Щепки плахи, осколки секиры - Чадович Николай Трофимович (библиотека книг txt) 📗
Эта мысль кольнула Смыкова, как приступ невралгии, и, чтобы успокоить самого себя, он негромко произнес по-русски:
– Ежели да кабы, так во рту росли бы грибы…
Тем временем слух о смерти дона Эстебана уже распространился по городу. Его охотно подтверждали все, кто в тот трагический момент находился в кабаке, а также местный лекарь, умирающего гранда даже в глаза не видевший, зато получивший от Смыкова крупную сумму за констатацию летального исхода.
Особенно горевали ростовщики, ссужавшие дона Эстебана карманными деньгами (то, что он спускал за день, рачительному хозяину хватило бы на год), и городские шлюхи, внезапно утратившие постоянный источник дохода.
Общее горе, похоже, разделяли даже бывшие недоброжелатели дона Эстебана. Конечно, пребывая в добром здравии, он смущал их своими дерзкими поступками и глумливыми речами, зато теперь, скоропостижно скончавшись, приобрел ореол неустрашимого рыцаря и галантного кавалера (поговаривали, что причиной поединка была любовная история).
Короче, горожане всех сословий дружно оплакивали дона Эстебана.
Между тем мнимый мертвец благополучно преодолел кризис и быстро пошел на поправку. Об этом свидетельствовал хотя бы тот факт, что уже на вторые сутки он потребовал себе вина и сыра.
По случаю благополучного возвращения с того света друзья закатили настоящий пир, во время которого Смыков исподволь завел разговор, сводившийся к тому, что, уж раз такое случилось и дона Эстебана считают покойником, неплохо было бы устроить ложные похороны, которые могут стать поводом к сбору в Ла-Гуардии наиболее влиятельных кастильских аристократов. Воспользовавшись этим обстоятельством, он, Смыков, не только сумеет изложить перед знатью свои тезисы, касающиеся союза против аггелов и необходимости переселения в Эдем, но и продемонстрирует чудесное воскресение мертвеца, совершенное при помощи волшебных трав, растущих у подножия Древа Познания.
Дон Эстебан, чье психическое равновесие было изрядно нарушено зигзагом, который совершила его душа на пути от жизни к смерти и обратно, без долгих раздумий согласился на участие в этой мрачной мистерии. Причем цели, которые преследовал Смыков, интересовали его меньше всего. Главным был сам факт чудесного воскресения, которым он намеревался восхитить друзей и уесть врагов. Кроме того, не вызывало сомнения, что имя дона Эстебана прогремит по всей Кастилии и всколыхнет народ, соскучившийся по настоящим чудесам. На волне такой популярности можно будет не только вернуть фамильные поместья, но и побороться за верховную власть, вакантную уже столько лет.
Не прошло и часа, как весьма довольные друг другом заговорщики ударили по рукам.
Во все концы Кастилии помчались гонцы. Они несли печальную весть о гибели славного дона Эстебана и призыв ко всем высокородным грандам принять участие в церемонии прощания с усопшим. Поскольку покойник принадлежал к одному из знатнейших родов христианского мира, игнорировать такое мероприятие было бы кощунством.
В назначенный день и час гроб с телом дона Эстебана установили в соборе святого Себастьяна, размеры и статус которого позволяли отпевать даже особ королевской крови.
Были приняты все возможные меры, чтобы покойник не выглядел «как живой». Смертельной бледности достигли с помощью рисовой пудры, а тени вокруг глаз Смыков самолично нанес раствором сажи. Во избежание конфуза в храме заранее перебили всех мух. Если что-то и отличало дона Эстебана от натурального покойника, так это только стойкий запах перегара, который не смогли нейтрализовать ни ладан, ни миро.
По просьбе Смыкова (не бескорыстной, конечно) заупокойная месса происходила при закрытых дверях. Допущены на нее были только лица, указанные в специальном списке. Потаскухам, гулякам, ростовщикам и прочему сброду позволялось демонстрировать свою скорбь только на ступенях храма.
