Катализ - Скаландис Ант (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗

– Но ведь можно и не давать людям оранжит, – сказал Брусилов.

– Можно, – согласился Конрад, – можно было и сибр не давать. Или нельзя? А, Брусилов? Проблемка столетней давности?

Брусилов молчал.

– То-то, – сказал Конрад. – Наливай.

Зкстремисты-анархисты Хантега Сантос и Артем Чайников, пользуясь обстановкой всеобщего беспорядка, сотворили перед входом в «Полюс» целый террикон из отрезанных голов Кротова, Китариса и Дрона.

Такого в Норде не видели со дня его основания.

– Вы посмотрите на этих алкоголиков! – закричала Ленка, вошедшая первой, а потом целая шумная толпа ввалилась в кабинет Кротова.

– Па-асторони-ись! Па-асторони-ись! – протяжно, нараспев выкликали двое, катившие перед собой тележку с видеотрансляционной техникой.

– Исторический разговор двух бессмертных должна не только слышать, но и видеть вся планета, – провозгласил один из них.

– Что вы хотите сказать? – не понял Брусилов.

– То, что и сказал. Слушаем мы вас уже давно. Как только ушли Альтер и Шейла, мы с их любезного разрешения переключили подслушивающую аппаратуру, установленную здесь еще лет десять назад, на городскую радиосеть. Ну, а когда экран пропал, сами понимаете…

– Ох уж эти журналисты! Вторая древнейшая профессия. Сид, мы тут с тобою ничего лишнего не говорили?

– Лишнего, – наставительно произнес Конрад, – не надо говорить никогда и нигде.

На что мудрый Хао Цзы-вэн философски заметил:

– Если бы только можно было знать, что именно считать лишним.

– Действительно, – согласился Конрад. – Но я не намерен скрывать ничего. Итак, полагаю, в первую очередь, всех интересует бессмертие. С моей точки зрения, все в этом плане по-прежнему.

Однако доктор Угрюмов считает, что в самом ближайшем будущем проблема бессмертия станет проблемой чисто юридической. Мне импонирует его оптимизм, меж тем на сегодняшний день нам известны лишь шестеро бессмертных.

– Шестеро?! – вытаращился Брусилов.

– Именно шестеро, – из-за стола поднялся Уайтстоун и раскланялся во все стороны. – Но, дамы и господа, товарищи, братья мои, я тоже совершенно не представляю, как это получилось. Я, правда, родился точно в день и час появления на Земле Апельсина. Но ведь не один же я такой. Разве только мое рождение совпало с прибытием Апельсина до секунды…

– Ой, Андрюшка, что это? – спросила Катя, кутаясь в пушистую белую шубку и показывая мохнатой варежкой в сторону горизонта. – Северное сияние?

– Нет, – сказал Черный, – это рассвет. Начинается день.

Они стояли на пирсе, студеные валы прибивали к берегу ледяную кашицу, а вдалеке, над торосами занималось яркое зарево. Слева от них мягко ткнул носом в бетон обшарпанный «башмак» старика Билла.

Рыжий капитан в расстегнутом бушлате вышел на палубу, потянулся, выбил о перила фальшборта трубку и, набив, раскурил ее заново. Из кармана у него торчало горлышко бутылки, заткнутое газетой.

– Привет, Билл, – сказал Черный. – Знакомься: это Катрин.

– Привет, – отозвался Билл, почтительно склонив голову и представился: – Уильям Нурвик.

– Ух ты! – сказал Черный.

Билл отхлебнул из своей квадратной бутылки и предложил:

– Хотите?

– Давай, – согласился Черный, забираясь вместе с Катрин на борт «башмака». – Скоро пить бросаю.

– Да ну?!

– Точно. А вот ты, Билл, скажи, мечтал когда-нибудь стать бессмертным?

– Аск!

– Значит, будешь.

Старик Билл щурился от дыма и добродушно улыбался.

– Не веришь, – сказал Черный, передавая бутылку Кате. – А между прочим, Угрюмов сказал. На полном серьезе, по Интервидению. Вот только что.

– Иди ты! – сказал Билл.

– Точно, – подтвердил Черный. – Сидней Конрад искусственный оранжит сделал. Так что мы все теперь волшебники. Понял? А у тебя отличный бренди, Билл!

– Так значит, за здоровье старины Сида?

