Второе пришествие инженера Гарина - Алько Владимир (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Тихое, ровное, исполненное космичности сияние встало над многими развалинами. Бежали на равнины люди, звери. Птицы устремлялись прочь – в высокогорные районы Памира и Тибета.
Не обошла беда стороной и Центральную Европу, крайний запад и север континента, действуя здесь более по Южно-Альпийскому разлому и уже упомянутому Северо-Анатолийскому… Пострадали особенно Триест и горные районы Австрии. Несильные толчки сотрясали долину Рейна. Во Франции более орудовало цунами – были затоплены Французская Ривьера и Ницца с известным Английским бульваром. Сильно пострадали виноградники в Арле вследствие многочисленных оползней. Все более или менее замкнутые воды в Европе пришли в движение, от озер Италии до озер Скандинавии… эстуарий, фьордов и портов (в Амстердаме, Роттердаме и Дортмунте у кораблей лопнули якорные цепи). В Лиссабоне – к счастью еще – только дрожали люстры, в то время, как население его, прослышав о тектонических катастрофах у восточных своих соседей, неделю тряслось от страха за городом, или, снявшись с якоря, на кораблях уходило в открытое море. (Для справки: Лиссабон, землетрясение 1755 года, полное разрушение, 60 тысяч жизней).
Вообще же площадь гаринской «выделки» могла составить от 1,2 до 1,7 миллиона кв. километров.
Происшествий же более тонкого рода и оригинального свойства, ставших этапными после спуска гравитационного дьявола, можно было привести достаточно много. Но здесь следует остановиться на двух наиболее разительных примерах, сразу приведших мир к некоему балансу возможного в природе с невозможным, естественного со сверхъестественным.
*** 129 ***
В тот день, ближе к вечеру, Арнольд Метьюз, ветеринарный врач, выбрал время посетить овечью ферму в двадцати километрах от небольшого городка Пиблс (северо-восток Англии, графство Пибблсшир). Как его известили, полтора десятка овец переболели колтуном, и фермеры боялись за все поголовье.
К тому времени, как Метьюз отправился в путь, на землю уже легли вечерние тени, и он рассчитывал с первой звездой вернуться домой.
Его «виллис» цвета медного купороса катил пустошью, от края и до края которой все был вереск да робкие бледно-голубые цветочки, что строили закоренелому холостяку глазки. Дорога часто петляла, обегая холмы и уклоняясь от балок. Конец мая был необычайно сух по этому месяцу года, и ожидалось, что сушь протянется и на весь июнь. Торопясь, Метьюз бросил взгляд вниз, на приборную доску, справляясь о времени; взглянув вновь на дорогу, – сощурился на очень яркий, бьющий ему в самые глаза, свет, из-за очередного поворота. В следующий момент он испытал чувство легкого головокружения и раздвоения личности: солнце, до того светившее ему в переносицу, было, как ему и положено, на месте, – по дуге двухчасового схода за горизонт. Другое же – яркое диво – бледно-огненной палицей разлеглось прямо на пути следования машины, на единственной дороге здесь, так что объехать почти не было возможности. Приняв вначале это за тихий пожар, – так мог гореть вереск, Метьюз щурясь и отстраняясь лицом, подъехал ближе, и в футах 70-ти от тела, не заглушая мотора, сделал остановку, думая понаблюдать в отдалении, и, наконец, отважился выбраться из машины, прихватив с собой флягу с водой, и зачем-то топор. Так он приблизился еще шагов на десять, прежде чем окончательно встал. Сияние и жар, исходившие от тела, были невыносимы. У ног Метьюза начиналась выжженная земля, с редкими зелеными травинками, но отдельные запалины горящего вереска шли много дальше. Надвинув низко шляпу, – из-под руки, точно сталевар летку, он стал наблюдать эту удивительную «выплавку» природы. По всей видимости (и буквально), тело было ужасно горячо, – белого каления, с наметившемся вишневым обкладом в срединной его части и багровым в основании. Размером в пять-шесть коровьих туш соответствующего объема. Сейчас, как попривыкли глаза, Метьюз мог уже различить передний заостренный конец, тупой обширный задний и уплощенную спинку. Через несколько минут наблюдения лицо ветеринара пылало, глаза слезились. Открыв флягу и набрав пригоршню воды, он смочил себе лоб, темя, оттер виски. Пока еще он не сделал никаких выводов, – след ли это какого необычного пожара, или свергнувшийся с небес болид. Будучи же по своей ученой части ветеринаром и насмотревшийся разного рода пастей, Метьюз дал этому феномену условное название «язык», сам не понимая, отчего ему при этом стало как-то прохладнее и неуютнее здесь. Как бы там ни было, но надо было решаться: брать сильно в объезд, минуя балки и цепь холмов, или вовсе отказаться от поездки. Отойдя к машине и усевшись на подножку, Метьюз снял шляпу и помахал ею перед лицом. Раздумывать, однако, ему долго не пришлось; он уже видел вдали вихляющиеся точки-запятые… две машины, катящиеся в его направлении. Для этой пустынной местности картина самая обнадеживающая.
