Человек страха - Кунц Дин Рей (читаем книги txt) 📗
— Познайте Слово, — сказал христианин, когда они подошли к нему вплотную. Он протянул Гноссосу и Сэму листовки — красные буквы на желтой бумаге. По их помятому и истрепанному виду можно было только догадываться, сколько людей возвращало их, не читая.
— Дайте и мне листочек, — попросил Хуркос, протягивая руку.
Христианин ничего не ответил. Хуркос повторил свою просьбу.
— Будьте любезны, попросите этого с нечистой кровью не заговаривать со мной, — обратился старик к Сэму. Ему было явно не по себе; его костлявые руки теребили висевшую у него на груди пластмассовую табличку, перебирая ее обмахрившиеся края.
— С нечистой кровью?
— Они не любят +++++, — объяснил Гноссос. — Они не заговорят с +++++, если только им, будучи при смерти, не придется попросить о помощи. Тогда, по их понятиям, на это будет воля Божья.
— А почему +++++ нечистокровны? — спросил Сэм.
— +++++ — не создание Божье, а дело рук человека, — выпалил христианин. — +++++ — нарушение священной власти Творца. — Глаза его горели фанатичным огнем.
— Предрассудки, — сказал Гноссос, — являются частью любой религиозной догмы. Иногда они тщательно замаскированы, но все равно присутствуют. Тебе известна история твоей церкви, старик?
Христианин переступил с ноги на ногу. Он смутно чувствовал, что с этими язычниками, наверное, лучше не связываться, но его фанатизм не позволил ему отступить.
— Конечно, известна. В начале было...
— Она началась не столь давно, — рассмеялся Гноссос. Он облизал губы в предвкушении словесной схватки. — История церкви началась не с тьмы и света и не с семи первых дней. Она появилась гораздо позднее. Через тысячи лет. Церковь не возникает до тех пор, пока у человека не появляется потребность вскарабкаться вверх по социальной лестнице, возвыситься над своими ближними. Тогда он создает религию и церковь. Создав ее, он заявляет, что знает, что есть Бог и зачем он существует. Он сам начинает верить в то, что постиг цель мироздания, и таким образом поднимается над другими людьми.
— Бог избрал Святого Петра, чтобы тот основал церковь и возвысился над другими.
Гноссос улыбнулся по-отечески снисходительной улыбкой — он сам был бы похож на святого, если бы не его ядовитый язык.
— Сомневаюсь. Простите мое недоверие, но я очень в этом сомневаюсь. История прямо-таки кишит людьми, которые говорили, что Бог избрал их вождями. Многих сбило с ног и снесло потоком Времени и Вечности, по сравнению с которым любой человек бесконечно мал.
— Лжепророки! — грозно проговорил христианин.
— А почему вы убеждены, что Святой Петр не был лжепророком?
— То, что он создал, до сих пор с нами.
— Продолжительность — еще не доказательство ценности. История войн, которые вело человечество, гораздо дольше истории вашей религии, но с ними покончено раз и навсегда, потому что они несли в себе зло. А потом, от вашей веры уже почти ничего не осталось. Создание Святого Петра ожидает та же участь, что постигла войны.
Сэм, нахмурившись, снова вмешался в разговор:
— Но зачем ненавидеть Хуркоса за то, что он не напрямую создан Богом? Если Бог наделил человека властью изобрести и использовать искусственные утробы, значит, он и дал толчок созданию +++++, пускай...
— Человек злоупотребил своей властью, — безапелляционно заявил христианин.
— Но если Бог всемогущ, то человек не мог ничем злоупотребить. Он уничтожил бы людей, которые... Гноссос положил руку Сэму на плечо.
— Христиане ненавидят +++++ не по этой причине. Как я сказал, им нужно чувствовать свое превосходство. Теперь осталось так мало людей, на которых они могли бы смотреть сверху вниз, потому-то +++++ — замечательный козел отпущения. Поскольку они зачастую физически не соответствуют людским нормам — не важно, будь то уродство, просто функциональная разница или же недостаток красоты, — тут есть над чем почувствовать превосходство. “Я не такой, как ты, — заявляют они. — Я нормальный, я цельный”.
Вокруг них начала собираться толпа. Люди расталкивали друг друга локтями, чтобы подобраться поближе и послушать спорщиков. Гноссосу это, по-видимому, доставляло великое удовольствие, но раздражало христианина.
— И вот еще что, дружок, — продолжал Гноссос самым дружественным тоном, стараясь говорить погромче, чтобы те, кто стоял в дальних рядах толпы, слышали каждое слово — тщеславие не было ему чуждо. — Знаете ли вы, кто развязал большинство самых жестоких войн за последние три тысячелетия?
