Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев (СИ) - Николаев Игорь Игоревич (книга бесплатный формат TXT, FB2) 📗
— Вот так, — прокомментировала Гамилла, щелкнув оружием вхолостую, проверяя как все работает. — Теперь надо стрел понаделать.
Без практических испытаний проверить мощность эрзац-самострела не представлялось возможным, однако Елене казалось, что, по крайней мере, для охоты на мелкую живность он вполне сгодится.
— Хорошо получилось, — согласилась лекарка. — Только надо где-то взять наконечников для стрел. И Артиго может не хватить сил, чтобы натянуть его руками.
— Кузнец накует, — пожала плечами Гамилла. — Это же не кольчуги пробивать, здесь и простое железо сойдет. А взвод… — она задумалась и решила. — Да, тут надо исхитриться. Сделаем «нажимку», самую простую, ему сойдет.
Что такое «нажимка» Елена решила не спрашивать, рассудив здраво, что скоро увидит. Вместо лишних слов она молча протянула мастерице флягу, в которой «еще было». Арбалетчица не отказалась.
Удивительно, подумала Елена. В мире, где правит ручной труд, а вершина индустрии — молот с водяным приводом, каждый человек умеет делать тысячу вещей. Обувь из куска кожи, пращу из веревки, копье из обожженной палки, трут из высушенной коры и бересты… Любой мальчишка (да и девчонка) знает как смастерить каменный или костяной ножик. Или вот самострел из трех палок, мотка жил и шнурка.
Вдалеке перекрикивались селяне, а средь мертвых стволов мелькали яркие пятна — детишки шарили по земле в поисках упавшего хвороста. Как всегда — хрюкали поджарые свиньи на вольном выпасе, пожирая все, что пыталось вырасти средь ободранных стволов. Обычно в это время года уже падал снег и традиционно начинался «свинокол», но сейчас теплая осень затянулась, и селяне по-максимуму использовали божий дар. На пришлых никто не обращал внимания.
Елена в первое утро по уже сложившейся привычке достала писчие принадлежности, открыла медицинский сундучок — и дело пошло. Кадфаль исполнил обещание, мобилизовав старух с вдовами, отдраил до сияющего блеска часовню и произнес речь. Будучи мирянином, «настоящие» проповеди читать он не мог, однако рассуждать о божественном промысле — вполне. Елена той речи не слышала, но по слухам люди впечатлились. Поэтому за два минувших дня крестьяне перестали бояться незваных гостей и начали воспринимать их как деталь быта. Есть некие люди, ходят, что-то делают, вреда не приносят, пользу приносят, устав соблюдают, ну и пусть себе ходят дальше. Внутрь собственно деревни компанию (за исключением лекарки-писаря) все-таки не пускали, однако за тыном ходить можно было невозбранно. Ночлег, баня и кормление прилагались. Шапюйи такое отношение явно задевало, поскольку его — образованного городского человека, к тому же не чужого! — теперь оценивали как приложение к Несмешной армии. Но мужчина стоически терпел и даже не торопился сбежать в город, хотя возможности у него были. Видать и в самом деле рассчитывал на вероятный договор с Артиго насчет покровительства Фейхану.
Одно плохо — раненая девочка по-прежнему оставалась в беспамятстве. Вдовица — кстати, довольно молодая и симпатичная женщина, хоть уже основательно потрепанная тяжким трудом — смотрела на лекарку как на господа в атрибуте Параклета и слепо надеялась на чудо. Увы, чуда пока не случилось. Порез на голове вроде бы не воспалялся, однако температура скакала от нормальной до горячки.
Было по-настоящему любопытно и странно — хоть обстоятельства прямо указывали на то, что с «тележными» случилась некая беда, деревня отправлять людей на помощь не торопилась. Кадфаль в ответ на вопрос Елены объяснил, что и здесь все определяется жестокой практичностью рядового повседневного выживания. Деревенские — люди суровые и привычные к смерти, однако не воины. Выдержать осаду за прочным забором или накостылять малой группе лиходеев они еще могут, но посылать ценных работников на произвол судьбы… нет. Поэтому все с такой надеждой ждали пробуждения раненой девочки, чтобы она разъяснила ситуацию. Для Елены это было очередной дикостью, и женщина даже хотела предложить съездить, потихоньку глянуть, что да как, однако решила — местным виднее. Не просят — не лезь. К тому же после некоторых раздумий женщина решила, что все-таки есть здесь какое-то второе дно и опять же, не надо вешать на себя лишние заботы без спросу.
