Столпы вечности - Бейли Баррингтон Дж. (библиотека электронных книг TXT) 📗
... дня 29 месяца 3 года 716 по стандартному календарю...
Н819 была необычной планетой. Безжизненная, однако с пригодной для дыхания атмосферой. Если, конечно, не обращать внимания на сернистые примеси или пользоваться фильтрами. Кислород извергали многочисленные вулканы, расщепляя своим жаром какой-то подземный оксид, возможно, воду. Вооз прилетел туда на корабле, везущем, среди прочего груза, оборудование для алхимической исследовательской станции. Компания, на которую он работал, позволила ему задержаться там до прилета следующего судна, поскольку Вооза решили перебросить в его экипаж.
Он вспоминал кряжистые скалы и пылающие конусы; ничто не двигалось, кроме случайно потревоженных частыми подземными толчками валунов...
Алхимики не снискали особой известности. В людском космосе наибольшей популярностью пользовалась космология столпников; она считалась самой научной, самой надежной. И хотя философия столпников породила некоторые варианты и производные, секта алхимиков не имела к ней отношения. Алхимики были известны пристрастием к ядовитым газам, порошкам и излучениям, а также скверно подготовленным опытам, по каковой причине их практика попала под запрет на значительном числе миров; однако в условиях безжизненного мира персонал станции не мог причинить вреда никому, кроме себя самих. В противовес стоическому спокойствию столпников, алхимики слыли отмороженными психами или беспечными импровизаторами, неспособными сдержать пламенный интерес к химическим исследованиям.
Вооз получил уже достаточную философскую подготовку, чтобы с полным правом считаться столпником, и его заинтриговали конкурирующие доктрины. Алхимия показалась ему весьма экзотичной, и он прибился к ее адептам, хотя те отличались напыщенным и мнительным нравом. Он подружился с Дорсузом, старшим артификом станции, и сумел убедить того взять Вооза без подготовки ассистентом в главную лабораторию.
Алхимики, впрочем, презирали опасность. Кожа их была обесцвечена и несла следы многочисленных странных ожогов и язв. Из всех лишь Вооз регулярно носил респиратор, хотя атмосфера лаборатории воняла и отдавала ртутью, а у большинства присутствующих судорожно дрожали руки или надсадно хрипели легкие от многолетнего контакта с малоприятными химикалиями.
Вооз считал себя везунчиком. Когда он появился на планете, адепты как раз готовили особенно диковинный опыт, и это исследование уже близилось к завершению. Дорсуз пообещал, что позовет его к огненной яме в момент кульминации.
Цель опыта состояла в том, чтобы изолировать особо мощную и чистую разновидность огня, как алхимики его понимали. Они называли ее эфирным огнем. Если верить сектантам, существование этой формы доселе постулировалось лишь теоретически. Огненную яму алхимики выкопали сами, а края облицевали листами алмаза и слюды. Почти стандартный год они медленно прибавляли туда смесь более сорока веществ, в том числе плутония, электрония (так называлась форма материи, где протоны ядер были заменены позитронами; она была электрически нейтральна, но невероятно легка, и принимала великое множество недоступных обычному веществу чудесных молекулярных конфигураций), ртути, предварительно обработанной по секретной, известной одним алхимикам, технологии, и других составляющих, которые, по их утверждениям, не имели ничего общего с ортодоксальной наукой.
Дорсуз уверял, что истинный секрет — тщательно выверенные пропорции, в которых медленно смешиваются ингредиенты. Воозу рассказали, что ныне проверяемая алхимиками формула выведена в ходе экспериментов, длившихся целое столетие. Было рассчитано, что в 29-й день третьего месяца смесь примет окончательную форму, а все ее компоненты идеальным образом провзаимодействуют и распределятся. В результате алхимики надеялись получить эфирное пламя.
Вооз пришел в восторг. Вместе с Дорсузом и двумя другими алхимиками он поднялся на подвешенную у края ямы наблюдательную платформу. Глубоко внизу облакообразная масса источала бледное оранжевозеленое сияние.
