Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир (книги онлайн полные .txt) 📗

— Слава богу!

— Я с самого начала догадалась, что тебя подослали.

— Я так и не знаю, что все это значит. Расскажи мне.

— У тебя крыша поехала? Чтобы я тебе это рассказала? Да я и трех минут не проживу.

Голоса изнутри приблизились к двери. Те, кто был в комнате, намеревались выйти наружу.

— Беги, — прошептала Александра. — Беги, мать твою!

Я рванул по коридору и, когда увидел приоткрытую дверь, нырнул в нее и успел раньше, чем люди вышли из комнаты.

Мне слышно было, как кто-то спросил:

— Ты что не идешь? Там раскладывают.

— Надоело сидеть. — Это голос Александры.

— Скоро домой поедем.

— Скорей бы.

— Что-то ты не азартная. Обычно бабы азартнее мужиков.

— Я об этом не слыхала.

— А где пленные?

— К Ритке захотелось?

Я придвинулся ближе к двери.

— Тебя не касается.

— Слушай, ты не вешай мне лапшу на уши. «Мерседес» имеешь? Коттедж имеешь?

Она ни слова не сказала обо мне. Разумеется, я не преувеличивал своих мужских прелестей. Значит, у Александры здесь свои интересы. А может быть, ее собеседник не входит в круг доверенных лиц?

Лучше я все-таки выполню просьбу Шейна и проведу его. Без союзников как-то скучно.

Разговор в коридоре замолк — то ли Александра увела собеседника, то ли они зашли в одну из комнат.

Я приоткрыл дверь.

В коридоре пусто.

Я быстро пошел в сторону сорок шестой комнаты. Я старался не перейти на бег — спешить служащие могут, бегать им не положено.

Вот и сорок шестая комната.

Она оказалась двойной, с тамбуром. Правая дверь была заперта, левая поддалась мне.

Ручка у нее была выломана, будто кто-то забыл ключ и не дождался слесаря.

Внутри она была обыкновенной. Возможно, тут располагалась бухгалтерия или отдел кадров. Ведь каждый стадион — организация, которую надо кормить и содержать.

В комнате стояло два письменных стола — друг против друга. Только левый был тяжелым, из темного дерева, и на нем стоял чернильный прибор, увенчанный бронзовым медведем. На правом, ученическом, светлом, лежало толстое стекло, придавившее календарь за 1981 год и полароидную фотографию некрасивой женщины, держащей на коленях плохо различимого младенца.

Окно выходило на пустырь перед ареной, а вот где же выход во внутренний мир, я догадался не сразу. Я тупо переводил взгляд со стола на стол, оттуда на окно. А обыкновенный канцелярский шкаф избежал моего внимания. Хотя он был единственным местом, где можно было что-нибудь скрыть.

Когда же я наконец открыл дверцу, что оказалось нетрудно — она была заперта лишь на щеколду снаружи, — я сразу вспомнил, что граф мне о шкафе уже говорил.

Внутри шкафа было темно, задняя стенка была затянута занавеской до самого пола. Вернее, это была не занавеска, а большая грязная тряпка: задник из спектакля «Собор Парижской Богоматери». Сцена первая — квартал нищих.

Я отодвинул занавес, и сразу стало светлее, потому что там была матовая дверь в мир войны.

Граф не сказал мне, как ее открыть, но, ощупав ее, я догадался, что никаких приспособлений не требуется — надо лишь сильно надавить в центре, и дверь со щелканьем, какое издает, лопаясь, очень большой мыльный пузырь, перестала существовать — пленки больше не было. Только внутренний мир.

Он отличался запахом — вернее, смесью запахов жизни и смерти.

Здесь же, на стадионе, запахов не существовало. Я не решился заходить за дверь — только осматривался. Граф Шейн, который таился за грудой камней, поднялся, увидев меня.

Он глупо улыбался, как человек, спасенный царским декретом от казни в тот момент, когда ему уже накинули петлю на шею.

Но полковник был не один.

Рядом с ним лежал, неудобно и коряво, как лежат люди, которым больно, человек, почти обнаженный, кое-как замотанный бинтами, промокшими от крови. Он показался мне знакомым, но уверенности в том не было — на раненом была посеребренная маска.

— Тебя только за смертью посылать, — проворчал Шейн. Его белое лицо, оттененное короткими темными волосами, казалось покрытым масляными белилами.

