Семьи.net (сборник) - Шемайер Арон (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Милютин посмотрел на часы: пора. Он вышел в зал. Ой-ей! На него смотрело минимум две сотни глаз! Коровина посылала сигналы: закругляйся быстрее, обстановка напряженная. Он, впрочем, об этом и сам догадался.
– Ювенальный суд постановил, – промямлил Милютин, у которого на нервной почве чуток подсел голос, – в связи с раскаянием Василисы Анатольевны Пирс, ее искренним желанием не причинять больше вреда здоровью ребенка, – Милютин щурился, тщась разобрать буквы, слова и предложения, – обязана делать вовремя прививки, вовремя чиповать, обновлять и передавать, – он понимал, что несет полный бред, но не мог остановиться, страстно желая добраться до конца постановления, – передать Кристу Станиславовну Пирс на воспитание матери…
По рядам прокатился вздох облегчения.
– Порядок! – Вован обнял Алекса и Ваську. – Дочку тоже забираем домой!
– Очистить помещение! – скомандовала Коровина. – Ожидаем снаружи!
Друзья поздравили и разъехались. Вован, Васька и Алекс остались стоять возле здания суда в ожидании Кристы.
– Что ж так долго-то! – У Васьки громко стучало сердце. Она прижимала руку к груди, будто боялась, что сердце не выдержит и выскочит наружу.
– Не волнуйтесь, – Алекс коснулся ее руки, – там долго вещи отдают. Все, что забрали тогда, давно, – он замолчал на секунду, – отдают по описи.
В Васькиной сумке зазвонил телефон. Трясущимися руками она полезла его доставать.
– Вот кому приспичило так не вовремя, а? – Васька включила экран.
С экрана на нее смотрела улыбающаяся Криста. По счастливому лицу девочки текли слезы:
– Мама! Я плачу!
Дмитрий Володихин
Беспощадно
– Хотите славяночку двух лет, хорошенькую, блонд? Здоровенькую, полностью здоровенькую, справочки все имеются. Уверяю, уверяю, у нас неограниченный доступ к медицинской информации. Пожалуйста, пожалуйста, вот фотография. Номер 87 по каталогу. Нет, фоточкой ню мы не располагаем. Как почему? Изъятие еще не производилось, изъятие не производилось пока, нет условий для фотосессии. Да-да. Но у вас будет месяц на возвратик, пожалуйста, мы честным бизнесом занимаемся, только честным бизнесом. Сможете подключить независимых медиков, осмотрите всю, конечно же, общупаете, и если надо – что ж, оформим возвратик. До сих пор никто недовольным от нас не уходил, да-да. Тем более, вы претендуете на экземпляр класса «люкс», класса «люкс» экземплярчик, верно? По классу «люкс» – ни малейших изъянов. Понимаете? Гарантию даем, да-да, ни малейшего не будет изъянчика. У нас честный, солидный бизнес. Вам ведь солидные люди нас рекомендовали, верно? А? Тариф какой на славяночку? Девочка просто класс, посмотрите, какие волосики у нее, а щечки какие, а губки! А? Набиваю цену? Я? Нет, что вы, как можно. Но еще и здоровьице отменное. В общем, класс «люкс» у нас идет от двадцати пяти тысяч. Скидочки, к сожалению, только постоянным клиентам, а вы у нас впервые, да-да. Нет, скидочку, к сожалению, дать не могу… Ну так что, делаем заказик?
– Ну, мамаша, собирай вещички своей козюле. Да, имеешь право. Подай. Хоть три заявления. Юра, ты слышал? Ну как дети. Каждый раз одно и то же. Разберется она с нами. В суд она… Мамаша, давай, поторапливайся. Ну какие основания? Какие хочешь, такие и придумай себе основания. Мы – ювенальные инспектора, тебе полномочия наши разъяснить? Лучше миром, мамаша, попросту и прямо сейчас, а если окажешь сопротивление, мы тебя посадим. Ну что за дребедень! Как же я с вами устал… Загибай пальцы: мать-одиночка – р-раз, зарплата маленькая – два, квартира давно не ремонтирована – тр-ри. Достаточно. Хочешь, чтобы мы сюда санэпидемстанцию подогнали? Подгоним враз. Хочешь, чтобы тебя в регулярных избиениях ребенка обвинили? Да не вопрос. Тут у меня с собой восемь подписанных заявлений с разной степенью тяжести. Только фамилию твою вот здесь, в пустое место вставить, и аллес гут. Смертным боем, говорят, бьешь, прохожих не стесняешься. Сильна, мамаша! Ты не знаешь этих людей? Дочку пальцем не тронула? Да какая разница, они тебя опознают, а для суда этого достаточно. Ну не трясись, мамаша, такова жизнь. Оба-на, слезы пошли. Мать, ты это, не думай, мы не звери, просто служба такая. Нам приказывают, мы делаем, мы люди маленькие. Отдавать все равно придется, система против тебя, мамаша, а кто ты против системы? Юра, скажи ей, как бывает, когда башкой о бетонную стенку бьешься. Ну разъясни ты ей, что именно первым треснет – череп или стенка. Ты пойми, мамаша, дети – ресурс государства. Ну доктрина сейчас такая. Хочет государство, чтобы бедные рожали, кормили-поили, а потом богатые к себе забирали, воспитывать, ну так оно и будет. Ори – не ори, плачь – не плачь, а сила солому ломит. Давай, не задерживай, у нас еще сегодня два изъятия… Чо? Да ты… Сучка! Больно! Тресни ее, Юра! Чисто бешеная тварь! Гнида, форму кровянкой забрызгала. Лежи, паскуда, не рыпайся! Хорошо ты ее, Юра, успокоил, мастер. Пойдем мелкую пеленать.
