Господин барон - Дулепа Михаил "Книжный Червь" (книги серии онлайн TXT) 📗
И все же как тут с религией? Какой именно «боже» храни Шурика Наипервейшего? Эх, будь это сказка, я бы еще и домой приехал, как новый Рюрик. Прямо вижу, как захожу в Кремль под ликующие вопли народа, бояре кланяются, нынешний Местоблюститель шапку Мономаха подсовывает, и все кричат «Слава, слава!» – а я такой…
Что именно я сделаю – домечтать не удалось. Со двора уже минуту доносились какие-то странные звуки: скулеж – не скулеж, крик – не крик – что-то среднее. Пришлось поднять недовольного кошака, вставать самому, выглядывать в окно… и вся томность момента пропала! Внизу, как раз под окнами баронских покоев, мои верные слуги настойчиво совали головой в петлю какого-то африканца, видимо, того самого «политического беженца».
– Немедленно прекратить!
Не люблю подобных типов, но не настолько же! Хотя… да нет, все же… с другой стороны… ладно, потом подумаю. Не вешать же? Или все-таки стоит?
Чересчур усердные исполнители с явным облегчением прекратили. Полуобморочный негр, дергая связанными за спиной руками, вывернулся из их хватки, отполз к стенке, в ужасе подвывая. Так, запомним исполнительность, позже похвалить надо за старание, а еще зарубим на носу – впредь никаких двусмысленных высказываний и постоянный контроль за исполнением! Ну фон Шницель ну я тебе сейчас покажу!
Показать не удалось – управляющий, предчувствуя нагоняй, заранее отгородился протоколом задержания и ксерокопией старого текста с подчеркнутым пунктом. «Покушение на имущество господина – вира со свободного человека, раба же следует повесить.» Н-да…
– Почему он – раб?
– У него нет имущества на продажу, значит, он не купец. У него нет инструментов, значит, он не ремесленник. У него нет оружия…
Фон Шнитце методично перечислял признаки социальных групп, и по всему выходило, что данный индивидуум подходит под единственное определение – раб.
Ну вот, а я как раз думал о том, где взять рабочих для очистки рва.
– Эй, чернобровый-белозубый, ты зачем бил стекла?
– Дэнег нет, семья голодный, сам голодный! Они виноват! – Жертва судебной системы, нутром поняв, что мне не хочется его вешать (я все-таки определился), быстро осмелел. – Законав нэ-эт? Можно всо! Я дом биль, патаму чта дэнег не даль!
– Закон – это то, что признают законом люди.
– Чэ-е?
– Чего-чего… Говорю, что закон тут я. Зачем ты моего стражника укусил?
– Кушать хотель, денег нэт, пасобия нэт, пачему не даваль? Буду жаловаться!
– Кому?
– В ООН! Ми бэженец!
– Ребята, вы неправильно вешаете. Сначала петлю на шею, а уже потом перекидывать через крюк и подтягивать.
– Э-э! Тут пырава чилавэка!
– Так они для человека, ты-то при чем?
– У меня дэты!
– Значит, будет кому тебя похоронить и оплакать.
Чернокожий, разинув рот, посмотрел на стражника, деловито снимающего веревку, и снова печально заскулил. Со стороны двухметрового плечистого негра это выглядело странно. Видимо, в его картине мира подобное наказание за подобный проступок было вполне естественным.
– Эй ты, молчать, слушать!
– Э, ничиво нэ делаль, я…
– Молчать!
Вытянулись по стойке «смирно» все, даже стражник с поднятыми вверх, к веревке, руками.
– Приказываю – сего человека для возмещения убытка определить в замковые рабы.
– Господин барон, по «Правде эсков» от одиннадцатого века никакой приговор не может быть отменен раньше, чем через сутки после вынесения решения суда. И по той же «Правде» сей человек должен быть повешен до смерти. – Фон Шнитце неопределенно пожал плечами и перешел на «низкую речь»: – Не очень хочется, но у нас тут три тысячи его соплеменников, нужно твердо указать на нашу готовность сохранить порядок!
– Суд был?
– М-м… формально – нет. Только ваше распоряжение.
– Найди статью, по которой ему причитается срок. Вот по ней он и виноват – заранее приговариваю к двум месяцам исправительных работ, или пока приносимая им польза не перекроет нанесенный ущерб.