Вместо выдуманной им пожарной машины, – подъехал микроавтобус и такой же, как у него самого, «виллис». Из легковой машины вышло трое, – людей хорошо, по-городскому одетых, даже, пожалуй, чересчур для деловой поездки. Двое других – рабочие из автобуса, в новеньких голубых спецовках – стали тут же разматывать по земле какие-то шнуры, устанавливать штатив-треногу, и гибкий молодой человек в белом свитере и кепи принялся устанавливать кинокамеру, подбирать светофильтры в параметрах цвета белого каления.
Люди из «виллиса» поздоровались с Метьюзом.
– Арнольд Метьюз. Пробиваюсь к овчарне в округе… да вот застрял здесь, из-за этой штуковины. Черт бы ее!.. – с охотой заговорил ветеринар. – Что бы это могло быть?
– Давно здесь? – осведомился один из приезжих, отворачивая лицо от нестерпимого света.
– С четверть часа. Не правда ли, пекло? Хоть барашка зажаривай. А вы, по каким делам здесь, не из-за этого ли?
Метьюз кивнул через плечо. Щеки у него шелушились, затылок отяжелел и ломил. Меж лопаток, однако, холодил пот.
– Да, примерно так, – ответил человек, мало напоминающий местных жителей, и продолжил. – Самолет производил разведку местности, – в связи с последними событиями… Мы вот и подумали, не вулкан ли это какой, или даже разлом коры… Теперь можно вообразить все, что угодно.
Метьюз покосился на окружающих: похоже, как целая правительственная комиссия. Парень, с кинокамерой, низко надвинув козырек кепи, азартно накручивал привод своего аппарата.
– Разведка самолетом… – задумчиво заговорил Метьюз, полагаясь на подсказку. – А что тут, собственно, могло произойти?.. Я, знаете ли, живу один, все больше в разъездах… Газета и та не всегда под рукой… Радио почти не слушаешь. Где уж политикой интересоваться.
Это последнее Метьюз добавил на всякий случай, зная привычку «городских» с утра живо интересоваться именно этим пустым предметом.
– Это точно. Теперь это пахнет большой политикой, – неожиданно согласился с ним один – в сером костюме-тройке, чопорно застегнутым на все пуговицы и широкополой шляпе. – Тут некий мистер… за тридевять земель отсюда, такое понатворял… Вы что, и действительно ничего не слышали?
Метьюз пожал плечами.
Тогда все вдруг заговорили разом, точно накинувшись на него, притоптывая и жестикулируя, – в обличении земли, неба, бога и черта: «…Так полмира уже в тартарары заехало… только и держится, что добрая, старая Англия». – «Досталось всем… Бедствия неисчислимые… Италия, Греция – в развалинах, и так до самой Центральной Азии…». – «Сумасшествие ли это одного человека; или мы все с ума посходили, веря в такое». – «Теперь не отсидишься… поезжай хоть на Борнео; это дьявольская машина – землетрясение – может быть приведена в действие где угодно…»
Все курили при этом, часто сплевывая себе под ноги; будто и действительно выражая тем свое недовольство «поведением» земли.
– Как теперь они договорятся – уму непостижимо! – подвел, наконец-то, итоги тот, застегнутый на все пуговицы, с той же горячностью; но и остальные, если приглядеться, были точно под хмельком. Не было заметно и каких-либо признаков субординации, словно бы все они уже теоретически предстали на суд божий, принимая во внимание те апокалипсические события, происходящие сейчас в мире.
