Вернуть изобилие - Гринленд Колин (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Нельзя сказать, чтобы я сама была в то время очень живой. А потом в один прекрасный день на узловой станции я встретила совсем зеленую особу, все еще носившую на рукаве белую карточку. Она подсела за столик ко мне и Доджер Гиллспай и завела с нами беседу. Сначала она рассказала нам все, что нам совершенно не интересно было знать, о «Хальцион Эко-Билдер», а потом сказала:
— Я думаю, у вас есть хорошая возможность войти где-нибудь здесь в корпоративный реестр, — и стала нас выспрашивать.
Мне было жаль ее, и я старалась удержаться от смеха. В конце концов Доджер ее отшила. Я помню, она выдохнула дым и сказала:
— Господи, поговори о чем-нибудь более живом.
И я вдруг поняла, что ожила.
— ХОРОШО. ЧТО ДАЛЬШЕ?
— Разные вещи, которыми нечего особенно гордиться. Возила пять тысяч голов бизонов в Малавари в жидкой суспензии на «Тинкербелле», с хитроумным рефрижератором и столь же хитроумным страхованием. Перехватила двадцать литров «Дискордона» для арахиса на распродаже, и мне пришлось провозить их через таможню эладельди в Хай-Бразил. Записала пять контейнеров с кристаллами невесомости как сушеное мясо криля, потому что один красавчик втравил меня в это на какой-то вечеринке, а если бы мне пришлось платить пошлину, я бы оказалась в убытке. Девере. 5-свадьба. Нью-Малибу. Все где-то в это время.
— ХОРОШО. ЧТО ДАЛЬШЕ?
— Дальше. Дальше я снова увидела «Октябрьский Ворон». Флагман династии Сансау. Я видела, как он разбился и погиб.
Я была на Поясе и летела на маленьком, принадлежавшем компании, «Хайтэйле», чтобы забрать поезд с рудой у «Фразье-34». Хотела найти по радио какую-нибудь приличную музыку, как вдруг ворвался сигнал SOS:
— Всем кораблям, находящимся вблизи зоны бедствия! Просим помощи!
Я была поблизости — от силы милях в двадцати. К тому времени, когда я обогнула Автономию, я увидела его — смятый золотой силуэт, и маленькие суда, шнырявшие вокруг него, как стайки рыбешек вокруг издыхающего морского черта. Я послала вызов, и парамедик рассказала мне всю историю. Отказало рулевое управление, и в корабль одна за другой врезались три скалы.
— Это тяжелая авария, — сказала парамедик. — Самая тяжелая, какую я когда-либо видела. Большие потери. Сколько у вас мест?
— Два, — ответила я. Больше, если бы они попросили меня взять на борт тела. Я надеялась, что брать на борт трупы меня все же попросят. — Это просто скутер.
— Что ж, нам нужна любая помощь, — сказала она, но в голосе ее звучало сомнение. Она дала мне сигнальный маяк, и я подошла настолько близко, насколько могла, чтобы при этом не путаться ни у кого под ногами.
«Ворон» был весь в обломках, и когда я приблизилась, он все еще разваливался. От корпуса, как шелуха, отслаивались огромные завитки рваного металла, отскакивая, они содрогались. Роскошная лестница, ведущая в салон, торчала кверху между плавающим комком из ковров и обмотки, спирально уходя в никуда. Там были обломки весом в тонну, бензобаки, подсвечники, чемоданы и кокосовый орехи — все это выбрасывалось в космос в вихре замерзшего воздуха, воды, охлаждающей жидкости и крови.
Там были трупы, и были люди, их собиравшие. Там все были очень заняты, множество кораблей, пришедших на помощь. Я надела скафандр, но, похоже, я не очень много могла там сделать. Они все просили меня подождать, подождать. Я установила прожектор на аварийный режим, села и стала ждать.
Вскоре я сообразила, что смотрю на серебристый силуэт, который то вспыхивал, то гас. Он был в гуще обломков, под чем-то, что выглядело так, как будто когда-то было частью системы обогрева. Он там застрял и покачивался туда-сюда.
Потом я сообразила, на что смотрю.
— Там кто-то есть! — вызвала я. — Там все еще кто-то есть. По-моему, они за что-то зацепились.
