Маски лицедея (СИ) - Глебов Виктор (читаем бесплатно книги полностью txt, fb2) 📗
У Зелёного клана с Красным были хорошие отношения. И портить их убийством даже одного члена соседней общины было нельзя. А это означало, что мне придётся действовать так, чтобы никому даже в голову не пришло, кто стоит за смертью врагов Беркутовой. Пожалуй, это было единственным осложнением.
Надежда Горемыкина была сестрой Аксёнова. Она подозревала, кто организовал смерть её возлюбленного, и с братом с тех пор прекратила всякое общение. Как и с двумя другими родственниками. Вела довольно уединённый образ жизни, часто посещая церковь. Не знаю, что она просила у Спасителя, но простить убийц Беркутова так и не смогла. А может, не захотела.
С неё я и решил начать.
Глава 29
Церковь, находившуюся неподалёку от её дома, Горемыкина посещала дважды в неделю. Делала щедрые пожертвования, не забывая и о попрошайках, которые занимали места на паперти в ожидании подаяния. Приходила всегда ровно в полдень, проводила в храме минут сорок в молитвах, ставила свечки, иногда писала заупокойную записку.
Туда я и направился, предварительно тщательно загримировавшись. Рыжие вихры, ватные тампоны под щёки, чумазая физиономия и, конечно, рубище, какими пользовались нищие.
Высадили меня во дворе неподалёку, откуда я дошёл до церкви и сел в самом низу крыльца. Старик слева тут же уставился на меня покрасневшими воспалёнными глазами. Спросил недобро:
— Эй, малец, ты чего тут?
— По своим делам, — отозвался я, шмыгнув носом.
— Нельзя! — решительно заявил нищий. — Проваливай! Нет тут лишних мест!
— Да я ненадолго. Мне только пару слов сказать кое-кому.
— Иди-иди, тебе говорят! — заволновался старик. — Мы тут сидим! Нам чужих не нужно.
— Слышь, малой, а ну, проваливай! — присоединился его сосед, вроде как, безногий. — А не то мигом бока-то намнём! Ишь, уселся он! Самим едва подают!
В это время по ступенькам начали спускаться пожилая пара, и нищие отвлеклись на то, чтобы отвесить прихожанам поклоны. Те кивали и бросали монеты в выставленные шапки. Когда дошли до меня, замешкались, ибо у меня никакого головного убора не было.
— А мне не нужно ничего, добрые люди, — проговорил я. — Идите себе с миром.
— Благослови тебя Спаситель, — с чувством сказала женщина.
Как только они отошли, старик снова напустился на меня:
— Ты зачем пришёл, если не берёшь ничего⁈
— Так вам же больше достанется, — отозвался я.
— Дурак, что ли⁈ Как нам достанется, если они просто ушли?
— Чего же вы от меня хотите?
— Если уж сел и не уходишь, так бери подаяние-то, — помолчав, проворчал старик. — После отдашь, коли тебе не нужно. Или поделишься. Мы все тут скидываемся в конце дня. Считай, за место уплотишь.
— Да если мне не нужно ничего? — сказал я, изобразив глупую ухмылку.
— Он блаженный, похоже, — проговорил безногий. — Ну-ка, вот тебе шапка. Пусть лежит.
В этот момент наверху показалась Горемыкина. Осенила себя святым знамением и двинулась вниз по ступенькам. За ней шагали два здоровенных телохранителя.
Калека тут же подсунул мне откуда-то взявшуюся шапку.
Надежда шла медленно, раскланиваясь с попрошайками и бросая им монеты. Когда добралась до меня, я шапку прикрыл ладонью. Старик бросил на меня искоса злобный взгляд. Мол, ты чего⁈
— Не надобно мне от тебя ничего, добрая женщина, — сказал я отчётливо, глядя на Горемыкину печально. — Вижу, что сердце твоё во тьме, и жалуешь ты не от души. Тяжёлый камень у тебя на ней лежит. Пока не снимешь, не возьму от тебя ничего.
Женщина застыла, глядя на меня в изумлении. Затем пожала плечами и пошла дальше. Но уже через три шага обернулась.
— Что-то прежде я тебя тут не видела, — сказала она.
— А меня тут раньше и не было, — ответил я. — И сегодня приходить не собирался. Только было мне видение одно.
— Какое? — жадно спросила Горемыкина.
Даже шажок назад сделала.
— Подсказали мне, что сегодня я тут сидеть должен. В это вот время. Теперь знаю, почему.
— Почему же?
— Тебя повидать должен был. Сказать тебе слово.