Он носил темные очки, которые дал ему Дорсуз. Алхимики тоже получили очки, но с обычной для себя беззаботностью оставили болтаться на шее. Повинуясь импульсу, Вооз также снял очки и насладился пощипыванием, вызванным попаданием излучения в глаза.
Он желал испытать все как можно полней. Он переключил реобазу на третий уровень, живость на второй (ему не хотелось рисковать потерей контроля, задирая настройки чересчур высоко). Спасательная функция, разумеется, и так была активна. Он ее никогда не отключал.
Сияние, сияние, оранжевое и зеленое. Уже знакомое усиление зрения при пониженной реобазе (понижая порог реобазы, он усиливал ощущения, повышая, притуплял). Темные круглые, чуть вдавленные стенки ямы и зловещая, будто наделенная собственной жизнью масса внизу. Он изнывал от нетерпения.
— Кажется, свет усиливается, — произнес Дорсуз.
Другой алхимик кивнул.
— Думаешь, в этот раз все пройдет по графику?
Слово график было паразитом в речи хозяев станции. Теория химических превращений, разработанная ими, зиждилась на факторе времени. Обычные химические реакции, проходившие мгновенно или за секунды и минуты, считались у них вульгарными, или обычными. Загадочные химические процессы, изучаемые алхимиками, отнимали дни, месяцы, годы, даже десятилетия (бытовала легенда об одной алхимической реакции, длившейся более шестисот стандартных лет). Искомая трансформация вещества, однако, происходила под конец этого срока и, как правило, внезапно, так что ее требовалось предсказывать с точностью до секунд. Именно это они имели в виду под графиком. Фактически алхимическая трансформация сопровождалась бы целой последовательностью перемен цвета, переходов между твердым, жидким, газообразным и плазменным состояниями вещества и других признаков, Воозу незнакомых; все эти преображения должны были свершиться последовательно, в ходе высвобождения энергии, и отсутствие любого из них указывало бы на неудачный исход эксперимента.
Алхимики, впрочем, основательно завирались, рассуждая о своем искусстве; хотя они утверждали, что способны предсказать исход процессов длиною в годы с точностью до секунд, на практике откалибровать график редко удавалось лучше, чем с точностью до календарного дня.
— Да, усиливается, — проговорил Дорсуз. Перегнулся через парапет, выгнул шею, пытаясь разглядеть четче.
— А это опасно? — неуверенно спросил Вооз. — Как именно проявится эфирное пламя?
— Ну, если появятся какие-нибудь тревожные признаки, мы всегда успеем убраться от...
Не успел он договорить, как налитая светом масса взорвалась. Словно при поджиге газовой смеси, взметнулась она до самого края ямы. Подвески платформы мгновенно пережгло. И платформа, и ее операторы полетели вниз. Эфирный огонь (а это и в самом деле был он) вскипел и излился наружу, расширился грибовидным облаком света с пенной окантовкой.
Как ни парадоксально, он отличался невероятной красотой: золотая, светоносная, негромко бурлящая, раскаленная масса. Вооз это понял, потому что не исчез в недрах ямы, подобно остальным. Те, наверное, погибли в мгновение ока. Вооз же сумел зацепиться за край ямы при падении и повис, изумляясь собственной силе.
Но не только мягкий прекрасный свет довелось ему наблюдать при этом. Эфирный огонь лишь казался прекрасным, и под маской наружной красоты таился внутренний ужас, антипатичный любой органической жизни. Огонь за пределами огня, огонь внутри огня, заключающий в себя, усугубляющий негативные аспекты, почти игривый в способности к беспредельно мучительной пытке, проникающий в тело до мозга костей, воздействующий в той или иной мере на каждую клеточку.
Вооз должен был погибнуть в течение двух-трех секунд. Конечно, если бы его окутало обычное пламя, когда тепловой эффект реакции весьма значителен. В этом случае его плоть бы обгорела дочерна, превратясь в углеродные полоски, и даже кости, чудесные кремниевые кости, расплавились бы.
