Род Волка - Щепетов Сергей (книга жизни TXT) 📗
– Но ведь это так просто, Семхон, – улыбнулся жрец. – Верхний мир – мир вечной жизни – исполнен всего с избытком. Средний мир – таков, как ты видишь его: тут есть все, что нужно для краткого пребывания человека. Нижний же мир – мир смерти – неполон, почти пуст. И эта пустота, эта бездна способна поглотить, принять в себя любую жизнь, любое существование. Творец предназначил людей для вечной жизни, но они не обретут ее, пока бредут по тропе на краю обрыва, пока рядом с каждым зияет пустота Нижнего мира. От нее нельзя уйти, нельзя отвернуться, нельзя сделать вид, будто ее нет. Можно лишь заполнить ее красотой жизни, заставить перестать быть пустотой. Когда это случится, человек не обретет вечную жизнь, нет! Но смерть перестанет быть абсолютной, победа над ней станет возможной. Ты сказал, что в чьем-то будущем она состоялась. Это хорошо.
«Боже ж ты мой! – ужаснулся Семен. – Бедные, несчастные предки рода человеческого! Живущие во тьме суеверий и замученные борьбой за существование! Лишенные книг, компьютеров, автомобилей и мобильных телефонов! Они не понимают, что счастье жизни в том, чтобы иметь много денег, жить в хорошей квартире, ездить на крутой тачке и проводить отпуск на Багамских островах!»
Между тем уже был задан новый вопрос:
– Там жив мамонт?
– Нет. Уже сотни поколений.
– Тогда почему ты знаешь?
– Знаю – что?
Вместо ответа Художник вдруг начал читать его собственное сочинение. Слово в слово – от начала и до конца!
Когда он закончил, старейшины переглянулись, явно пытаясь убедиться, что каждый из них ЭТО действительно слышал. Потом они воззрились на Семена так, словно перед ними чистил перья летающий крокодил.
Окончательно ошалевший Семен решил махнуть на все рукой и играть в открытую. В конце концов, тот самый Иешуа очень верно заметил, что правду говорить легко и приятно.
– Люди будущего раскапывали и изучали стоянки тех, кто жил очень давно. Вокруг ваших жилищ они нашли много костей мамонтов и поэтому стали называть вас «охотниками на мамонтов». Там, где жили хьюгги, они нашли много костей больших медведей и стали называть их «охотники на медведей».
– Гы-гы, – попытался сдержать смех Медведь, но, увидев, что Художник улыбается, заржал в голос. Остальные старейшины к нему присоединились.
– Нет, ну какие дураки, а? – только и смог произнести сквозь смех Горностай.
Семен почти сразу понял, что дело тут, скорее всего, опять в лингвистических тонкостях. Наверное, в буквальном переводе научные термины для туземцев прозвучали почти так же, как если бы он итальянцев назвал «макаронниками», а французов – «лягушатниками». У последних среди кулинарных изысков лягушачье мясо, конечно, присутствует, но оно отнюдь не является повседневной пищей. Термин же «охота» здесь означает поиск, преследование, умерщвление и разделку животного для получения пищи и материалов. В отношении мамонтов использовался иной термин, но Семену казалось, что он означает примерно то же самое.
– Не смейтесь над ними, – урезонил собравшихся жрец. – Они, наверное, как малые дети, которые живут на всем готовом и думают, что мясо бегает по степи уже в жареном виде. Неужели и ты такой, Семхон?
– Не знаю, – честно признался Семен. – Как и некоторые люди из будущего, я думал, что вряд ли хьюгги убивали больших медведей, чтобы питаться ими, а вы – мамонтов. Эти животные, по-моему, мало годятся для того, чтобы быть просто пищей.
– Что ж, значит и ты, и они не безнадежны. Ты ведь понял уже, что взять жизнь кого-то из мамонтов можно лишь с их согласия. Иногда они дают его – им известно их предназначение.
– И в чем же оно?
– Ты сам ответил на этот вопрос. Причем смог сделать это немногими словами!
– Это была лишь моя догадка, предположение.