Когда отзвучали молитвы, умолк хорал и закончилась проникновенная проповедь, в которой велеречивый патер сравнивал дона Эстебана с архангелом Михаилом, слово в противоречие с традицией взял Смыков, охарактеризовавший себя как близкий друг и идейный последователь покойного.
Первым делом он извинился за свою дерзость и попросил у присутствующих несколько минут внимания, необходимых якобы для того, чтобы отдать дону Эстебану последние почести по обычаям Отчины, страны, где усопшего почитали святым еще при жизни.
Аристократическая сдержанность не позволяла участникам заупокойной службы указать чужестранцу его истинное место. Тем самым они неосмотрительно позволили Смыкову раскинуть тенета словоблудия, по части которого он был великий мастер (сказывался опыт партсобраний, отчетно-выборных конференций и лекционной деятельности по линии общества «Знание»).
Начал он с восхваления истинных и мнимых заслуг покойника, проистекавших не только из его личных качеств, но и от национальных черт характера вкупе с благородным происхождением. Косвенно этот комплимент касался всех присутствующих здесь грандов, и общее недоумение, грозившее перейти в недовольство, несколько разрядилось. Затем были упомянуты подвиги дона Эстебана в борьбе с заклятыми врагами законопослушного и богобоязненного люда – каинистами. Этот пассаж также был встречен довольно благосклонно – на рогатых убийц и мародеров зуб имело практически все население Кастилии. Очень к месту пришелся здесь и призыв, якобы брошенный покойником за минуту до кончины, – объединить усилия соседних стран в борьбе с аггелами.
Самое сложное началось дальше. Посетовав о страшных бедах, обрушившихся на христианские и языческие народы в последнее время, Смыков открыто заявил о приближающемся конце света, предвестием которого были гибель Сан-Хуан-де-Артезы и многих других населенных пунктов на территории Хохмы, Киркопии и Отчины.
Публика, хотя и успевшая проникнуться к самозваному проповеднику некоторой симпатией, заволновалась. Никто не мог понять, какая связь существует между, в общем-то, бессмысленной смертью дона Эстебана и терзающими землю катаклизмами.
Смыков поспешил прояснить этот вопрос. Ссылаясь на текст Ветхого Завета, известный ему только в пересказе Цыпфа, он патетическим тоном сообщил, что знает путь спасения рода человеческого. Путь этот ведет не куда-нибудь, а в легендарный Эдем, некогда служивший первым приютом для наших прародителей. При этом не надо бояться херувимов, стерегущих границы земного рая. Обойти их не составляет никакого труда. Эдем, в настоящее время свободный от змея-искусителя, являющегося, как известно, одной из ипостасей сатаны, способен принять под свою сень неограниченное количество смертных и обеспечить им поистине райское существование.
– Клянусь всем, что дорого для меня, я самолично любовался волшебными лесами Эдема, пил сладкую воду его рек, дышал его благотворным воздухом и даже отведал райских трав, дарующих человеку здоровье, силу, красоту и долгую жизнь.
Последнюю фразу Смыков сказал, в общем-то, напрасно. Трудно было поверить, что этот слегка сутулый, лысеющий дядька, с выражением лица если не хмурым, то кислым, и в самом деле отведал чего-то, имеющего хотя бы приблизительное отношение к райской флоре.
Впрочем, публика, собравшаяся у гроба дона Эстебана, не обратила на такую несуразность ни малейшего внимания. Не в силах и дальше терпеть столь святотатственные речи, кастильцы инстинктивно ухватились за те предметы, в которых давно привыкли находить для себя надежду и опору – гранды за мечи, священники за распятия. Убийство в стенах храма всегда считалось крайней степенью богохульства, но было похоже, что для Смыкова на сей раз сделают исключение.
В этом вихре гневных выкриков, страстных молитв и лязга извлекаемой из ножен стали резким диссонансом прозвучал спокойный и ясный голос дона Хаймеса:
– Сударь, если вы и в самом деле побывали в Эдеме, то наверняка прихватили с собой какое-нибудь доказательство этого поистине счастливого события.
– Естественно, – не стал отпираться Смыков.
– Уж не плоды ли это с Древа Познания?