— Сатанинские силы.
— Нет. Как это у вас все просто получается. Нет, это были христиане, те самые, что проповедовали ненасилие. В...
Старик оскалил желтые зубы так, словно собирался зарычать.
— Я не буду продолжать этот спор. Ты пособник Сатаны.
Он быстро двинулся прочь, расталкивая собравшуюся толпу. Люди расступались, чтобы пропустить его. Фанатик исчез, растворившись в темноте ночи.
— Не воображаешь ли, мой драгоценный Гноссос, что ты чего-то добился? — спросил Хуркос, когда собравшиеся было зеваки разошлись и они продолжили путь. — Не воображаешь ли ты, что тебе удалось достучаться до начинки его костлявого черепа?
— Нет. Но я не мог не поддаться искушению попробовать сделать это. Боюсь, что этот человек жил и умрет со всеми своими предрассудками. Кроме того, если бы у него и были сомнения в вере, он не допустил бы их в свои мысли. Он отказался обрести реальную вечность через таблетку бессмертия, и теперь ему остается только цепляться за надежду, которую дает ему его религия, обещания, раздаваемые Богом.
— Меня прямо мороз по коже пробирает, — пожаловался Сэм.
— Мы свернули на какие-то нездоровые темы, — заметил Гноссос. — Давайте-ка разыщем гостиницу и немного отдохнем. Я просто с ног валюсь, а никому не известно, сколько нам еще придется побегать, пока Сэм получит новый приказ.
Бредлоуф закончил смаковать последний бутерброд, глотнул горячего черного кофе и снова откинулся на спинку кресла, утопая в его бархатном уюте. В комнате было темно, ибо то, что находилось за Щитом, не было предназначено для яркого света. Тогда слишком ясно стали бы видны все ужасающие детали. Чернота милосердно скрадывала подробности.
Ярко-красные всадники на зеленых жеребцах, ударившись об экран, расплылись бледно-желтой волной...
Алексу нравилось наблюдать за разноцветными взрывами и придумывать им названия. Так мальчику, лежащему летом в зеленой траве, нравится наблюдать за облаками.
Дракон держит в пасти искалеченное тело янтарного.., янтарного.., янтарного рыцаря...
Интересно, подумал Алекс Бредлоуф III, сидел ли вот так же когда-нибудь его отец, глядя на разноцветные узоры и давая им имена? Искал ли он порядок в безумном калейдоскопе фантастических превращений? Погружался ли его отец в это же кресло, в раздумье склонив царственную голову, сосредоточенно наморщив лоб и сдвинув густые брови? Сидел ли он, погрузив крепкие пальцы в водопад белых волос, наблюдая за Пленником, вернее изучая его?
Вряд ли. Его отец глубокомысленному созерцанию предпочитал упорный труд и активные действия. Он превратил небольшое наследство, полученное от своего отца, в огромное состояние, точной суммы которого не знал никто, поскольку оно росло с каждой минутой. Когда инженеры в поисках новых принципов организации строительства случайно наткнулись на Щит, когда они, к своему ужасу, обнаружили, что скрывается за ним, старик подошел к делу с практической точки зрения. Он знал, что здесь скрывается богатство неизмеримо большее, чем весь его уже очень внушительный капитал. Ему оставалось только покорить находившуюся за Щитом силу и заставить ее работать на себя. За Щитом стали следить. Но покорить эту силу так и не удалось. Чтобы смириться с рабством, раб должен бояться своего хозяина. Этот Пленник не знал страха.
Вообще.
Блестящие белые вспышки, словно рыба, резвящаяся на мутной поверхности моря...
Сердце Бредлоуфа так и подпрыгнуло от резкой вспышки яркого света, хотя он и знал, что Щит абсолютно непроницаем. Можно взять одну молекулу и расширить ее. Еще немного расширить. Можно сделать ее больше — еще и еще больше, — но нельзя нарушать естественное равновесие частиц. У тебя есть Щит. Он сдержит любой натиск, противостоит даже ядерной энергии высочайшей силы. Но у тебя есть и дверь, ведущая в высшее измерение. Дверь, закрытая на засов. Нет, это скорее похоже на небьющееся стекло. Стекло, которое высшее измерение превращает в тюрьму, сжимая его в ограниченном пространстве (закон противоположностей, который уравнивает давление, созданное расширением первой молекулы). И тогда высшее измерение заковано в крошечные пределы. Оно и его обитатели оказываются в ловушке, не в состоянии двигаться или выбраться из нее.
