Оборотная сторона героя (СИ) - Ясинская Марина Леонидовна (чтение книг TXT) 📗
Побывавшим в проходе людям, тем, что захватили Тараса, память скорректируют, тут всё под контролем, но что делать с теми спецназовцами из группы капитана Ларионова, которые прошли в храм Аполлона? В Генштабе за них встали горой. Конечно, бойцам скормили легенду о психотропном оружии, но это было халтурное решение. И, кстати, куда подевался сам капитан Ларионов?
Обвинение в терроризме с Арагорна сняли, недовольных утихомирили — но слишком поздно, Арагорн пропал в проходе высокой степени опасности. Успеет ли его вытащить Василий — неизвестно.
А ещё эта папка. Заикающийся от страха стажёр рассказал, как, не сумев вернуть её в сейф, принял гениальное решение взять папку с собой — ведь с ним она будет в большей безопасности, чем в стенах офиса «Бастиона». И, конечно, в бурных перипетиях последних суток она пропала. И теперь подробная, детальная информация о проходах находится в чьих-то посторонних руках. О последствиях даже думать страшно.
Да и проблема с Троей полностью вышла из-под контроля. Да, с одной стороны Илья прав: Аполлон — покровитель троянцев, и взрыв в его храме должен бы быть расценен греками как знак победы. Но кто знает, как восприняли это сами троянцы? Быть может, они ринулись мстить за своего божественного покровителя? Или, когда Илья после взрыва так и не вернулся, решили, что боги на их стороне, потому что забрали их главного врага — Ахилла?
Если у Трои и впрямь разгорелась битва, где каждая армия верила в то, что боги — с ними, то повлиять на развитие событий уже невозможно. Даже если Бисмарк или он сам, единственные на данный момент дееспособные конквесторы, немедленно отправятся в проход, они попадут в самый разгар грандиозного сражения, а там усилия одного человека ничего не могут изменить… Разве что этот человек — сам Ахилл; только он мог решить судьбу целой войны лишь одним своим мечом.
Если события и впрямь разворачиваются по худшему сценарию, то уже слишком поздно для вмешательств, остаётся только сидеть и ждать. И если в ближайшие дни в мире не произойдёт никакой масштабной катастрофы, значит, всё обошлось, и Троя всё-таки пала.
Наконец, ещё одно. То, что вообще выходило за пределы понимания Папыча. То, о чём он старался не думать до тех пор, пока не решит более насущные и более понятные ему проблемы. Маленький чемоданчик среди ящиков с оружием. На который Ян, вероятно, и не обратил бы внимания, если бы, разыскивая внутри храма снайперку перед поединком Ильи с Гектором, не услышал тревожный сигнал — будто сработал будильник. Звука исходил как раз из чемоданчика. Когда Ян его открыл, то увидел внутри что-то похожее на ноутбук, а на экране мигало сообщение: «Обнаружено электронное устройство, не поддающееся идентификации».
Электронное устройство. В древней Трое.
Когда чемоданчик вместе с оружием вынесли к Шушморскому капищу, у Яна появилась возможность изучить его внимательнее. Судя по всему, это была последняя военная разработка — прибор постоянно сканировал местность и засекал и идентифицировал все устройства, способные к передаче какого-либо сигнала. Он выдавал информацию о марке, модели и даже серийном номере: у капища — смартфон Яна и бастионовскую камеру, под посёлком Пустоши — гибэдэдешный радар, в посёлке — все сотовые и обычные телефоны, компьютеры, модемы и раутеры, радио и спутниковые тарелки… Походило на то, что он мог определить что угодно. Даже натыкаясь на плоды местной электронной самодеятельности в Пустоша, на которые горазды иные деревенские, собирающие из деталей мотоциклов, патефонов и старых приёмников какое-нибудь небывалое самоходное чудо, прибор выдавал сигнал о невозможности идентифицировать модель и марку, но определял тип и показывал хотя бы основные свойства обнаруженного устройства. Тогда как в храме Аполлона прибор засёк что-то, не поддававшееся даже самой общей характеристике.
То, что у них на руках оказалась новая военная разработка, Папыча почти не волновало. Куда больше его беспокоило другое — в мире трехтысячелетней давности было устройство, по своим техническим данным как минимум не уступающее достижениям двадцать первого века.
Этот факт и пугал, и обескураживал. Пугал своей неизвестностью и таящейся в ней угрозой. Обескураживал тем, что ощутимо расшатывал надёжный, незыблемый фундамент современных знаний, на котором построен весь прогресс. Достижения двадцать первого века — вовсе не венец развития человечества. Имеющиеся сведения об истории цивилизаций — ничтожны. Уверенность в том, что мы знаем, кто мы и откуда пришли — иллюзорна. За неизвестным прибором слежения, оказавшимся под Троей, скрывалась тайна столь грандиозная, что Папыч почти не хотел её узнавать.
Но знал, что всё равно будет искать разгадку.
Эту коробку Василий не доставал вот уже три года. Она стояла в дальнем углу на самой верхней полке шкафа-купе, и он не заглядывал в неё с тех самых пор, как они с братом купили себе это жильё. Не заглядывал, потому что содержимое напоминало о прошлом, которое хотелось забыть.
Василий решительно открыл коробку. Наружу хлынули воспоминания. Но сейчас они не имели над ним никакой силы. Василий методично сортировал предметы и ни о чём больше не думал.
Вправо — то, что пойдёт в ручную кладь.
Влево — то, что придётся сдать в багаж.
На пол — то, что взять не получится.
Компас, зеркало, свисток, карта. Фонарь, батарейки, аварийный рацион питания, булавки, бечёвка, леска, кусок маскировочной сетки, презервативы, пятилитровый пакет для воды, портативная солнечная батарея. Перочинный нож, охотничий нож, спички, зажигалка, кремень, разборный лук и несколько стрел. Пистолет «Глок 42» с двумя магазинами. Тепловизор с лазерным дальномером Скаут PS-68. Оружие, которое можно пронести на себе в самолёт: ключи, заточенная мелочь, ремень с тяжёлой пряжкой, короткая тонкая леска, две шариковые ручки, пара пластиковых пакетов. Запасной комплект одежды, аптечка, очки, платок, респиратор, рейдовый рюкзак, разгрузочный жилет…
Василий проверял сроки годности, надёжность упаковок, зарядку, рабочее состояние. Свёртывал, складывал, упаковывал. Он был предельно сосредоточен на процессе сборов и не думал ни о чём другом.
Не позволял себе думать.
Он вытащит брата, чего бы это ни стоило.
ЭПИЛОГ
Лицо обдувал ветер, пахнущий морем. Нагретые солнцем камни охотно делились теплом с израненным телом. В ладони ощущалась привычная тяжесть ксифоса. Издалека доносился знакомый шум — так звучит многотысячная армия.
Ахилл слабо улыбнулся, не открывая глаз.
Не хотел их открывать.
Ему нравилось это предсмертное забытье, в котором были морской бриз, горячие камни и запах родного мира — прощальный подарок богов, сделанный ему перед смертью.
Да, он умирает.
Умирает совсем не там и не так, как когда-то себе представлял — но это ничего, он ни о чём не жалеет. Смерть не страшит его, он к ней готов, и уже давно — ведь без готовности умереть в любую минуту никогда не совершить подвигов.
Что-то тихо звякнуло, что-то слабо, но болезненно ткнуло в колено.
Ахилл раздражённо нахмурился. Ему не хотелось открывать глаза, не хотелось, чтобы она исчезла — эта приятная иллюзия возвращения в свой мир. Не хотелось, чтобы его снова ослепила ледяная белизна снега, и холод впился в кожу, чтобы зазвучала чужая речь и зарычали железные колесницы. Чтобы люди, сильные молниями Зевса, показали слабость там, где являли силу люди беспомощные и безоружные…
Не было ни снега, ни ледяного леса. Над головой возвышались полуразрушенные колонны храма Аполлона. В колено упирался край круглого щита. Ступени высокого основания уходили вниз, к пляжу, к двум вражеским армиям, готовым вот-вот схлестнуться в битве…
Ахилл прикрыл глаза, пытаясь осознать, что он — дома. Боги разгневались на него и вышвырнули вон из родного мира — но он вернулся. Он смог.
Стиснув зубы, Ахилл попытался встать. Боли не было — только одуряющая слабость. Он чувствовал, как жизнь вытекает из него вместе с кровью, сочившейся из ран, но не собирался спокойно ждать смерти — или допускать, чтобы битва прошла без него. Он должен спуститься к войску!
