Гномон - Харкуэй Ник (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
— Куда? — выдыхает она.
— Неясно, — отвечает Свидетель. — Подозреваемый, видимо, укрылся в толпе.
Где обзор ограничен, а химический след — технология, построенная на носовых клетках ищейки, — применяется лишь в грубой форме для выявления молекулярных меток ядов и взрывчатки.
Выхода нет. Придется ждать.
Но Нейт знает, что ждать бесполезно. Нужно схватить Лённрота немедленно — или ждать следующей встречи.
Она запрыгивает на серебристую металлическую перегородку между эскалаторами и съезжает вниз, притормаживая пятками об информационные экраны, установленные между поручнями. Внизу она поднимается и снова сверкает значком, соскакивает в небольшое пространство, которое для нее освободили, и начинает проталкиваться через толпу.
— Произошла ошибка, — сообщает Свидетель. — Блокировка станции нарушена.
— Кого-то выпустили? — чуть не кричит Нейт.
— Нет. Выход под контролем. Тем не менее два входа продолжали впускать пассажиров, и наполнение станции приближается к рекомендованному максимуму.
— Закрой их!
— Ситуация уже под контролем.
Нейт в этом не уверена. «Наверное, я могу проходить сквозь стены», — сказал ей Лённрот. Она по-прежнему не знает, как сбежал из своей камеры Бекеле. Интересно, сейчас это можно проверить, на бегу? Оставаться в сознании в двух мирах одновременно или запустить ускоренное воспроизведение. Это ее сознание, в конце концов. Может быть, профессионал и смог бы. Нейт воображает, как выбегает сослепу на рельсы: «Офицер Свидетеля!» Толпа послушно расступается, и она падает на рельс под напряжением. Нет уж.
Она разглядывает людей, смотрит на потолок. Сколько тут тонн камня? Сколько людей толпятся наверху, перегораживая путь к выходу? Эту мысль она отбрасывает. Не важно.
Нейт проталкивается сквозь толпу, всматривается в лица под головными уборами. Ты? Ты? Ты? Нет. Никто из них не Лённрот. Пространство между людьми сокращается, толпа начинает сдавливать ее, люди спрашивают, где поезда, нужно ли уходить. Им говорят, что нет, станция закрыта, и они начинают волноваться, спрашивают, на каком основании.
Снова включается Свидетель:
— На нижних уровнях растет содержание гормонов стресса.
— Знаю, я здесь, — она и сама испытывает их влияние, чувствует реакцию толпы. — Включи вентиляторы.
— Система вентиляции функционирует на семьдесят восемь процентов мощности. Увеличение напряжения в таких условиях создаст избыточное количество тепла. Поскольку жара — потенциальная угроза здоровью, текущий уровень вентиляции принят как оптимально-компромиссный.
Инспектор забирается на лавку и осматривает саргассово море лиц на платформе.
— Дай мне направление!
— Подозреваемого на станции не видно.
Нейт шипит и поворачивается назад, снова расталкивает людей локтями и предъявлением значка; обычно она так не делает, и даже сейчас считает такое поведение некрасивым и опасным. Должность инспектора — фактор примирения, а не волшебная палочка.
Но его силы хватает. Там, впереди, бежит так, будто и не бежит вовсе, — Лённрот.
В каждом его шаге чувствуется та же нездешняя чуждость, что и в белесом лице, в каждом движении — нечто беспозвоночное, словно это не человек, а создание бескостно-старое, но в то же время химерно-юное: человек, которому пересадили мышцы питона и клетки из слоновьего хобота. Нейт бросает второй взгляд и вытягивает руку, чтобы отдать приказ.
А потом останавливается, потому что видит.
Видит, и глаза вылезают у нее из орбит, потому что смотрит она не на фигуру подозреваемого, а на камеры на потолке станции и их жуткое, невозможное поведение. Это намного хуже бескостного хребта и змеиных шагов. Такого она почему-то ждала от преступника. Если завтра окажется, что Лённрот — лишь изображение, спроецированное ей в глаза через очки с помощью незаконного алгоритма, установленного злодеем в ее личное устройство, возможно самим Смитом, она скажет, что это многое объясняет.
Тут другое дело.