— Какое слово? — чуть помолчав, спросила женщина.
— Да ты его уже услышала, — я поднялся, отряхнул штаны. — Теперь пойду вот.
— Куда⁈ — всполошилась Горемыкина. — Подожди… Ты это… Неужели это всё, что тебе сказать-то велено было?
Мы встретились взглядами. Я выдержал паузу.
— Не всё. Но вижу я, что не готова ты пока остальное услышать.
— Нет-нет, я готова! — Горемыкина протянула мне руку, но дотронуться не решилась. Было видно, что она в смятении. — Кто с тобой говорил, мальчик⁈
— Этого тебе знать не надобно. Пока, во всяком случае. Не время ещё.
— А когда скажешь? — быстро спросила она.
— Не знаю. Может, и вовсе не скажу. Сердце у тебя… не таковое, как надобно. И душой ты не к Спасителю стремишься. Очиститься тебе надо. Но не знаю, сумеешь ли… Больно тьмы много, — вдруг я поймал её за ладонь и запрокинул голову, уставившись в небо. — Вижу, вижу… Чернота одна… Нет, не скажу тебе ничего! Не могу!
И тут же грохнулся на землю, закатив глаза.
— Хорош! — прошипел старик едва слышно.
— Что же это! — испуганно воскликнула Горемыкина, всполошившись. — Приступ! Врача надо! Эй, Вова, Юра, помогите!
Я почувствовал, как меня подхватили крепкие руки, попытались поставить. Но я расслабил все мышцы, став, будто мешок с костями.
— Несите его в машину! — велела Горемыкина.
— Госпожа, вы уверены? — раздался грубый мужской голос. Явно принадлежал одному из тех, кто меня держал. — Это же обычный попрошайка.
— Не обычный он! — резко ответила Надежда. — Особенный! Божий отрок, милосердно посланный мне во спасение! Несите в машину, вам говорю! Быстро!
И меня потащили через площадь. Вскоре я уже полусидел-полулежал на заднем сиденье автомобиля. По обеим сторонам сели телохранители Горемыкиной.
— Куда прикажете? — удивлённо спросил новый голос.
Должно быть, шофёр.
— Домой! Вызову туда врача. Поезжай же, Пётр! Видишь ведь, плохо ему!
Машина тронулась. Ехать было недолго. Я изображал обморок ещё пару минут, а затем вдруг резко «пришёл в себя». Сел прямо, огляделся, пару раз недоумённо моргнул.
— Где это я⁈
— Всё в порядке, мы едем ко мне домой, — оживилась Горемыкина. — Сейчас врача тебе вызовем, он тебя осмотрит. Всё будет в порядке. Тебе плохо стало, вот я и…
— Выпустите меня! — воскликнул я в отчаянии и рванулся к двери.
Один из телохранителей ловко поймал меня.
— Идти мне надо! — простонал я, неубедительно отбиваясь.
— Не волнуйся, врач тебе поможет! — испугалась Надежда. — Успокойся, мальчик!
— Не нужен мне врач, — сказал я, замерев и серьёзно глядя ей в глаза. — Не болезнь это. А божий дар.
Горемыкина растерялась.
— Ну-у… — протянула, не зная, что ответить. — Всё равно ведь не помешает.
— Нет! Не надо врача!
— Хорошо-хорошо, только не волнуйся!
Я сел на место.
— Идти мне надобно.
— Послушай… Позволь мне о тебе позаботиться, — волнуясь, сказала Горемыкина. Она практически умоляла. — Куда ты пойдёшь? У тебя есть родители?
— Нет. Умерли.
— Значит, ты сирота, — женщина почти обрадовалась. — Я тебя покормлю и отпущу, если ты захочешь уйти. Обещаю!
Я ей, конечно, не поверил. Но это значения не имело. Уходить я и не собирался.
Уставился на неё серьёзно и внимательно. Выдержал паузу.
— Жалко мне тебя. Сердце твоё будто в тисках, — тяжело вздохнул. — Ладно уж… Только ненадолго.
— Конечно! — обрадовалась Горемыкина. — Как скажешь.
Через несколько минут машина въехала в ворота особняка. Не слишком большого. Остановилась возле крыльца.
— Вот тут я и живу, — неуверенно сказала Надежда. — Пойдём?
Я вылез из автомобиля, потоптался возле него, словно не решаясь.
— Идём же, не бойся, — подбодрила меня Горемыкина. — Уйдёшь, как сам захочешь. Чаю попьёшь. С пирожными.
Мы двинулись по ступенькам. Дверь открыл камердинер. Удивлённо приподнял брови, увидев меня.