– Оно оказалось правильным. Поэтому ты сидишь среди нас.
– А… хьюгги? Медведи? Они… тоже?!
– Не знаю, Семхон. Большой медведь почти ушел из Среднего мира. Не многим из ныне живущих довелось видеть его здесь. Может быть, хьюгги уйдут вместе с ним?
«Та-ак, – начал лихорадочно рыться в памяти Семен. – Считается, что пещерный медведь вымер к концу палеолита. Это дает хоть какую-то временную привязку. Если, конечно, ход истории в этом мире такой же, как в нашем».
– Кхе-кхе, – подал голос Медведь. – Может, уже того, а? Может, хватит ему уже? А то он умнее нас станет.
Все посмотрели на жреца. Тот кивнул и вытащил откуда-то из-за пазухи небольшой кожаный мешочек.
– Ты уже выбрал себе «внешнее» имя?
– Я?! Да… – растерялся Семен. – А можно оставить прежнее? Я уже привык к нему, да и звучит неплохо. Если нужно дополнение, то пусть будет «Семхон Длинная Лапа».
– Что ж, – согласился Художник, – «Семхон» может означать и «рожденный дважды».
– Он у нас, оказывается, с претензией, – не то с одобрением, не то с сомнением проговорил Кижуч. – Уверен, что сможет второй раз родиться в Средний мир. Пацаны-то к такому много дней готовятся.
– Сам захотел, – пожал плечами Горностай. – Не маленький уже, да и голова работает, хоть половины памяти и нет.
«О чем это они? – начиная пугаться, подумал Семен. – И что еще за мешочек? Может, просто талисман какой-нибудь, а? Если сейчас на свет появится сосуд из волчьего черепа, то меня стошнит, не отходя от кассы».
– Ну ладно, Семхон, – нетерпеливо потер ладони Медведь, – давай показывай свою магию. – Бизон рассказывал, что надо выдохнуть и пить большими глотками, да?
– Это смотря кому и в каком случае, – тоном наставника проговорил Семен, разматывая ремешок на горлышке кувшина. – В данном случае вам нужно выпить содержание маленького сосуда одним глотком и ненадолго задержать дыхание.
Своих уродливых «стопок» Семен приготовил четыре штуки – по числу участников, исключая себя. Он наполнил их и раздал присутствующим, начиная с Художника. Когда эта процедура была закончена, обнаружилось, что народ смотрит на него и чего-то ждет. В том – другом – мире этот немой вопрос можно было бы озвучить только одним способом: «А себе?» Семен содрогнулся: «Вот это я дал маху! Надо было пятый стакан припрятать, а то ведь сейчас из горла пить заставят. Блин, это мне за Бизона – нечего было над парнем издеваться!»
Он ошибся – в тысячу первый раз: от него хотели совсем не этого. Кижуч понюхал жидкость и шумно сглотнул слюну:
– Говори свое заклинание, Семхон, – мы готовы.
– Повторять за тобой нужно? – поинтересовался Горностай. – Может, сначала потренируемся, а то вдруг с первого раза не получится?
«Во-от в чем дело! – обрадовался Семен. – И как это я сразу не догадался?! Ну, уж за этим-то дело не станет!»
– Значит, так, – безапелляционным тоном заявил он, – повторять вслух за мной не надо. Сначала нужно сосредоточиться и мысленно пожелать каждому из присутствующих, чтобы ему всегда хотелось и моглось того, чего хочется. Потом выпить. А дальше уже пойдет мое заклинание. Понятно? Тогда начали…
Шутки не получилось – старейшины отнеслись к делу совершенно серьезно, а Художник, прежде чем погрузиться в недолгие размышления, глянул на него с нескрываемым интересом. Семен, дождавшись, пока последний проглотит свою дозу, утрет слезы и восстановит дыхание, тихо завел «Грузинскую песню» Булата Окуджавы. Он ее сам воспринимал почти как заклинание и рассчитывал, что получится убедительно.
Он закончил последний куплет и попытался понять, пора уже разливать по второй или еще нет. Первым молчание нарушил Горностай. Он хлюпнул носом и тихо пробормотал:
