Путь «Каравеллы» - Михановский Владимир Наумович (читать хорошую книгу .TXT) 📗

… А на обзорном экране день за днем вырастала бета Лиры. Эта двойная звезда долгое время оставалась в высшей степени загадочной для земных астрофизиков. Было известно, что главная звезда системы – это гигантское тело, которое почти в три раза жарче нашего Солнца. Меньшая звезда в три раза холоднее. Непонятно, почему вся система была окутана колоссальным газовым шлейфом – его размеры превышали всю Солнечную систему.

Какова природа этого шлейфа? Как возник он? Уж не искусственным ли образом?! Быть может, его – с неизвестными пока землянам целями – создали разумные существа? А иначе почему его колебания так странно закономерны, словно они подчиняются чьей-то воле, которая противоречит обычным законам космической динамики?.. На все эти вопросы предстояло ответить.

Борясь с пластинками, каравелляне постепенно изучили ряд закономерностей в их поведении. Выяснилось, что они могут практически принимать любую форму и цвет. Наиболее охотно они уничтожают изделия из серебра и вольфрама, а также детали из высокопрочных марок легированной стали. Изделия из более мягкого металла, например золота, оставляли их равнодушными. Казалось, пластинкам интересно «пробовать зубы» на твердых предметах.

И еще одна странная вещь. Пластинки ни разу не причинили существенного вреда никому из членов экипажа. Люди могли брать их в руки и свободно рассматривать.

Особенно наловчился разыскивать пластинки Тобор. Он ловил их десятками и тут же доставлял в аннигиляционный отсек. Пустые баки постепенно заполнялись, между тем количество пластинок на корабле все возрастало…

И хотя, собственно, людям пластинки не приносили вреда, это были их смертельные враги. Не было в те дни на «Каравелле» человека, который думал бы о чем-нибудь другом, а не о «гостях».

Жизнь на «Каравелле» стала тревожной. Нервы начали сдавать. Подвижные пластинки мерещились теперь всюду. Прежде чем сесть на стул, человек проводил несколько раз ладонью по сиденью: не притаилась ли тут проклятая пластинка?

То и дело продолжали исчезать металлические вещи и детали.

– Вот увидишь, они сожрут весь корабль и нас вместе с ним, – сказал однажды Валентин.

С того момента, как произошел взрыв в энергетическом отсеке, пластинки словно войну людям объявили. Поведение их резко изменилось. Если раньше пластинку брали в руки и она не приносила никому вреда, то теперь, коснувшись ее, человек получал сильный шоковый удар. Правда, многие переносили этот удар на ногах. Другие же надолго теряли сознание. Так случилось с Георгием Георгиевичем, и его пришлось отправить в медотсек.

В доброе старое время медотсек «Каравеллы» пустовал. Травмы у членов экипажа случались крайне редко, а болезнетворные вирусы на корабле не водились. Астрофизики шутили: «Наш медотсек – лучший образчик полного вакуума».

Теперь почти все гамаки в нем были заняты.

Ольховатский зашел проведать старпома. Тот усмехнулся, и это обрадовало энергетика: час назад, когда он заглядывал сюда, Георгий Георгиевич был без сознания. Владимир сел рядом на стул и спросил:

– Как дела?

– Анатольич грозит – завтра буду на ногах, – подмигнул ему старпом.

– А там?.. – понизив голос, кивнул Ольховатский на перегородку-времянку, которая пересекла палату. За перегородкой поместили Либуна.

– Подключили к искусственным легким.

– Диагноз есть?

– У него в альвеолах обнаружили налет серебра.

– Вроде моей седины?

– Вот-вот.

– Что сказал Логвиненко?

– Говорит, будет жить. Семьдесят шансов из ста. Только что Феликсу сделали пластическую операцию лица…

Из-за перегородки доносилось позвякивание инструментов и приглушенные голоса врачей. Через несколько минут оттуда вышел утомленный и хмурый Дмитрий Анатольевич.

– Долго разговаривать с ним нельзя, – обратился он к Ольховатскому, поправляя рукав халата.

– Мы немного, Митя, – попросил Георгий Георгиевич. – Несколько слов.

