Гроза чужих морей - Михеев Михаил Александрович (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Следующим оказался брат-близнец "Талбота" крейсер "Эклипс". После нескольких попаданий он загорелся и, хотя подводных пробоин не было, от этого экипажу корабля было не легче. Очень быстро корабль превратился в огромный костер, из которого то и дело доносился грохот взрывающихся боеприпасов. Силой взрывов на десятки метров от него разбрасывало горящие обломки, а экипаж во главе с офицерами, быстро сообразив, что ничего не может сделать, торопливо покидал обреченный крейсер.
Четвертый крейсер экипаж, разбуженный грохотом, покинул еще до того, как его начали топить. Причем сделано это было настолько быстро и организованно, что не было потеряно ни одного человека. Сам же крейсер разделил судьбу других кораблей, угодивших в ту ночь под обстрел и, получив несколько попаданий, в течение нескольких минут перевернулся.
Таким образом, в одну ночь ближайшая к зоне боевых действий база Великобритании перестала существовать, и это было одной из самых серьезных ошибок, совершенных Плотниковым. Все же он не был идеальным командиром, и одним из его недостатков оказалось отсутствие предрасположенности к психологии. А офицер, тем более, старший офицер, должен быть, в том числе, и психологом, хотя бы для того, чтобы предугадывать действия противника. Вот этого-то таланта у командира "Мурманска", к сожалению, не наблюдалось в принципе.
В детстве, наверное, все зачитывались книжками про пиратов. Ну как же, шедевры вроде "Острова сокровищ" были настольной книгой любого мальчишки. И среди этих книг весьма достойное место занимает некий "Капитан Блад", легендарный пират, чей образ вышел из-под пера талантливого писателя Сабатини. Только вот если для мальчишек интересно, как корабли стреляют и берут врага на абордаж, то те, кто постарше, просто обязаны обратить внимание на одну маленькую деталь. Лихой пират и, несомненно, талантливый офицер, капитан Блад позиционируется, как военный хирург с опытом войны на море, но, на самом деле, он психолог. Встречаясь с противниками, которые сильнее него, он, прикладывая минимальные усилия, заставлял их действовать так, как это нужно ему. При этом они теряли все свои преимущества, а дальше – дело техники. Блад, конечно, вымышленный персонаж, точнее, собирательный образ пирата с налетом гламура, но суть писатель уловил верно – победы достигаются не только оружием, но и умением манипулировать противником, просчитывая ситуацию на десяток ходов вперед.
Вот как раз с этим у Плотникова было тяжеловато. Его знаний и опыта хватало на то, чтобы хорошо командовать кораблем и пользоваться уважением экипажа, но для решения глобальных проблем этого явно было недостаточно. Результат оказался несколько иным, чем он планировал – да, британцы почувствовали себя оскорбленными, но за их спинами стоял многовековой опыт. Они умели ждать и знали, когда стоит действовать немедленно, а когда лучше сдать назад. Не забыть обиду – просто отплатить за нее чуть позже.
Англичане хорошо умели считать и тоже понимали, как хреново остаться без баз. Неудобство Гонконга в такой войне они видели невооруженным глазом, сообразили и то, что если кто-то уничтожил одну базу, то он может ударить и по второй, причем в удобное для себя время. Короче говоря, ход мыслей Плотникова, не такой уж и сложный, был для них ясен, и в такой ситуации воевать здесь им попросту не хотелось. Результатом стало то, что и англичане, и русские спустили дело на тормозах. Побряцали оружием, продемонстрировали друг другу, что не боятся воевать – и утихомирились. Британские корабли расползлись по своим базам, русские вернулись на свои. Мир, уже сжавшийся в предчувствии надвигающейся катастрофы, начал потихоньку расслабляться.
Правда, окончательно идею войны англичане не похоронили. Базироваться ведь можно было и на Японию, благо судоремонтных мощностей Страна Восходящего Солнца имела в избытке. Вот только японцы что-то юлили, вертели хвостами и не говорили ни "да", ни "нет". Переговоры затягивались, а быть в постоянной готовности к войне и при этом не воевать чревато и с точки зрения экономики, и с точки зрения морального состояния войск. В результате процесс медленно коллапсировал, и угроза большой войны отдалялась на неопределенное время, что устраивало мир, но совершенно не устраивало Плотникова.
