Демон - Варли Джон Герберт (Херберт) (книги полностью .txt) 📗
К тому времени Преисподнюю уже окутал такой дым, что невозможно было сказать, откуда Сирокко залетит в следующий раз. Все прислушивались к громогласным заявлениям ее моторов, слышали, как нарастает их рев. И вот она снова на них обрушилась. Из-под брюха самолета полилось жидкое пламя. Струя выгнулась в воздухе... и чудесным образом упала в сотне метров от побоища — в полукруге с Преисподней в центре. Позднее те, кто выжил, дружно согласились, что ошибкой это быть не могло. Для этого Джонс страдала слишком дьявольской точностью. Она просто демонстрировала всем, что есть у нее в распоряжении, и предлагала задуматься насчет следующего раза. Большая часть толпы с тех пор провела много времени в раздумьях о напалме.
Все это время Гея стояла. Неколебимая как скала. Громадные брови хмурились, пока она наблюдала, как смертоносный комар уничтожает все вокруг. После четвертого захода Гея расхохоталась. Смех ее почему-то казался куда страшнее разрывов бомб или треска пламени.
Джонс пошла на пятый заход — и на мгновение Гея прекратила смеяться, когда рванули архивы. Двадцать тысяч кассет с пленкой превратились в дымящиеся развалины. Десять тысяч редких копий — многие уже невосполнимы. Одной бомбой Джонс стерла два столетия истории кинематографа.
— Не беспокойтесь! — крикнула Гея. — У меня есть почти все дубликаты. — Те, кто выжил, сжавшиеся в комочки под обломками и слушающие, как Джонс готовит очередной заход, смутно сознавали заверения Геи. Богиня же считала, что ее лизоблюды чувствуют потерю так же остро, как и она, — хотя, на деле, любой из них обменял бы всю когда-либо отснятую пленку до последнего сантиметра на один клочок надежды вырваться из этого кошмара. И Гея снова расхохоталась.
Самолет зашел еще только один раз. Некоторые даже почувствовали, что этот заход будет последним, а кое-кто даже возымел достаточно любопытства, чтобы высунуть голову и посмотреть.
Джонс летела прямо и ровно. Ракеты она выстреливала парами, и каждая устремлялась к Гее — чтобы в самый последний момент, отвернув в сторону, промахнуться на считанные сантиметры. Все больше и больше ракет с визгом проносилось мимо — и взрывалось в сотне метров позади богини. Все это уже начинало напоминать какое-то цирковое действо с метанием ножей, пока снаряды летели мимо громадных лодыжек, рук, ушей и коленей. Самолет по-прежнему приближался, а Гея не переставала хохотать.
Но вот на груди Геи появилась линия дырок от пуль. Богиня расхохоталась еще громче. Похоже было на то, что самолет Джонс имел по меньшей мере десяток тяжелых орудий — и все они разом заговорили, когда она подлетела вплотную. Гея была измочалена, окровавлена, растерзана от массивной головы до гигантских ступней.
И все видели, что богине все нипочем.
Самолет пошел вверх, поднялся... и продолжал подниматься. Километрах в трех от земли, сделавшись лишь пятнышком, он снова начал кружить.
— Все равно я тебя, Сирокко, не трону! — крикнула Гея. Затем она оглядела себя, нахмурилась — и повернулась посмотреть на бригадира осветителей, что висел на спинке ее изрешеченного пулями кресла.
— Надо бы вызвать вторую съемочную группу, — сказала она ему. — И отдать распоряжения команде моих гримеров. Работы предстоит много.
Бригадир ничего не ответил, и Гея еще пуще нахмурилась. Затем она наклонила кресло и увидела, что от бригадира осталась лишь половина.
Тогда она зашагала прямо в огонь, выкрикивая приказы.
— Ну что ж, — наконец сказала Сирокко, немного подавленная случившимся. — А идея казалась неплохой.
Теперь уже не было и следа того дикого восторга, какой Конел и Искра испытывали во время своего воздушного боя с бомбадулями. Сирокко более или менее расспросила всех, следует ли ей это проделать, и все более или менее согласились, что следует. Тогда Сирокко пустилась во все тяжкие со такой последовательностью и напором, от которых всем, включая самое Сирокко, стало немного не по себе. Только во время последнего захода, стреляя в тварь, именующую себя Геей, Сирокко почувствовала, как в ней вскипает ненависть. Искушение отдать этому заходу все до последней капли, излить всю огневую мощь и, вопреки надежде, надеяться, что она сможет порвать Гею в клочья, было чудовищным. Сирокко задумалась, понимают ли остальные, почему она ограничилась лишь демонстрацией силы и малыми ранениями.
Так Гею было не убить. Ее можно было сажать на атомную бомбу, обращать в пар — а она снова взошла бы на месте убийства. Бессмертием Гея не обладала. Всего лишь сбрендившая старуха — причем все безумнее с каждым днем. Долго ей не продержаться... еще какую-нибудь сотню тысячелетий.
А Сирокко предстояло ее убить.
Все смотрели на пылающие руины, прежде бывшие Преисподней. От былого великолепия осталось только одно строение. Несомненно, это и был тот «дворец» из золота и платины, о котором говорил Стукачок. Туда поместят Адама, — вероятно, в прочную золотую кроватку — а вместо агатиков у него будут алмазы величиной с гусиное яйцо.
— Почему ты ее совсем не вырубила? — тихо спросил Конел.
— Вы все еще не понимаете, — ответила Сирокко. — Уничтожь я дворец или убей Гею, смертеангел просто летел бы дальше — причем так низко, что Адама нам было бы не поймать. Так бы он и летел, пока не распался на части, а Адам бы не погиб.
— Не понимаю, — признался Конел. — Она сказала — давай сюда и сражайся. Вот ты и задала ей трепку. Чего же она ожидала? Может, она хочет, чтобы ты высадилась на землю и схватилась с ней врукопашную?
— Конел, старина... я не знаю. Может, именно этого она и хочет. У меня такое чувство, что...
— Что? — отважился Конел.
— Она хочет, чтобы я подошла к ней с мечом в руке.
— Нет, никак не врублюсь, — пробормотал Конел. — То есть... черт возьми, но это же бред полный. Наверное, дело еще и в том, что я не могу найти нужных слов. «Честная игра» тут не годится. Но есть же в ней... что-то такое. Не все время и не в каком-то разумном варианте. И все-таки из того, что ты мне про нее рассказывала, я заключаю, что она еще больше уравняла бы шансы. Просто уверен — она оставила бы тебе хотя бы один.
