьбе правила нынешней русской грамматики, это ведь теория…
Русский язык и так состоит практически из исключений и неправильных глаголов. Грамотно говорить, а тем более писать на нём может только, во-первых, родившийся в русской семье, а во-вторых, учившийся в советской школе, где грамотность долго и нудно вколачивалась в "спинной мозг", до состояния, когда рука пишет вне зависимости от головы, и, что характерно, грамотно пишет.
А тут совершенно нереальный "русский", с его "ерами", "ятями", "ижицами". Над каждым словом по минуте думать приходилось. Но "сваял" всё-таки два письма: Сергей Васильевич, в случае чего поймёт, а Настя простит.
На следующее утро отправились в Академию. Доктор уже не раз говорил, что мы находимся под патронажем член-корреспондента Кирхгофа, и обратиться по прибытии должны именно к нему.
Я всё время, с момента получения данной информации находился в полушоковом состоянии: Кирхгоф был физиком и чего-то там открыл, был Кирхгоф, который вместе с Бунзеном "родил" спектральный анализ. Не исключено, кстати, что это один и тот же человек – не помню. Но они, или он, вроде ни разу не русские немцы. Что ещё за Кирхгоф?
Выяснилось достаточно быстро. Но не просто. Когда мы с доктором перешагнули порог Академии Наук, непременно нарисовался некий служка на предмет "чего изволите?".
— Нас ожидает господин Кирхгоф, — со сдержанной гордостью "прорёк" Филипп Степанович.
— Не извольте беспокоиться, — немедленно отреагировал "местная шестёрка" и испарился.
Прошёл час. И, если бы я не отловил ту же физиономию, с которой мы беседовали до этого, то возможно, что мы с Бородкиным просидели бы в вестибюле Академии до темноты.
— Сударь! — окликнул я сквозящего мимо чиновника. — Вы доложили о нашем прибытии господину Кирхгофу?
— Константин Сигизмундович сейчас занят, — на меня посмотрели просто как на "тварь дрожащую", — вас известят, когда господин член-корреспондент освободится.
Ах, ты ж сука! Они что, эти чинуши, всегда и везде одинаковые!?
— Милостивый государь, — я постарался быть предельно корректным и не настучать в табло этой канцелярской крысе в данный конкретный момент, — вот письмо. Письмо, подписанное президентом Академии, где нас с коллегой немедленно, вы слышите: НЕМЕДЛЕННО! вызывают в Петербург, и где предписывается НЕМЕДЛЕННО сообщить о своём прибытии господину Кирхгофу. Я уже час назад поставил вас в известность о нашем прибытии. И что? Вы уже доложили господину члену-корреспонденту?
Увидев подпись на бумаге, это чмо моментально "потекло". Чтобы кровь с такой скоростью отхлынула от физиономии… Это что-то! У гипсовых скульптур жизни в лицах больше.
— Прошу прощения, ваше…
— Без чинов. Проводите нас, куда следует и доложите.
— Не извольте беспокоиться, прошу за мной.
Ведь просто "на цырлах" поскакал указывать дорогу. А он как минимум коллежский регистратор, а стало быть, дворянин. Тьфу ты, ёлки! Неужели уже тогда народ мельчать начал?
Лаборатория Кирхгофа была на втором этаже и чинуша, просочившись за дверь, вынырнул оттуда меньше чем через минуту. И не один. Вместе с ним вышел мужчина лет сорока.
— Здравствуйте, господа! Очень рад вас видеть! Кирхгоф Константин Сигизмундович.
Мы с Бородкиным тоже представились.
— Вы так молоды, — на лице будущего академика выражалось нешуточное удивление, когда он пожимал мне руку.
— Это временно, — отшутился я.
— Пожалуй, вы правы, — улыбнулся в ответ учёный. — Примите оба мои поздравления с вашим замечательным открытием. Европа пока не очень-то обращает внимание на работы русских химиков, но теперь, я надеюсь, ситуация несколько изменится. Уже получено поздравление из Лейпцига, а с течением времени, уверен, отреагируют и другие учёные.
Мы с доктором, не сговариваясь, ответили поклонами.
— Ваш доклад, — продолжал Кирхгоф, — я назначу на завтра, в два часа пополудни, если не возражаете. А пока – не изволите ли пройти в лабораторию?