— Господи, — сказала парамедик. — Где? Вы можете мне показать? Все заняты. А я не вижу…
Я оставила «Хайтэйл» болтаться без дела, выплыла наружу и направилась прямо к обломкам. Там все было сплошным месивом из битого стекла и искореженного металла, и там оказались почти два потерпевших вместо одного. Но я не раздумывала над этим, я просто подошла и схватила их за руку, кто бы они там ни были.
Я видела то место, где они зацепились за трубы. Труба была простым пластиком, она уже замерзла и разлетелась на куски, когда я за нее взялась. А потом я обхватила рукой своих потерпевших и стала тянуть, а потом отбуксировала их к кораблю.
Только и всего. Весь рассказ не занимает и минуты. И это, разумеется, не было большим делом или подвигом. Любой на моем месте сделал бы то же самое.
Я уложила их на корабле, на заднем сидении. Парамедик была на связи, она посылала кого-то заняться ими, а между делом объясняла, что надо делать мне.
— Система поддержания жизни работает? Индикатор горит?
— Нет, — ответила я.
— У вас там есть воздух?
— Да, — сказала я.
— Тогда откройте шлем, — сказала она. — Посмотрите, дышат ли они.
Шлем был наподобие тех, что мы носили на «Блистательном Трогоне», он так изобиловал украшениями, что внутри почти ничего не было видно. Я расстегнула застежки и открыла визор.
— Это мужчина, — сказала я.
— Он дышит? — спросила она.
— Дышит, — ответила я. — Он в сознании. Он… улыбается мне.
Мой потерпевший заговорил:
— Питер, — хрипло прокаркал он. — Питер Пэн.
Это был Бальтазар Плам.
Элис?
Ты меня слышишь?
56
В последней вспышке разогретых двигателей «Лесондак Анаконда» сверкнула среди звезд зеленой оливкой. Этим коротким рывком она безмолвно умчалась прочь от Венеры, скользнув над ее опалесцирующим ликом по чистой и изящной траектории падающей звезды.
Однако она была далеко не романтичной и не прекрасной. Это была «Уродливая Истина» из Дирикс Матно, самая гнусная и продажная металлоконструкция, когда-либо бороздившая океан пространства. Ее ярко-зеленый корпус был изуродован сгустками оружейных портов, огромными изъязвленными капсулами с ионными разрядными двигателями, словно отражая внутреннее разложение. На носу она несла, как какой-нибудь разбойничий фрегат древней Земли, злобно ухмылявшуюся статую, чей торс почернел от огня разбитых ею врагов. Внизу болтались парализующие сети, они развевались, как юбки какой-нибудь продажной куртизанки или усы португальца.
Корабль мерцал и расплывался. От носа до кормы его обрамляли тонкие струйки зеленого огня. Это была «Уродливая Истина» капитана Келсо Пеппера, и она готовилась совершить маневр.
На нижней палубе, в маленькой камере, на койке лежала Табита Джут и играла на гармонике. Саския Зодиак сидела рядом с ней на полу и напевала блюз:
Расстроенная, Табита перестала играть. Постучала гармоникой по ладони:
— Как ты можешь? — спросила она.
Саския повернула голову и посмотрела на Табиту:
— Ты о чем?
— Ну… петь об этом вот так.
— Я сочиняю многие из наших песен, — сказала Саския, словно это было ответом на вопрос Табиты. Может, это и впрямь был ответ.
— Сочиняла, — мягко поправилась Саския прерывающимся голосом.
Табита мысленно обругала себя, ей было нечего сказать. Она приложила к губам гармонику и легко сыграла первые строфы «Девушек Кеннеди».
Саския сидела, склонив голову. Табита была уверена, что она опять плачет. Это рассердило ее. Она откинула голову и заговорила в потолок:
— Ты меня слушаешь, а, Пеппер, грязный подонок? Так вот, это для тебя! — И она стала исполнять «Мы победим».
Табита проиграла песню три раза. Когда она стала играть в четвертый, Саския с болью повернула голову:
— Это сведет меня с ума, я ничего о нем не знаю, — сказала она. — У-у-х! — Чувствуя, что взлетает в воздух, Саския ухватилась за койку.
