Кровавое око Сарпедиона - Смит Эдвард Элмер (полные книги .TXT) 📗
8
Лаборатория Скандоса в горах Ампассера; тот же день, девять часов вечера.
Тхар, историк и хранитель архивов, прикончив бутылку рубинового мидвелского вина, оправился от потрясения и начал проявлять свою обычную жизнерадостность и любопытство. Ткнув пальцем в экран аналитического блока, на котором зловещим зигзагом продолжала пылать молния Сарпедиона, он спросил:
— Похоже, размеры кружков, изображающих сгоревшие звезды, уменьшаются по мере приближения к нашей системе. В этом есть какой-нибудь смысл?
— Не больший, чем заложен мной, — пожал плечами астроном. — Если помните, Тхар, я запрашивал у вас сведения по всем документально зафиксированным вспышкам за два последних тысячелетия. Порывшись в старых хрониках, вы представили необходимые даты, но с некоторым допуском — тем меньшим, чем ближе находилось интересующее нас событие к современности. Вот, скажем, эта звезда, загоревшаяся во времена Тедрика, — Пайрот коснулся пятнышка в почти в самом начале красного зигзага, — превратилась в очередной Глаз Сарпедиона в месяце Скрещенных Мечей. Согласно вашему же комментарию, Тхар, сейчас никто не знает точно, какой это месяц по счету; известно лишь, что он соответствовал концу весны или началу лета. Поэтому я считаю, что дата известна нам с точностью до тридцати дней. В моей модели, — ученый окинул задумчивым взглядом экран, — размеры изображающего звезду пятна пропорциональны ошибке, с которой мы можем установить дату её возгорания. Чем в более древние времена это случилось, тем больше допуск и тем больше кружок.
— Вот как! — произнес хранитель, криво усмехнувшись. — Ваша диаграмма, друг мой, отражает глубину моего невежества… в строгой математической форме!
Астроном молча развел руками, молодой Фурмин фыркнул. а Винг со Скандосом переглянулись. Тхар в нерешительности потер лоб; было заметно, что историка обуревает сотня вопросов одновременно. Что ж, превосходно! Для того его и пригласили сюда. Если Скандос и Пайрот, каждый в своей области, являлись великими учеными, а Винг был гениальным конструктором аналитических машин, Тхар прославился своим острым, критическим умом. Этот человек умел задавать вопросы! К тому же, его познания были поистине энциклопедическими. Но сейчас он явно колебался.
— Значит, даты, даты… — пробормотал он. — Но ведь с помощью хроноскопа можно… Нет, с этим успеется, — историк повернулся к Скандосу. — Объясните-ка лучше, коллега, как вы общались с нашим кузнецом? Только не надо уверять меня, что вы за пару дней овладели разговорным ломарианским! — Тхар с улыбкой покачал головой. — Я изучаю его двадцать лет, но это невозможное древнее произношение… Нужно иметь луженую глотку! Люди сейчас не способны так реветь, рычать и хрипеть, как полтора тысячелетия назад.
Скандос обратил взгляд на своего ученика; оба они выглядели смущенными.
— Ну, говоря по правде, я использовал маломощный ментальный усилитель…
— О! Еще одна запретная тематика! Еще одно преступление, помимо вмешательства в историю! — на губах астронома мелькнула довольная усмешка. — Тхар, дружище, вы не только специалист по древним временам, но и знаток современных законов. Так что же нас ждет? Всю нашу компанию четвертуют?.. посадят на кол?.. или за ребро — и на крюк?
— Хмм… — задумчиво протянул историк. — Параграф Пятый главы Седьмой Кодекса Академии, если не ошибаюсь… — он на миг прикрыл глаза. — Цитирую: «…проведение особо опасных исследований без санкции Консулата карается ссылкой на десятилетие. Сокрытие информации о таковых приравнивается к пособничеству — ссылка на десятилетие… Если оные исследования привели к губительным последствиям, ссылка бессрочная…» Вот так, мой дорогой.
— И куда ссылают? — в тоне Скандоса слышалась несомненная заинтересованность.
— На Астероидное Кольцо, в рудники, — внезапно раздался хриплый голос вычислителя Винта, который по причине мрачности, характера предпочитал больше слушать и меньше говорить. — Живут там от силы года три.
Наступило гнетущее молчание.
— Да, правильно, — подтвердил Тхар. — В нашем гуманном, демократическом и цивилизованном обществе, процветающем под властью Консулата, смертной казни не существует. Однако…
Фурмин нерешительно откашлялся.