– Ладно, – смилостивился врач.

– Как там пластинки? – спросил старпом, когда Дмитрий Анатольевич отошел. – Лютуют?

– Отбиваемся.

– Хуже не стало?

Ольховатский покачал головой. Ему не хотелось огорчать больного старпома. На самом деле положение «Каравеллы» за это короткое время значительно ухудшилось.

В коридорах, в отсеках пластинки, изгибаясь, прыгали на людей. Никакие меры, предпринимаемые экипажем, не помогали. К шоковому состоянию, которое вызывали пластинки, добавились теперь еще и ожоги…

ЧУЖОЙ МИР

Дмитрий Анатольевич Логвиненко всем на «Каравелле» говорил, что в предчувствия не верит, и утверждал, что это просто сказки. Чаще всего в этом вопросе его оппонентом выступал Марат Нурдагалиев.

– Чушь! – горячился Логвиненко. – Кто-то поперхнулся глотком чая, а за тысячи километров другой почувствовал, что приятелю нехорошо.

– Есть факты, – отвечал Марат. – Они зарегистрированы в специальной литературе.

– Случайные совпадения.

– Все равно факты.

– Грош им цена, этим фактам, голуба душа, – махал рукой Дмитрий Анатольевич. – Для науки они не имеют никакого значения.

– Вы, медик, отрицаете факты?

– Серьезная наука обязана рассмотреть все факты, касающиеся данного вопроса. А тут? В девятистах девяноста девяти случаях из тысячи с человеком произойдет беда, а приятель, находящийся вдали, и ухом не поведет – такие случаи вы во внимание не принимаете. Достаточно, однако, произойти одному такому совпадению – и начинают бить во все колокола, трубить во все трубы…

– Во-первых, достаточно произойти и одному такому, как ты говоришь, совпадению, чтобы всерьез им заняться, – невозмутимо парировал Марат. – А, во-вторых, – выкладывал старший кибернетик свой главный козырь, – ты, Дима, на минуточку забыл о биосвязи. Когда-то ведь тоже считали, что это просто сказки. Теперь же биосвязь не только доказана: плодами ее ты пользуешься ежедневно… – Здесь Нурдагалиев с торжеством вытаскивал пестрый шарик всеобщей биосвязи и потрясал им перед носом врача.

Но того не так-то просто было сбить с позиций.

– Нужно еще доказать, что предчувствия и биосвязь – одно и то же, – не сдавался он.

Спорить они могли до бесконечности. Но в эти тревожные дни именно неясное предчувствие влекло Дмитрия Анатольевича к штурману. Ведь именно Орленко был первый, который вошел в соприкосновение с пластинками. Случайно ли это?

Достаточно тревожными были и симптомы, на которые жаловался Валентин: в иные моменты штурман чувствовал себя как бы одновременно в нескольких местах. Такое расщепление сознания давно известно медицине и имеет вполне определенное название…

Прежде чем отправиться к Орленко, старший врач отдал необходимые распоряжения по медотсеку. Затем наскоро пролистал старинный, но неплохо сохранившийся фолиант, на баллакроновой обложке которого красовалась тисненая надпись – «Шизофрения»…

В коридорном отсеке сновали озабоченные люди, проносились манипуляторы – работы хватало всем.

В одном из проходов врач носом к носу столкнулся со старпомом.

– Я искал вас, – сказал старпом. – Звонил по видео. Мне сказали, вы на вызове.

– Можно было по биосвязи… А что, вам хуже стало? Я говорил, рано выписали, – встревожился Логвиненко.

– Со мной все в порядке. Я хотел узнать, как проходит заживление ожогов у пострадавших.

Логвиненко махнул рукой.

– Неважно. Медленно очень. Никакие испытанные средства не действуют.

– Антибиотики?

– Не помогают.

– Попробуйте сок трабо.

– Думаете, это мне не приходило в голову? – вздохнул Логвиненко. – Да только проклятые пластинки продырявили контейнер, и весь сок вылился.

Старпом нахмурился.

– Почему не доложили мне или капитану?

– А что толку? Дела не поправишь.

– Попробуем поправить.