– Алекс, девчонка – грязнуля, дура и совершенно не слушается! В школе ей поставили диагноз: аутизм тяжелых степеней, социопатия. Третья жалоба! Наша малявка, видите ли, позволяет себе агрессивную реакцию на попытки откорректировать психологический контур. Дурная кровь! Что тут скажешь, просто дурная кровь! Жалкая провинциалка, дочь, внучка и правнучка жалких провинциалок, это ничем не выбьешь. В нашем доме девчонка первый раз нормальной еды попробовала. Кто бы ей объяснил, что она на нас молиться должна! Она мне нужна на час, может быть, на полчаса в день – показаться с малышкой перед соседями, перед солидными какими-нибудь людьми… Остальное время я хочу оставаться свободной женщиной. В конце концов, всегда есть прислуга… Будем говорить честно: я бы никогда не согласилась приобрести этот аксессуар, если бы не патриотическая мода на малышек. Статусно, видите ли… А ей все время надо вцепляться мне в юбку, какие-то назойливые вопросы, какие-то хныканья… Ты понимаешь, Алекс, она мне просто мешает! Вчера эта козявка испортила мне блейзер. Цапнула за карман и надорвала! Совершенно не понимает, когда мате… когда родителю номер один надо торопиться и не стоит лезть к нему со своей дурью! Что? Да. Слегка. По затылку. Ну, может быть, три или четыре раза… ничего, не хрустальная, не треснет. Даже не пробуй, Алекс! Ты должен быть на моей стороне. Помнишь, из какого навоза тебя вытащил мой отец? Я этого слышать не хочу! Ерунда. Мы заплатили за нее столько, что можем распоряжаться своей собственностью как угодно. В конце концов, есть такое понятие: амортизация…
– Кошечка, не сердись, заячка. Так уж получается. У нас просто нет времени заниматься твоим воспитанием. Мы деловые люди, а жизнь сейчас задает такой темп! Ты не должна обижаться. Не плачь, пожалуйста, а то мне как-то неудобно. Люди кругом… Кроме того, кошечка, ты вела себя нехорошо. Кто тебя научил тем словам, которые ты сказала Элеоноре, когда она капельку шлепнула тебя по животу? Молчишь? Ты очень упряма, кошечка. Но, заячка, мы всегда желали тебе только добра. Впрочем, когда вырастешь, ты непременно поймешь нас, я уверен. Ведь мы – цивилизованные солидные люди, в сущности, мы не переходим границ нормы… Очень надеюсь, что в кадетском корпусе спецназначения о тебе позаботятся как надо. Я смотрел их сайт. Там говорится, что они учат интересным и полезным специальностям, дают прекрасную физическую подготовку… Вот ты уже и не плачешь, котеночек мой, синичка моя. Глаза высохли. Превосходно! Они там, эти армейские наставники, обязаны как следует о вас заботиться, проявлять такт и уважение. Крупные политики постоянно заявляют, что дети – главный ресурс государства. «Дети подлежат заботе и всемерному сбережению». Ну а раз дети, значит, и ты, зверюшка. Да, чуть не забыл, к тебе недавно пыталась прорваться биологическая мать. Она только что вышла из тюрьмы и пыталась судиться, чтобы тебя вернули. На твое счастье, суд отказал, она ведь, кажется, регулярно избивала тебя прямо на улице… Кошечка. Как же я тебя жалею! Всем сердцем жалею. Очень мне неприятно, что не могу уделить тебе достаточно тепла и внимания. Элеонора говорила: «Алекс, не надо», – но я взял для тебя фотографию биологической матери. Она очень просила передать. Вот, возьми, пожалуйста, милая моя дочурка. Это, наверное, непедагогично, но Элеонора запретила делать на прощание дорогие подарки, и я решил вручить тебе хотя бы эту малость. Ты рада? Почему ты опять плачешь?! На, возьми, возьми платок, можешь даже оставить его себе. Нам, к сожалению, не удалось отучить тебя проявлять эмоции на людях… Я ничего не забыл? Нет, кажется. Прости, все, что мог, я для тебя сделал. Кошечка, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос… ну не плачь, не плачь, ничего, как-нибудь все сладится. Только ответь на один вопрос: почему ты ни разу не назвала нас родителями? «Мамой» и «папой» сейчас взрослых называть не принято, но ты и «радой» ни меня, ни мамочку… то есть, родителя номер один, никогда не называла. Все воспитатели да воспитатели… Или вовсе как-то безлично… Мне немного обидно. Ты не хочешь перед расставанием извиниться за свою холодность? Как ты сказала, кошечка? Ка-ак? Правильно от тебя Элеонора решила избавиться. А я-то, глупец, еще сомневался! Ты маленькое злобное чудовище.
