Товарищ Ссешес - Кондратьев Леонид Владимирович (е книги txt) 📗
Ненависть… голос… ужас… голос… наслаждение… голос, звучащий в окружающей тиши… Острый коготок страха чиркает по покрытой мурашками спине, обращенной к безликой стене леса… Приглашение… нет… не приглашение к танцу — просто первый взгляд… Взгляд из-под трепещущих ресниц на недостойного, который посмел и не побоялся пригласить… Звуки, складывающиеся в песню, полувой-полустон, взмывающий к ночным небесам фугой ужаса и омерзения и омывающий мою душу…
Нет, это не ты, о леди Смерть, нет, не ты. Но в раздающейся за моей спиной песне много нот, принадлежащих тебе. Только полностью овладев всей палитрой этих мрачных оттенков и обертонов, оттеняющих твою красоту, о Дева Смерть, можно так воздавать хвалу тебе… Я знаю ту, которая поет сейчас из мягкой темноты леса за моей спиной… Вернее, думал, что знаю…
Песня… песня в лучах лунного света и блеске звезд, звучавшая в унисон переполнявшим меня ярости, гневу и печали. Кто твой создатель? Мелодия, красивая и вместе с тем чудовищная в своем совершенстве, оставляющая ощущение — нет… единение… единение гнева… Ближе… еще ближе… И вот уже две души с рычанием и воем кружатся в невозможном чудовищном танце, переплетаясь щупальцами чувств и желаний…
Волны гнева и ярости, захлестывающие утлую лодку моего разума с каждым звуком… стоном… шепотом… криком… песней… опадают, покоренные неведомой мне магией песни, изливающейся из почти человеческого горла…
Тогда же. У костра
Тихое потрескивание сучьев в костре, мерное мерцание пламени и устремленный в никуда взгляд анимы Духа Чащи, внезапно застывшего на полуслове. Удивленные взгляды окружающих костер бойцов и пристальный — Иванова. Странно прервавшийся на полуслове Леший и внезапно забеспокоившиеся дракончики заставили людей затаить дыхание и устремить опасливые взгляды за круг света, очерченный прогорающим костром.
Напряженное ожидание чего-то очень страшного и не менее притягательного окутало всех присутствующих. Примерно такое же чувство заставляет в детстве с дрожащими коленями забираться в одиночку в темные глубины старого бомбоубежища, хранящие несметные, на взгляд юного сорванца, сокровища и скрывающихся за каждым поворотом монстров.
Проглотив вдруг непонятно откуда взявшуюся в горле слюну, Сергеич осторожно, можно сказать опасливо, произнес:
— Дед… Старшой? Что это?
Если не считать дыхания напряженно вслушивающихся солдат, ответом старшине была тишина. Иванов, так же как и все, заинтересованно уставился через костер на Лешего и уже приготовился тряхнуть этого подозрительного типа, как вдруг из тьмы леса послышались звуки. Чарующие, но вместе с тем странные звуки песни. Заставляющие окружающих покрываться холодными каплями пота…
Никогда — до самой своей смерти… Никогда и никому Иванов не сознался, какие воспоминания проносились в его голове, какие забытые чувства и ощущения вызывали эти звуки — переливы женского голоса, звучащие звонким ручейком в набухшей ужасом и тьмой ночной тиши…
Поднимающийся к небесам и подобно обвалу обрушивающийся на землю голос. Застывшие восковыми масками лица людей и ощерившиеся драконы, забившиеся в ноги схватившемуся за сердце старшине… Песня ужаса… медленно и неохотно теряющая капли тьмы и боли… И затихающая… Хотя еще долго застывшие у костра существа слышали ее отголоски…
Тогда же. Ссешес Риллинтар
Ква-аа!!! — Пронзительный голос истосковавшейся по личной жизни лягушки немного привел меня в себя. Вот именно что немного. Странные ощущения и чувство растворенности в чем-то большом остались. Окружающее казалось наполненным многогранным смыслом, и даже переливающаяся лунная дорожка на поверхности воды несла в себе откровение. Чуть расфокусированный взгляд скользил по округе, и разум просто не в силах был обработать наплыв — массив информации, — обрушивающийся на меня: одуряющий запах трав, многоголосое шуршание камыша и осоки, тихий разговор листьев на убаюканных ночью деревьях. Ощущение полной опустошенности и вместе с тем наполненности — ощущение растворенности в окружающей природе, в Чаще, унесшее гнев и ярость и оставившее только мягкое, теплое, как объятия матери, спокойствие. Хотя… нет, не в природе — и уж тем более не в окружающей Чаще. Лесным эльфом — бррр, мерзость-то какая! — я, слава Ллос, не стал… Скорее, единение с Миром. Никогда не занимался медитацией, но, судя по отзывам знакомых, именно такие ощущения у них и возникали. Значит, вот что это было… Впасть в нирвану, находясь лунной ночью где-то в глубине белорусских лесов, просто от звуков… Песня! Точно, это была песня! Она начиналась и длилась вечно — именно вечность прошла, пока я слушал ее.