– И за твое здоровье, капитан! Кстати, а почему ты не вакцинирован?

– Я вакцинирован, – пояснил Билл, – но в возрасте шестидесяти одного года. Я, ребятки, выходец из зеленых. От зеленой партии к зеленому змию, – улыбнулся он.

А Черный подумал и не стал спрашивать, сколько же Биллу теперь лет.

Пресс-конференция в кабинете Кротова продолжалась. Журналисты наладили прямую связь со зрителями, и вопросы сыпались самые разные, в том числе и совсем глупые.

– А трупы воскрешать можно будет?

– Какой вы труп хотите воскресить, этот, что ли? – вопросом на вопрос отвечал Конрад, показывая на мертвого председателя.

А Угрюмов отвечал серьезно:

– Помилуйте, господа, это же проблема проблем! А искусственный оранжит получен только сегодня.

– Вопрос Брусилову: что вы чувствуете сейчас?

– Облегчение. Огромное облегчение. Как будто я нес на Голгофу крест, долго нес, утомительно долго, а потом споткнулся и уронил его, и крест упал куда-то в глубокое ущелье и раскололся, наверно, не достать его теперь, и вроде обидно, все-таки мой крест, а с другой стороны – так легко! Вот и отдохну теперь. По-настоящему отдохну. Наконец-то.

– Эй! – шепнул Женька, – тыкая Черного в бок. – Смотри.

Катя тоже оторвалась от книги и подняла голову.

Со стороны Пушкинской площади подошли пятеро юнцов с ног до головы в черной коже и со сверкающими на солнце большими металлическими буквами «К» на груди.

– Подонки, – тихо проговорил Черный. – Откуда только берутся такие?

– От сырости, – грустно пошутил Женька и добавил: – Где бы сушилку найти? Надежную и вполне безопасную.

– Ребята, – строго сказала Катрин, – только не драться.

А кротовцы, похохатывая, приблизились к памятнику – самих полярников, сидящих в стороне, они не замечали – и вдруг с громким гиканьем принялись обшвыривать бронзовые фигуры яйцами, должно быть, тухлыми, и еще какой-то липкой гадостью в пакетиках.

– Весело им, – сказал Черный.

– Да-а уж, – протянул Женька, нервно обшаривая карманы.

– Не вмешивайтесь, ребята, ради Бога, не трогайте вы этих дураков, – твердила Катя, уже понимая, что остановить ей никого не удастся.

У одного из юнцов обнаружилась в руках странная увесистая штука, и непонятная еще ассоциация вдруг больно кольнула Женьку. А тот, размахивая своей штуковиной, прыгал вокруг памятника и ухал, как обезьяна. И Женька вспомнил. И в тот же самый момент юный кротовец поднял оружие – да, это было оружие, это был арбалет! – и выстрелил.

Короткая тяжелая стрела ударила в бронзовый висок стоящего на постаменте Любомира, заляпанного яичной скорлупой и гнусными потеками…

– А ну-ка, сволочи, вон отсюда! – бросился Женька к резвящимся юнцам.

И Черный вскочил за ним следом.

– Вы у меня языком будете вылизывать этот памятник, подонки! – кричал Женька. – Слышите?! Считаю до трех.

Кротовцы было решили драпать, но их неформальный лидер, тот, что стрелял – он был постарше и покрупней – сделал им знак стоять, мол, кого вы испугались, товарищи, их же всего двое и баба. И эти мальчишки в черной коже с блестящими буквами, дрожа от страха и злости, и от сладостного предчувствия настоящей драки – с самим Евтушенским, с самим Черным! – стояли, расставив полусогнутые ноги, растопырив пальцы рук, приоткрыв от напряжения рты, и ждали.

– Раз, – сказал Женька, обращаясь уже персонально к их главному и делая шаг в его сторону.

– Два, – сказал он, подойдя почти вплотную.

– Три!!! – завопил кротовец и с неожиданной ловкостью и силой ударил Женьку арбалетом по голове.

И когда Женька упал, те четверо рассыпались, как горох. Только их лидер замешкался на мгновение, и Черный обрушился на него одного… С размаху, ногой в живот, и пониже, и еще раз, и еще…

– Я тебя, гада, на всю твою поганую жизнь в тюрьму запихаю! – шипел он над скорчившимся телом.