Фантастика 1986 - Непомнящий Тихон Алексеевич (лучшие книги .txt) 📗
Но странное дело: после нескольких последующих встреч ситуация начала меняться.
Сергей все чаще с удивлением стал ловить себя на мысли, что он думает о Лие как о друге. Встречаясь, они давно уже нигде не гуляли, а сидели у Лии в комнате, пили напиток, похожий на привычный кофе, хотя и со специфическим вкусом, и говорили, говорили… Они просто упивались общением друг с другом и совсем не замечали, что принадлежат к разным мирам. О чувствах друг к другу они не говорили, да это и не требовалось. Между ними какт то сразу все стало ясно, без всяких слов…
Прошло полгода. И тут на Сергея свалилось страшное горе: умерла мать. Печальные хлопоты надломили Сергея, он похудел, согнулся и даже стал как будто меньше ростом. Но самой страшной была психологическая нагрузка. Сергей остался один, ему не с кем было разделить свое горе. Две недели он ходил страшный, осунувшийся, не узнавая знакомых. Потом он все-таки собрался, кое-как привел себя в порядок и решил: надо идти к Лие. Это его единственный друг, единственное утешение. Тем более он так давно у нее не был, что чувствовал себя подлецом.
Сергей вошел в хламник. Пятно было на месте, но что-то вроде бы изменилось в нем. Он начал присматриваться, недоумевая, и вдруг понял: цвет! Изменился цвет пятна — из золотистого оно стало ярко-алым.
Сергей сделал шаг вперед и вдруг услышал голос:
— Остановитесь, Сергей! Не входите в канал! Это опасно! Мы сейчас вам все объясним…
— Кто «мы»? — растерянно спросил Сергей.
— Мы — из мира Лии. Вы долго не были у нее, она стала беспокоиться и решила сама найти вас. И тут выяснилась очень неприятная подробность… — Голос помолчал, затем продолжил: — Очень жаль, что вы сразу не обратились к нам, специалистам по контактам с параллельными мирами. Мы установили, что ваш канал в отличие от создаваемых нами — ложный. Это как бы «зайчик», отсвечивающий в сторону от основного потока света. В силу этого он обладал только односторонней проводимостью… Хорошо, что рядом с Лией была подруга…
— Что с Лией? — крикнул Сергей сорвавшимся голосом.
— Не волнуйтесь, с ней все в порядке… Она не пострадала, подруга успела ее вытащить обратно. Но устойчивость канала нарушилась. И если вы теперь через него пройдете, он скорее всего закроется. Навсегда. Кроме того, это может быть и небезопасно…
Голос опять ненадолго умолк, потом сказал:
— Теперь вы все знаете. Подумайте, стоит ли вам идти. Если вы откажетесь, мы сами закроем канал. Мы можем дать вам час на раздумье…
— Хорошо, — подавленно сказал Сергей и опустился на пыльный осциллограф.
«Та-ак, — думал он, — вот так история… Случись это раньше, я бы попросил закрыть канал. А теперь? Что мне надо теперь? Что у меня здесь? Я одинок, только работа да несколько приятелей. А там? Там — Лия, а я люблю ее, хоть и не говорил об этом ни ей, ни себе. Выбор: работа и любовь… Да, работа — это очень важно и нужно, раньше я считал ее главной в жизни. А теперь я знаю точно: нет. Главное в жизни — это Любовь! А работу человек найдет себе всегда и везде. Но здесь все ясно, здесь я дома. А там?..»
Сергей сидел на приборе и курил сигарету за сигаретой. Минутная стрелка часов неумолимо двигалась по кругу. Ярко-алый диск пылал у его ног. Час истекал…
Алексей Минеев
АВТОПОРТРЕТ
Мелкая осенняя изморось, шуршание шин по мокрому асфальту, последние дрожащие листья над головой, припорошенные ранним и как всегда неожиданным снегом, и длинный ряд зонтиков перед входом в хорошо знакомое здание с треугольным стеклянным фонарем на крыше — Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Сегодня тех, кто, пришел сюда, ожидает встреча с Мелтесом, его работы впервые экспонируются в столице. Прошла неделя, как открылась выставка, но цепочка мокрых зонтиков перед входом не стала короче: люди хотят стать свидетелями рождения нового направления в искусстве, своими глазами увидеть истоки динамической и объемной живописи.