Елена глотнула еще чуть-чуть, задумчиво покатала по небу шарик терпкого алкоголя. И решила, что после всего бардака, через который прошли две женщины, назвать их подругами, конечно, было бы чересчур, но и право на определенные вольности заслужено. Например, задавать неудобные вопросы.
— Есть разговор, — вымолвила она. — Можно не отвечать, но мне хотелось бы знать…
«Коль уж вы привыкли коситься в мою сторону, когда надо принимать суровые решения» — подумала, однако не сказала вслух Елена.
— Знать, что случилось с твоим?.. — она красноречиво развела руки, узнаваемо изобразив дуги арбалета.
— Зачем? — бесхитростно спросила Гамилла, более тщательно обстругивая щепку-спуск для самострела.
— Мы странствуем небольшой компанией, — Елена тоже решила быть откровенной. — И когда что-то сильно меняется, это важно для всех.
Гамилла покосилась на лекарку с недоумением во взгляде, так, будто Елена должна была что-то знать по умолчанию, например как держать ложку или завязывать шнурки на одежде. Лекарка ответила прямым взглядом, дескать, да, ведать не ведаю. Гамилла выдохнула, покачала головой и немного помолчала, будто предоставив собеседнице возможность угадать. А может быть, просто собираясь с мыслями. Елена так же молча и терпеливо ждала.
Арбалетчица неожиданно вытянула руку с ножом, и Елена чуть вздрогнула. Рефлексы, отточенные годами… да, а ведь уже и впрямь годами? — упражнений и хождению бок-о-бок со смертью заставили тело напрячься от близости оружия в чужой руке. Если арбалетчица и заметила реакцию, то сделала вид, что ничего не произошло. Она качнула рукой, вновь указывая на то, к чему хотела привлечь внимание.
Средь мертвых деревьев мелькала фигура в узнаваемой цветовой гамме, которой не было ни у сельских, ни в свите Артиго. Шапюйи, очевидно, искал женщин и, найдя, спешил к ним, огибая столбы ободранных стволов.
— Там… это!.. — провозгласил, точнее, проорал в голос Кондамин еще издалека, и Елена поневоле усмехнулась. Хотя племянник городского правоведа был постарше Гаваля и куда опытнее в жизни, горожанин и менестрель казались очень похожи. Гаваль так же никогда не мог толком удержать новость или хотя бы рассказать ее степенно, вдумчиво. Знание буквально распирало Кондамина, вырываясь как воздух из надутого меха. Елена снова чуть напряглась. Шапюйи не выглядел человеком, который просто спешит поведать что-нибудь интересное. Наоборот, Кондамин казался встревоженным, почти так же, как в день, когда Бьярн махал клинком над головой узника.
Опять, с неудовольствием подумала Елена. Снова кто-то бежит, спотыкаясь, торопясь доставить некую весть. В прошлый раз это закончилось встречей со свитой короля и поездкой в Пайт. Затем резня, гибель Буазо, вероятно смерть Грималя. Дай бог, на сей раз что-то более пристойное и радостное. Хотя вряд ли…
— Это!.. — выдохнул горожанин, добежав и тяжело дыша, как человек, долго раздувавший угли.
— Говори, — указала Гамилла, нахмурившись, а Елена подумала, сжав кулаки «только бы не девчонка!».
— Пришла в себя! — Кондамину понадобилось три тяжелых вдоха-выдоха, чтобы, в конце концов, сказать главное. — Вдовицына дочка!
— Слава богу, — проговорила Елена и на всякий случай набожно глянула в небо, приложив ладонь к груди, там, где обычно под одеждой носили кольцо Пантократора. Не то, чтобы она как-то специально верила в местного бога, но… в мире столько случайностей. Кто знает, может и в самом деле некая высшая сила приглядывает со стороны. Только сила эта явно к человечеству не слишком расположена, что, впрочем, не повод ею пренебрегать. Злые боги все равно богами остаются.
Кстати, у нее то кольца снова нет! Золотой подарок Дессоль женщина положила в могилу Буазо. Надо бы найти другое.
