Фантастика 1986 - Непомнящий Тихон Алексеевич (лучшие книги .txt) 📗
В самом деле, почему каждый отдельно взятый рисунок хотя и хорош, но все же зауряден, а вот сложенная как солнечный спектр в непрерывную гамму галерея портретов производит такое сильное впечатление?
Дело тут, наверное, в том, что картина Мелтеса — система, и восприниматься должна именно как таковая. А обычная, традиционная живопись, Врубель, например, — разве не состоит вблизи его «Демон сидящий» из набора грубых мазков на загрунтованном холсте? Но стоит отойти подальше, как воображение начинает заполнять разрывы между мазками и тогда пестрота красок складывается в незабываемое, волнующее полотно. Таков и Мелтес — его рисунки неотделимы от замысла, манеры исполнения и техники, специально для этого созданной. И неотделимы от самого Мелтеса и его судьбы.
Иногда можно услышать и такое: почему картины Мелтеса оставляют несравненно большее впечатление, чем «кино Мелтеса», тем более суть их одна и та же? Но ведь кадр сам по себе статичен, а рисунок живет, передавая внутренний мир человека в то самое, единственное мгновение, выхваченное взглядом! И гдето в глубинах подсознания зарождается удивительное чувство гармонии, задевая в душе невероятно тонкие, пока еще совершенно неведомые нам струны. А последний рисунок «Автопортрета» — посмертная маска, которая появилась на картине уже после смерти автора согласно его Завещанию… Это, пожалуй, единственный случай в искусстве, когда художник закончил произведение, находясь за порогом Вечности, да еще так выразительно!
Но как ни восхищают картины Мелтеса, все же не дает покоя вопрос — условия для появления динамической живописи существуют не одно десятилетие. Однако Мелтес до последних дней жизни оставался единственным, кто использовал в изобразительном, искусстве возможности голографии, хотя, как известно, и до него художники экспериментировали с динамикой и объемом. Что это — недостаток смелости, воображения или незнание художниками новых технических средств? Искусствоведы на сей счет пока хранят молчание…
Кроме «Автопортрета», до нас дошло всего несколько работ Мелтеса. В экспозиции, демонстрируемой сейчас в ГМИИ, выставлены наиболее известные из них: «Денколлет», «Ева», «Водопад» и «Становление Человека», причем «Становление…» осталось незавершенным. Незадолго до своей кончины автор взялся за тему грандиозную, но явно ему уже непосильную — изобразить предысторию появления на Земле человека, путь от питекантропа до гомо сапиенс. Сейчас только по трем десяткам «ключевых» рисунков и можно проследить замысел художника, а всего их было задумано около тысячи. Динамизм рисунков на картине должен передавать, как в глазах полузверя-получеловека начинают загораться первые искры разума. Но как это случится, мы уже не сможем увидеть никогда…
Разумеется, не все в творчестве Мелтеса следует принимать бесспорно. Эксперименты, которые он вел с «живыми красками», на мой взгляд, пока не вышли из стадии декоративного украшательства. Его триптих «Осень», где написанный жидкокристаллическими составами летний пейзаж под воздействием электрического поля начинает приобретать знакомый всем с детства золотисто-багряный цвет самого грустного времени года, еще рано называть произведением живописи в самом прямом смысле этого слова. Но не оставил ли и здесь Мелтес заявочный столб над россыпью, открыть которую суждено новым поколениям? Как знать.
Но все равно, даже то, что ему удалось сделать, уже глубокий след в искусстве, тропа, по которой рано или поздно, но обязательно пойдут другие. Такое время не за горами — несмотря на крайнюю трудоемкость работ, первые ласточки все же появились. Выставил свои работы «Пробуждение» и «Ветер» Нуэвитас, заканчивает «Морской цикл» Анна Григорьева, открылись изостудии в Новосибирске, Харькове, Дубне. Конечно, пока это только робкие всходы, но надо полагать — и живопись динамическая, и живопись объемная получат со временем все права гражданства и займут достойное место на грандиозной палитре изобразительного искусства, назначение которого потрясать души, рождать прекрасное и служить прекрасному.
