В мире фантастики и приключений. Выпуск 2 - Альтов Генрих Саулович (читать книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗

– Это был последний, - сказал он. - А жаль. Завтра съедутся мои сотрудники, и мне нечего будет им показывать. Как странно все получилось.

Растирая обожженное место на руке, я пытался успокоить старика.

– Чепуха. Теперь вы знаете, как синтезировать этих тварей. Во всяком случае, вы научились управлять фактором времени. Три недели вместо миллионов лет это не так уж и плохо.

Он слабо улыбнулся и заметил:

– Это верно. Но вы понимаете, что может случиться. Ведь когда я бросал в ванну различные химические вещества, я их не взвешивал точно, я даже не помню, что я сюда бросал. А что если вторично опыт не получится?

– Обязательно получится, - сказал я. - Ведь природа, когда она "бросала" в Мировой океан различные химические вещества, она их тоже не взвешивала и не знала, что она делает!

– В этом есть логика. Что ж, попробуем все сначала.

– И не только логика, но и совершенно новая методика. Я размышлял над вашим опытом и пришел к выводу, что он имеет огромное значение для развития всей науки. Если он повторится, то тогда откроются совершенно новые пути синтеза природных веществ и материалов. Для этого нужно только более тщательно изучить природные условия, в которых вещества или организмы возникли, и как можно более точно воспроизводить их в лаборатории.

– И я вас прошу, когда появятся эти первые, красивые существа, позвоните мне в редакцию до того, как вы начнете получать отвратительных мутантов. Да и вообще, нужно ли их получать?

– А как же! Синтез живого белка и живого организма - это только начало нового направления в биологии. А дальше нужно будет проследить все этапы эволюции этих существ от низших форм к высшим.

– Может быть, так вы дойдете и до ихтиозавров? - засмеялся я.

– Об этом следует подумать. Если можно ускорить процесс образования первичной живой клетки, почему нельзя ускорить и ее эволюцию? Особенно, если известно, чем она определяется. - Геологические эпохи за недели и месяцы в лабораторных условиях?

– Вот именно!

– Ну, тогда обязательно позвоните мне в редакцию. Обещаете, Михаил

Федорович?

– Обещаю.

И вот сейчас я с нетерпением жду телефонного звонка от академика Брайнина.

Анатолий Днепров Пятое состояние

Тонкая неподвижная струя воды протянулась от никелированного крана к самому дну белоснежной раковины. Струя застыла. Свет от настольной лампы серебрил одну ее сторону, и казалось, что это не хрупкая нитка воды, твердая стеклянная палочка. Только у самого дна раковины струя разбивалась на мелкие капельки, разлетавшиеся во все стороны с едва слышным шорохом. И еще было слышно, как в углу кабинета торопливо цокали оставленные кем-то на столе ручные часы…

Жизнь - поточное явление. Передо мной застыла струя воды. Кажется, она неподвижна и мертва. А в действительности поток составляет самую суть ее существования… Стоит закрыть кран, и жизнь струи прекратится. И вдруг кто-то протянул руку через мое плечо и резко завернул кран. На моих глазах струя затрепетала, разорвалась на мелкие клочки, затем на капельки и исчезла.

– Сестра, завтра вызовите водопроводчика. С краном что-то не в порядке.

Он повернулся и встал. Передо мной стоял высокий, уже немолодой мужчина в белом халате. Его усталые глаза внимательно смотрели на меня, а руки медленно скручивали и раскручивали трубку стетоскопа.

– Так это, значит, вы и есть Самсонов? - спросил меня доктор.

– Да. Разве вы меня знаете?

– В некотором роде. Мне о вас рассказала ваша подруга.

– Как она себя чувствует? Что у нее? - торопливо спросил я.

– Что у нее, пока неизвестно, а чувствует она себя в общем удовлетворительно. Удовлетворительно для больного, конечно, - поправился он.

– Можно мне ее видеть?

Доктор кивнул головой.

– Только недолго. Поговорите с ней о чем-нибудь э… интересном. О театре, о футболе. Понимаете?

– О работе можно?

Доктор отошел в сторону и посмотрел в окно.