Рассматривая работы этого оригинального и несомненно талантливого мастера, невольно приходишь к мысли, что трудно, пожалуй, найти более разительный пример тому, как искусство, его способы выражения не могут долго оставаться без изменения, рано или поздно кто-то обязательно разорвет сложившиеся веками каноны и сделает еще один шаг вперед.
С тех пор, когда древний человек впервые провел углем черту на стене своей пещеры и до наших дней, возникли и набрали силу десятки направлений в изобразительном искусстве, но плоское изображение от наскальных росписей Тассили до полотен Айвазовского и фресок Сикейроса по-прежнему оставалось одним, раз и навсегда застывшим мгновением большой и стремительной жизни. Художники всех времен и народов состязались в мастерстве показа на полотне движения, делали попытки аллегорически изобразить само время, но никто еще не пытался написать его обратное течение. Так было, и, казалось, не может быть иначе. До картин Мелтеса.
Его «Автопортрет» потрясает. Может быть, поначалу именно кажущаяся обыденность картины и служит запальным шнуром для последующего взрыва эмоций? В самом деле, если смотреть слева, то поначалу на картине видно изображение юноши, обычный штриховой рисунок. Правильные черты лица, еще по-детски припухшие губы, короткие вьющиеся волосы и глаза, глаза, вместившие всю непосредственность возраста и невероятное любопытство ко всему, что делается вокруг. Рисунок выполнен мастерски, вы стараетесь получше рассмотреть юношу, почти мальчика, который еще только-только начинает осознавать, что за жизнь открывается перед ним во всем своем многообразии. Но стоит слегка наклонить голову, как угол зрения меняется и изображение на картине меняется тоже! На портрете по-прежнему молодость, но уже отягощенная первой серьезной ответственностью — перед вами солдат, защитник своего дома, своего отечества. Взгляд скользит дальше, и вслед за ним непрерывно и неуловимо меняется рисунок — вот на картине мужчина, лицо «не мальчика, но мужа», супруга и заботливого отца, черты становятся тверже, внимательнее, но глаза остаются полными любопытства. Еще мгновение — ив рамке портрета цветущая зрелость, наивысший расцвет сил и способностей, жизненный опыт велик и подтвержден знаниями. Это настоящий «кортеджиано» нашей эпохи, но заметно, что мечты отступили на второй план и время соблазнов прошло.
Завороженные увиденным, ваши глаза непроизвольно продолжают движение, и вслед за ними неумолимое Время на картине все отчетливее проявляет свой бег: зрелость постепенно углубляется и в какой-то неуловимый миг переходит в иное качество, иную пору, в обиходе именуемую «пожилой». Но не остановить движение глаз, как не остановить течение жизни — теперь на портрете старик, чей путь на Земле склоняется к закату, во взгляде — глубина лет, прожитых не напрасно, но в то же время чувствуется и нечто иное: кажется, он прислушивается, как стучат часы. Новое движение — и это потрясает больше всего — в обрамлении черного прямоугольника вы видите посмертную маску! Лицо еще искажено следами последних страданий, но навсегда закрытые глаза спокойны — все осталось за той незримой чертой, что разделяет Жизнь и Смерть…
На память приходит мрачная мистика Оскара Уайльда. Едва ли мог предположить почти век назад автор «Портрета Дориана Грея», как кто-то не в воображении, а наяву создаст картину, словно живущую своей собственной жизнью! Аналогия просто поразительная — и там и тут изображения тесно связаны со своими прототипами от юношеских лет и до самой смерти!
«Автопортрет» вполне мог бы оставить гнетущее впечатление, но такового нет и в помине — картина обратима, стоит повести глазами в другую сторону. Одним только поворотом головы возвращаете портрету молодость. Рассматривая картину, я поймал себя на том, что вновь и вновь «омолаживаю» изображение, испытывая при этом удовольствие, словно делая ему дорогой и заслуженный подарок. «Омолаживаю», чуть прикрыв глаза, чтобы не видеть, как на «взводе» юное лицо становится посмертной маской. Один мой знакомый, не новичок в искусстве, заметил по этому поводу: «Вы зцаете, картина вполне могла бы служить индикатором добра и зла — добрые люди чаще будут стоять около нее справа, а злые — слева». Я думаю, он прав.