Кажется, мои чувства и мой разум были прибоем, мерным, ритмичным прибоем, подчиняющимся ритму этой песни. И вместе с этим ритмом они менялись, в них вплеталось нечто не принадлежащее мне, что-то спокойное, ласковое, теплое. И это что-то, подобно тонкой пленке масла, усмиряющего бешенство штормовых волн, по капле, по капельке растворяло ярость и гнев и укутывало в теплые шелка понимания. Я больше не был одинок… Понимание этого заставило широко распахнуть обращенные в ночное небо глаза. И красота ночи… леса… мира… обрушилась на меня волной…
Замечательный рецепт: тихая лунная ночь, полная луна, приступ ярости — и все это заполировать песнью кицуне. Теперь буду знать! Стряхнув с себя оцепенение, оглянулся и обнаружил в полуметре, на тонкой бровке песка, разложенные на куске материи два гребня и кусок мыла. Нет, все же умна девчонка! Все правильно сделала и просчитала. Молодец!.. Ilharessen zhaunil alur!
Широко улыбнувшись окружающему миру, залихватски запустил пальцы в растрепанную шевелюру и сморщился от омерзения — из всех знакомых мне по двум слоям воспоминаний средств для ухода за волосами болотная жижа являлась самым хреновым. Будем смывать! Кстати, когда возишься с длинными волосами — намыливаешь их, смываешь, пытаешься разобрать непослушные, слипшиеся от грязи пряди, — в голове почему-то начинают роиться мысли. Давно, кстати, это заметил. Вот и сейчас в моей остроухой голове закопошились паучки мыслей — многоцветные, разного размера и вида — просто милашки. И пока я на автомате придавал себе вид, достойный Главы Дома, эти многоногие сорванцы устроили целое представление. Вот, например, один паучок, выделяющийся своей упитанностью и медленной, вальяжной манерой перемещения, несет в себе очень трезвую и интересную идею по расширению базы. Ведь действительно, считай, толпа бесплатных землекопов в наличии! Почему бы и нет? Только вот с деревом в качестве материала для амулетов я теперь связываться не буду. В деревянном исполнении они, сволочи, разряжаются как бы не быстрее, чем я их заряжаю. Так что первая необходимость — это подобрать нормальный материал, удовлетворяющий целому спектру характеристик: он должен хорошо держать заряд, легко обрабатываться и, самое главное, он должен быть под рукой. Например, серебро всем хорошо, только вот жалко. Хоть и можно Лешего тряхануть, но тут есть одно «но»: после удара молнии, считай, от амулетов мало что останется, и дело не в том, что поплавятся, скорее всего, вообще испарятся. Драгоценные камни тоже жалко. Да и маловато их в загашниках Духа Чащи. Стекло как аморфный материал не подходит абсолютно — оно будет еще хуже, чем дерево. Железо? Так где ж я в лесу железо найду, и кузницу вдобавок?! Поэтому из доступных материалов остается только кость. А что, дешево, сердито и коэффициент утечки минимальный. И обрабатывать намного легче, чем серебро. Точно! А с костями, думаю, в лесу напрягов не будет.
Только успел более или менее рассмотреть эту мысль о базе, как в поле моего зрения с наглым видом появился другой паучок — мелкий, верткий, украшенный потеками крови на идеально черном фоне хитина. Мысль, которую он нес, иначе чем странной назвать было просто нельзя, ибо она оказалась щедрой рукой сдобрена воспоминаниями обеих половин моего разума. Месиво из ребер, обрывков кольчуги и металлического крошева зачарованного наконечника, просто взорвавшегося при попадании. Проступающее через это воспоминание об уверенном, чуточку уставшем голосе учителя, увлеченно рассказывающем застывшим вокруг него школьникам: «Вот теперь смотрите довольно интересный опыт. Для него нам понадобятся стеклянная палочка, газовая горелка и ведро с обычной холодной водой. Внесем в пламя горелки стеклянную палочку и дождемся того момента, когда расплавленное стекло начнет капать в подставленное ведро. Главное в этом опыте — чтобы охлаждение полученных стеклянных капель было как можно более быстрым. А теперь выключим горелку и аккуратно отложим на асбестовую плитку остаток стеклянной палочки. Теперь очень осторожно достанем из ведра застывшие капельки. Правда, похожи на застывшие слезы? Вот именно поэтому и еще по одной причине, которую я вам сейчас продемонстрирую, их и называли в древности слезами дьявола. Берем одну из слезок и аккуратно отламываем хвостик. Оп! Видите, как буквально мгновенно она с небольшим хлопком взорвалась, оставив после себя маленькое облачко стеклянной пыли? Если бы мы провели этот опыт в темноте, то была бы видна еще и небольшая вспышка света. Секрет этого опыта заключается в том, что поверхность стеклянной капли, охлаждаемая водой, моментально твердеет, а медленно застывающие внутренности капли, охлаждаясь, уменьшаются, заставляя стекло подвергаться сильному внутреннему напряжению. И стоит только чуть-чуть повредить поверхность, как спящие в ней силы буквально разрывают ее». Пританцовывающий перед моим взором паучок буквально светился от важности и распирающего его веселья. Ведь действительно, наконечники из стекла я уже делал, так что мешает охлаждать их не плавно, как сейчас, а мгновенно? Получившийся наконечник при попадании в тело будет взрываться, начиняя жертву алмазным облаком мельчайшей стеклянной пыли, гарантируя медленную и мучительную смерть от многочисленных кровотечений и блуждающих по кровотоку осколков. Красивейшая мерзость этой мысли заставила меня предвкушающе улыбнуться. А ведь точно, достаточно даже легкого ранения — и попавшая в вены стеклянная пыль рано или поздно сделает свое дело…