Виталий Пищенко
РАВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ
И чего этим пришельцам надо? Какую книгу ни открой — все про них, все про них… То они ученому мировое открытие сделать мешают, то на спортивной арене каверзу какую учинят, то библиотеку НФ разорят… Так и суют всюду свой нос, так и суют!
Думаете, фантастика, мол, это все, небылицы? Я тоже так думал, пока сам в переплет не попал.
В день открытия осенней охоты все случилось. Мы, как всегда, на озера Кудряшевские втроем поехали. Добрались хорошо, затемно еще, утром постреливать начали. Чуть где шлепнет по воде, мы туда: «Бах! Бах!» Авось она, родная, — крякуша, или, на худой конец, чирок. Потом небо посветлело, ветерок потянул. Самое время уткам лететь, а их нет и нет. То ли канонада наша их распугала, то ли из яиц они в этом году так и не вылупились. Не летят, хоть умри! Часов после двенадцати мы с Серегой тренировку устроили.
Он пару бутылок пустых из багажника достал, постреляли малость… А Колька в колок березовый подался — у него на бутылку рука не поднимается. Верите, всего-то минут двадцать ходил, а принес двух сорок и дятла!
Вечерком мы тушенку на костре разогрели, Сергей еще разок в багажник слазил, освободили пару-тройку «мишеней» от содержимого… Тут этот пришелец и появился. Только что это пришелец, я сразу догадался, потому как зеленоватый он какой-то, светится изнутри, и ушей у него почему-то шесть штук. Посмотрел на меня и вежливо так спрашивает:
— Простите, — говорит, — если вас не затруднит, будьте так любезны, объясните мне, пожалуйста, цель вашего пребывания в этом месте?
— Пожалуйста, — отвечаю, а сам слова стараюсь подбирать, чтобы контакт первый не омрачить ничем. — Мы с друзьями, — говорю, — выехали поохотиться на уток и прочую водоплавающую дичь.
— Поохотиться? — вижу, пришелец понять меня хочет, а разума ему не хватает. — Это, значит, убить? Вероятно, с целью получения пищевых продуктов?
— Ну что вы! — улыбаюсь. — Какой с чирка продукт! Мяса с кулачок, да и то так дробью начинено, что годится только для крыс, травить их. А вот этих птиц, — и на сорок и дятла, Колькой добытых, показываю — и вовсе не едят. Охота — чисто спортивное мероприятие, благо одно, можно сказать, развлечение.
— Спортивное? — переспрашивает пришелец. — Спорт, насколько я понимаю, подразумевает наличие равных условий для обеих сторон?
— Конечно! — говорю. — Утка имеет возможность улететь, я — возможность в нее попасть. Мы оба абсолютно равноправны!
Силится пришелец до конца во всем разобраться и не может.
Губы покусывает, на «тулку» мою косится. Потом осторожно так:
— Извините, но если я не ошибаюсь, скорость полета утки не превышает семидесяти километров в час, чв то время как скорость, с которой вылетает заряд из дула вашего оружия…
— Ах, вот что вас смущает! — говорю. — Вы просто забыли, что реакция у утки значительно быстрее, чем у меня! Кроме того, все ее чувства обострены характерной атмосферой спортивного соревнования. Так что возможности у нас самые что ни на есть равные!
И тут меня понесло!
— Корни спортивной охоты, — говорю, — берут начало в глубокой древности. И всегда охотник предоставлял добыче свой шанс. Это главный и неизменный закон всех настоящих охотников Земли! Такой шанс имеет любой заяц, каждый лось, так же как в свое время имели его саблезубый тигр или мамонт!
— Мамонт? Это такие хоботные? — говорит пришелец. — Но ведь они, кажется, вымерли?
— Да, — киваю с грустью. — Очень плохо использовали свой шанс. Вы не представляете, какая это потеря для всех охотников планеты! Что может быть чище и возвышеннее охоты на мамонта?! Вы посмотрите, что сейчас творится! Медведи в Красную книгу записались, волки из разряда хищников переведены в число «санитаров природы». Эх!
Расчувствовался, слезу даже пустил. Смотрю, и пришельца проняло.