– Только не в философском плане. Вы работаете у профессора Парнова? Я знаю его работы. Они, я бы сказал, очень замысловаты. В общем идите. Она вас ждет. Он снова повернулся ко мне и, тронув за плечо, подтолкнул к двери, за которой лежала Анна. В палате царил полумрак. Окно было распахнуто, и в него проникал свет электрических фонарей из сквера внизу, перед клиникой.

– Ну иди же скорее, - вполголоса позвала Анна.

Я подбежал к кровати и схватил горячую, немного влажную руку.

Мы молчали минуту-другую, не зная, что говорить…

– Как мне здесь надоело! - наконец прошептала она.

– Доктор говорит, что у тебя состояние удовлетворительное.

Она грустно улыбнулась.

– Удовлетворительное?.. Я-то лучше знаю… Впрочем, все это чепуха. Лучше расскажи, что делается за этими стенами. - И я начал беззаботно, почти дурашливо рассказывать ей обо всем, что делается в институте. Я говорил торопливо, говорил, сбивался и больше всего боялся остановиться. Я заставлял себя улыбаться и смеяться, глядя прямо в большие печальные глаза. В этих глазах появилось что-то такое, от чего сжималось сердце всякий раз, когда я умолкал, чтобы перевести дыхание.

Притащили трансформатор. Штука семь пудов весом. Целый день ворочали его рычагами первого и второго рода, пока не установили в углу, возле высоковольтного щитка. И что ты думаешь! Появляется начхоз и заявляет, что именно в этом месте допустима наименьшая нагрузка на пол. По его расчетам, трансформатор неминуемо должен провалиться в кабинет директора. Вот было проклятий! А Мишка Грачев собрал макет радиоспектрографа. Радости-то было сколько! Запустил. И вдруг Бергер делает потрясающее научнoe открытие: все вещества - от куска хлеба до фарфоровой чашки - совершенно одинаково поглощают радиоволны. Оказывается, генератор Грачева вместо трех сантиметров генерировал волны в полтора километра!

Анна слушала, не сводя с меня своих умных, понимающих глаз, и затем положила свою руку на мою. Я умолк.

– Сережа, ты меня еще любишь?

Я склонился к ней и крепко поцеловал ее сухие губы.

– Скажи, что ты меня любишь.

– Я люблю тебя.

– Значит, ты меня никогда не забудешь, правда?

– Что ты, Анка! Вот только ты вырвешься из этой норы - и… свадьба! Правда?

– А если не вырвусь?

– Это почему же? Ну-ка привстань, я посвечу на тебя. Что-то я не помню, чтобы мой задиристый комсорг говорил таким голосом.

Я обнял ее и приподнял над подушкой. Жесткая больничная рубашка была завязана тесемочками спереди…

– У вас все ходят в таких балахонах? Хочешь, я куплю тебе шелковый…

– Сережа, у меня такое чувство, будто я никогда отсюда не выйду. У меня перехватило дыхание.

– Это почему же?

Она облизала губы. Я чувствовал, как тяжело ей говорить.

– Уж очень ласково со мной беседует доктор, - почти застонала она и натянула одеяло до подбородка.

Я искусственно захохотал. Это был неуместный смех, но я ничего не мог сделать другого.

– Ему по штату положено быть с больными ласковым.

– Нет, Сережа, не то. Как бы тебе сказать… В его внимательности, в его задушевной теплоте ко мне ощущается что-то неумолимое, страшное. Я боюсь, когда он ко мне подходит… Он садится на край кровати, долго смотрит мне в глаза, гладит мои волосы и каким-то щемящим, ласковым голосом спрашивает о моем самочувствии. И говорит он не то, что обычно говорят больным. А так, всякую всячину. А сам все время смотрит куда-то в сторону… Знаешь, меня ничем не лечат… То есть почти ничем… Я разбираюсь немного в фармакологии. Вон в той бутылке-микстура Бехтерева. А эти пилюли - люминал. И все…

Я встал и прошелся по комнате.

– Это безобразие! - возмутился я. - Нужно учинить скандал!

– Сергей, прошу тебя, не нужно… Значит, так надо. Может быть, всякое лечение бессмысленно… В это время тихонько отворилась дверь и вошла сестра.