Макаров был взбешен не столько потерями в том бою и даже не тем, что британцы влезли не в свое дело. В конце концов, к простым морякам он претензий не имел – люди военные, им скомандовали, и никуда не денешься. Да и сражались британцы храбро и умело. Даже то, что японцы остались фактически один на один с минами, а значит, рано или поздно выведут свои корабли в море, его не особенно расстроило. Выведут – побьем, уж чего-чего, а сражения Макаров не боялся никогда. Бесило его совсем другое.
Ремонт кораблей, поврежденных в том бою, шел крайне медленно. Если те броненосцы, которые получили, как "Петропавловск", относительно небольшие повреждения, привели в порядок достаточно быстро, то "Победу" и "Пересвет" ремонтировали медленно и неторопливо. Вдобавок, не хватало ремонтных мощностей – Порт-Артур был удаленной от метрополии базой, поэтому буквально все, вплоть до последнего гвоздя, требовалось везти по железной дороге, которая тоже оперативностью не отличалась. И, ко всему прочему, начались проблемы с подчиненными.
То, что адмиралы с генералами опять расслабились и начали устраивать праздники вперемешку с молебнами, еще как-то можно было пережить. Макаров, потерпев пару дней и дав заодно отдохнуть экипажам кораблей, в жесткой форме начал всех "строить". Теперь, когда он был победителем в тяжелейшем сражении, да еще и с англичанами, его авторитет, и без того высокий, поднялся на вовсе уж недосягаемый уровень. Поэтому, когда он начал переводить адмиралов, не внявших с первого раза, на номинальные посты, где их возможности стремились к нулю, и поднимать хорошо проявивших себя в бою офицеров, это прошло "на ура". Разумеется, адмиралы были недовольны, но с формальной точки зрения Макаров был в своем праве. К тому же Алексеев, которому надоела адмиральская вольница и их излишняя осторожность, поддержал его в этом вопросе. Надо сказать, Алексееву не давали покоя лавры великих флотоводцев прошлого. Ну, очень ему хотелось громких побед, и пускай непосредственно командовал эскадрой Макаров, но все же самым главным здесь был он, наместник! А раз так, то любая победа автоматически становилась и его победой тоже, главное, чтобы они были, победы эти. А для этого (все же Алексеев был профессиональным моряком и разбирался в военно-морской специфике отлично) надо было, чтобы корабли не отсиживались в порту, а сражались. Именно поэтому он действовал с неуемной, порой даже избыточной энергией, и неожиданно преуспел. Особыми талантами организатора и координатора Алексеев не обладал, но недостаток этот сумел заменить огромной работоспособностью и энтузиазмом. В результате, благодаря его деятельности, количество прибывших на Дальний Восток людей и грузов в разы превосходило то, что было в основной исторической линии. Кроме того, своей деятельностью он заметно разгрузил Макарова, благодаря чему тот смог заниматься только и исключительно флотом.
Вообще, процесс здесь шел совсем иначе, чем в реальности Плотникова. Во всяком случае, не только флот одерживал победы. Относительно небольшая японская армия, высаженная в Корее и первоначально добившаяся некоторых успехов, оставшись без поддержки войсками и снабжения медленно, но неуклонно выдавливалась имеющим подавляющий численный перевес Куропаткиным обратно. При этом обе стороны избегали сражений. Японцы потому, что понимали – русские при таком соотношении сил раздавят их. Русские – потому что Куропаткин вообще не хотел сражаться. Однако тактика выдавливания оказалась неожиданно эффективной, и в планах Алексея Николаевича было не терять людей на поле боя, а запереть японцев где-нибудь, к примеру, в том же Чемульпо, а дальше пусть мрут с голодухи. Конечно, раздухарившийся Алексеев требовал от него активных действий, но формально придраться было не к чему – армия наступала, причем успешно, так чего же еще требовать от командующего? Естественно, о том, что японцы смогут блокировать Порт-Артур, речи сейчас вообще не было.