— Учитель тут не при чем, — молодой физик сидел, уставившись взглядом на свои большие руки, сцепленные на коленях. — Это была моя идея. Я дал ему свой обруч ментальной защиты — конечно, слегка переделанный. Обруч зарегистрирован, и я ношу его вполне законно. Есть заключение правительственных медиков… ну, вы понимаете… — он запнулся и покраснел.
— О! Так вы, юноша, из сенсов! — удивленно произнес астроном, тогда как хранитель архивов посмотрел на Фурмина с нескрываемым любопытством. — А я думал, что всех Чувствующих выбили ещё в Кровавые Века!
— Нет, — историк покачал головой. — Правда, по официальным данным, их осталось очень и очень немного…
— Вы так полагаете? — сухо поинтересовался Винг; он глядел на Фурмина с состраданием. — Через сколько минут после восхода Ока у тебя начинает гудеть в голове, сынок? — неожиданно спросил он. Помощник Скандоса молча показал раскрытую пятерню.
— Ну и дела! — историк прикусил губу. — Значит, и вы. Винт?..
Вычислитель откинул полу своей просторной мешковатой куртки. С изнанки на уровне груди был нашит кожаный патронташ со множеством карманчиков, из которых торчали рукоятки миниатюрных инструментов; поверх них в петле висел серебристый обруч.
— Сенсов не так уж мало, — буркнул Винг, отвернувшись и застегивая куртку. — Просто мы стараемся скрывать свой порок…
— Порок? Но почему порок? — астроном возмущенно приподнял брови. — С — каких это пор особая чувствительность к ментальному излучению стала пороком?
Винг беспомощно пожал плечами, историк же пояснил:
— Сенсов всегда считали тронутыми. В эпоху Тедрика им просто пускали кровь на алтарях, а в наше гуманное время регистрируют и держат под наблюдением. Тем, кто стоит на учете, дозволяется носить защитный обруч, частично экранирующий излучение Ока… — Тхар печально покачал головой, потом повернулся к Скандосу. — Однако я хотел бы задать ещё пару вопросов нашему гостеприимному хозяину…
9
Мерно громыхали доспехи, утреннее солнце играло на полированной стали шлема, огромный меч за спиной покачивался в такт широким шагам кузнеца; вздымая пыль, Тедрик двигался по дороге к Храму. Через несколько минут его догнал Хирт, юный оруженосец. Мальчишка дышал тяжело; на плече он тащил топор и боевой молот из божественного, металла.
Они миновали предместья, застроенные усадьбами ремесленного люда — бондарей и шорников, гончаров и плотников, каменщиков, оружейников, ткачей, корабельщиков и парусных дел мастеров. Дома, то добротные, каменные, то сложенные из кривоватых бревен, щели меж которыми были обмазаны глиной, притихли; сотни глаз провожали могучую фигуру в невиданном сверкающем панцире и семенившего рядом подростка.
Гвардейцы, дежурившие у городских ворот, тоже с удивлением уставились на кузнеца. Многие из них слышали о явлении нового бога, дерзнувшего бросить вызов Сарпедиону; ходили сплетни, что этот Ллосир обучил Тедрика неким секретам, сделавшим его неуязвимым как для обычного оружия, так и для жертвенного жреческого ножа. Но одно дело — слышать, другое — видеть. Блеск стального клинка и мерцание лезвия огромной секиры внушали трепет; казалось, эти ужасные орудия смерти жаждут впиться в плоть жестокого божества и растерзать его на части. Впрочем, воины короля, несмотря на страх перед Сарпедионом, были готовы приветствовать такой поворот событий; они не любили ни кровавого бога, ни его жрецов.
Кузнец, словно сказочный железный великан, проследовал под каменным сводом ворот и по крутой уличке, носившей название Торгового въезда, вышел на площадь. Хирт, изнемогавший под тяжестью молота и топора, сопел и хватал воздух широко раскрытым ртом. Тедрик вытащил меч и, протянув левую руку, снял с плеча мальчишки секиру. Храм Сарпедиона нависал над ним темной громадой; к огромной двери, сейчас широко распахнутой, вела наружная лестница, далеко вынесенная вперед. Она тянулась до площадки перед гранитным фасадом здания, укрепленного титаническими колоннами, которые обрамляли вход. За ним простирался обширный зал с прорубленными у самого потолка оконцами, похожими на бойницы; в конце его находилась камера с жертвенным алтарем и статуей бога.