– Слушаюсь, господин барон.
– Этого – в камеру!
Стражники и два полицейских подхватили негра и быстро поволокли в подвал. Надо нанять хоть одного нормального человека, транслирующего местным мои задумки, а то эти суровые ребята, слабо понимающие человеческие шутки, тут натворят еще…
– Объясните ему, что кто не работает, тот не ест.
– Будет выполнено. Да, герр Шрайбер жаловался стражнику, что вчера кто-то выл в подземельях.
Ну, это я был. Когда плечом ушибленным да каменную кладку рушить – такие звуки издаешь, самому страшно!
– И ночью тоже кто-то выл, это уже сам Эдгар подтвердил. У него опять… маленькие неприятности с женой, и он ночевал в комнате тюремщиков. Сказал – выло далеко, но жутко.
А это точно не я. Или придется признать, что по ночам я лунатиком брожу по замку.
М-да, веселый у меня домик.
Стоило повернуться к башне с оставленным кофе, как за спиной кто-то откашлялся.
– Господин фон Гравштайн?
Черный костюм-тройка, безукоризненный галстук, белоснежная сорочка, запонки и блестящие туфли. Не, это не рабочий человек.
– Я Давид Блюмшилд, представитель банка «Блюмшилд и сыновья».
Ну точно, не рабочий.
У ворот мялся какой-то жалкий мужичок, но было ясно, что они не вместе. Тот, что мялся, – мелкий, шустрый и принюхивается, словно кот дворовый, а этот – породистый. Вражина.
– Барон Могила фон Гравштайн. По какому делу вы прибыли?
– Видите ли, наш банк уже двести лет занимается кредитованием землевладельцев под залог их собственности. Бароном Элиасом фон Гравштайн сто сорок два года назад заключен договор на предоставление долгосрочной ссуды. С тех пор он многократно переоформлялся, но в данный момент…
Я вздохнул. Уж очень это вступление напоминало пару эпизодов из моей деловой жизни, продолжение я мог предсказать заранее.
– Давайте короче.
– Короче? Как хотите! – Он открыл папку, такую же, как была у фон Шнитце, только гораздо… гламурнее, что ли. Вытащив из нее лист, состроил деловое выражение лица и зачитал: – В соответствии с подпунктом семнадцатым девятого параграфа дополнительного приложения к договору об условиях займа, при блокировании счетов барона, мы имеем право арестовать имущество для обеспечения возврата наших денег.
Эгельберт подпрыгнул:
– Это незаконно! Вы не имеете права требовать исполнения…
– Теперь – имею. – Банкир перебил вмешавшегося управляющего и развел руками. – Конечно, закон о регулировании обязательных гарантий при займе, принятый восемьдесят лет назад, не позволял прибегнуть к данному подпункту, но вы отменили и его тоже. Так что я заявляю права на этот замок и земли вокруг. Разумеется, от лица банка.
Он с очевидным удовольствием закрыл свою папку и уставился на меня.
И почему-то увял, когда я ему радостно улыбнулся в ответ.
– Эгельберт, я понял!
– Что вы поняли, господин барон?
– Понял, чего не хватает! Все просто и давно описано классиками! Вот этот тип, он же еврей?
– По некоторым признакам я мог бы заключить, что…
– Богатый?
– Вероятно, господин барон.
– Тогда почему все еще на свободе? Я вчера читал «Айвенго», там есть точная инструкция, как положено поступать в данном случае.
– Э-э… я хотел дождаться вашего решения, господин барон.
– Хорошо. Оно таково – этого за решетку!
Блюмшилд, почувствовав, что шутками здесь не пахнет, начал пятиться к воротам. И в этот момент второй стражник их закрыл и заложил засов.
– Я гражданин Федерации! Только посмейте, и к вечеру здесь будет вся армия и полиция!
– Газеты читать надо. Никого здесь не будет.
– Мое руководство этого не потерпит! Вы будете иметь серьезные неприятности!
– Стража! – Я махнул рукой, подтверждая цель, и повернулся к банкиру. – Благодарю вас, мой дорогой, вы станете жемчужиной экспозиции! Мытарь уже сидит, людоеда поймали утром, теперь будет настоящий еврей-ростовщик! Черт побери, да я на одном вашем показе отобью все затраты на ремонт!