— Где Регно Лённрот? — спрашивает она и не верит в то, что слышит, хотя именно такого ответа ждет.
— Система наблюдения на данный момент не видит подозреваемого.
И это правда. Лённрот бежит, и каждая камера отворачивается. Инспектор вдруг понимает с холодной, липкой уверенностью, что, если бы она сейчас посмотрела на экраны наверху, увидела бы испуганную, оцепеневшую толпу, и это показалось бы точной картой происходящего здесь. Но в ней будет слепое пятно: там не будет изображения Лённрота, единственного человека, которого ей нужно увидеть.
«Наверное, я могу проходить сквозь стены».
Да. Наверное, можешь.
Обернувшись, Лённрот замечает инспектора. Тонкие губы растягиваются в ленивой усмешке, рука расслабленно машет ей в воздухе.
Мьеликки Нейт чувствует, как отступает усталость. В ней пылает такой гнев, которого она никогда за собой не знала, ноги кажутся безумно, легкими, мускулы гибкими и послушными. Физические законы больше не имеют значения. Она четко понимает, что это — последний отчаянный прыжок изголодавшегося хищника, последний шанс, который биология охотника дарит ему, чтобы спасти от голодной смерти. Времени у нее мало, но это не важно. Все не важно, кроме того, что сейчас она летит и смеется, ступая вслед за Лённротом на трап, а затем на боковую площадку. «Останови приходящий поезд!» — рявкает она машине и верит, что это возможно. И затем — в тоннель, с гудящего берега реки в сухой поток высокого напряжения и рокочущего металла. Лённрот бежит по рельсам навстречу поезду, который может не успеть затормозить вовремя, и темноте за ним. Она преследует подозреваемого, все еще чувствуя легкость, но в груди жжется холодная кислота, предрекающая конец ее выносливости: не стена, а то, что приходит за ней, — медленная холодная остановка, которую не одолеть.
Но и Лённрот сбавил шаг. Она видит лишь белые кисти рук и лицо, они подпрыгивают в черноте, как блуждающие огоньки, а потом левая рука вытягивается, врезается в металлический лист и нажимает. Инспектор мчится вперед, но не успевает — дверь закрывается, и Нейт слышит безнадежный звон толстого засова в пазах. Она упирается лбом в дверь, чувствует на губах слезы и сопли, пену и желчь. На миг она засыпает или теряет сознание.
Когда снова открывает глаза, в свете терминала проступает надпись, нанесенная на дверь через трафарет. И тут же вспоминает, что, произнеся это вслух, можно ждать неприятных последствий.
ОГНЕННЫЙ ХРЕБЕТ.
Инспектор возвращается на техническую площадку и забирается на платформу.
— Открывай двери, — говорит она секунду спустя. — Подозреваемому удалось скрыться.
Потом она снова видит, как происходит самое страшное.
— Я сообщу офицерам на улицах, — говорит Свидетель. — Возможно, им удастся его задержать.
На потолке одна за другой просыпаются камеры.
После любого по-настоящему ужасного события возникают две странные паузы, когда можно услышать, как падают на пол осколки. После взрыва бомбы, убийства или обвала шахты приходит смертельная тишина. Первая вспышка разрушения потухла, теперь — результат, и он мелкий, личный, бесконечный. Последние осколки витража падают на пол; живые считают раны. Одни поднимаются на ноги, другие обнаруживают, что не вечны, и пытаются постигнуть смысл последнего занавеса, пока он опускается. Такой миг Нейт помнит по землетрясению на Санторини, когда тектоническая симфония играла внутри ее тела, а десять тысяч серебристых рыбок — каждая не больше пальца — всплывали вместе с ней, чтобы умереть на поверхности и в клювах чаек.
Но когда этот миг проходит, оказана первая помощь, отвыли свое сирены «Скорой помощи» и смолкли отрывистые разговоры между выжившими, приходит другая тишина, не физическая. Это звук, с которым мир приспосабливается к новой форме, замешательство перед тем, как одна жизнь шагнет вперед, чтобы заполнить вакуум, оставшийся после другой. Она может растянуться на недели или резко взорваться, как воздушный шарик. Наверное, в ней всегда есть часть и того и другого, разница лишь в том, где находится наблюдатель.