— Я здесь в первый раз, — сказал я. — Задержался, простите.

— Помоги затащить тело, — сказал Шейн.

— Кто это?

— Да помоги ты! Неужели не понимаешь, что в любой момент нас могут засечь? Если уже не засекли. Они же всегда наблюдают за дверью.

Я подхватил раненого под мышки, разведчик — за ноги. Он застонал. Мы проволокли его сквозь шкаф в комнату. Шейн сам проверил, что пленка снова затянула дверь, — из зоны боев никто больше сюда не проберется.

Шейн снял с раненого маску. Это был Коршун.

— Почему вы его притащили сюда? — спросил я.

— Считай, что мне не хотелось, чтобы последний ветеран погиб там бесславно.

Полковник говорил неправду. Раньше я не замечал в нем склонности к филантропии.

Он устал и уселся на пол возле Коршуна, который был без сознания.

— Садитесь на стул, — сказал я.

— Отвык. Мне так хорошо. Сейчас отдышусь… А знаешь, я уже решил, что ты заблудился или тебя поймали. Тогда ты расскажешь, кто твои сообщники.

— У меня нет сообщников.

— Это хорошо рассказывать здесь, в веселой компании. А там мы умеем выжимать показания.

— У вас здесь есть друзья? — спросил я.

Он не ответил, а сам спросил:

— Ты кого-нибудь встретил?

Видно, он почувствовал мои колебания.

— Меня бояться не следует, — сказал он. — Я доказал, что не предам.

— Может, у вас не было еще возможности?

— Возможность предать всегда найдется. — Он улыбнулся.

— Коршуну нужна настоящая медицинская помощь, — сказал я.

— Наверное. Но не бойся, он живучий. Мы все, ветераны, живучие. Мы вырабатывали эту живучесть месяцами боев. В основном погибают новички. А если ты пробыл на фронте два-три месяца, у тебя увеличиваются шансы прожить долго. До целенаправленной пули. Так кого ты здесь видел?

— Я разговаривал с Александрой, — сказал я. — И она, насколько понимаю, не стала доносить на меня.

Шейн не удивился имени. Оно было ему знакомо.

— А зачем ей тебя предавать? И кому?

— А с кем она здесь?

— С вождями ветеранского движения, — почти серьезно сказал разведчик. — Они сюда прибыли, чтобы присутствовать при войне. И нажиться на ней.

— Но Александра? Из-за Порейки?

— Считай, что так, — сказал полковник. Он лгал. Второй раз.

— А что делать дальше?

— Дальше я бы попросил тебя… — Он тяжело поднялся, держась рукой за стену. — Здесь воздух плохой, — пояснил он. — Изгоняет из тебя жизнь за полгода… О чем я? Да, я хотел бы попросить тебя побыть немного с Коршуном. Ему может стать хуже… Мало ли что? Мне не хочется, чтобы Коршун погиб здесь.

— А вы?

— Мне надо посмотреть, где люди, с кем я могу увидеться. Это в наших общих интересах.

Мне не хотелось оставаться здесь. Как в ловушке. Кто войдет — может взять меня голыми руками. Но и кричать вслед разведчику: «Я с вами! Не покидайте меня!» — я не мог.

Я стоял посреди комнаты. Коршун лежал у моих ног, скрытый столами от случайного взгляда от двери.

Мне было слышно, как шаги Шейна быстро удаляются по коридору.

Я попал в глупое положение. Вместо того чтобы разведывать, вынюхивать, узнавать, я стал игрушкой в руках человека, целей которого не понимал.

Чтобы не тратить времени даром, я решил заняться Коршуном.

Раненный и измученный, он еще более стал походить на хищную птицу, лицо потемнело, осунулось — нос, чуть загнутый вниз, смотрелся клювом.

Я вынул из шкафа шляпу и подложил под голову Коршуна. Больше ничего, заменяющего подушку, в комнате не оказалось.

Коршун был обнажен по пояс, вместо бинтов врачи использовали не очень чистые тряпки, но и в этом я вряд ли мог бы помочь своему командиру роты. Чище тряпок у меня не было. Так что мне ничего не оставалось, как поправить повязки, одну из них перемотать снова.

Тут Коршуну стало больно, он открыл глаза, узнал меня.

— Меня Гришка сюда приволок? — тихо спросил он.