Враг за Гималаями - Брайдер Юрий Михайлович (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
– Смею вас заверить, гражданин Шкурдюк, что представителям моей профессии тоже случается брать на себя функции всевышнего. Свобода или неволя – выбор не менее суровый, чем жизнь или смерть. Это вы поймёте, когда окажетесь на нарах. Поэтому не надо становиться в позу оскорблённой невинности, а тем более закатывать истерику. О видах профессора Котяры на мировое господство я говорил в чисто теоретическом плане. Его личных моральных качеств, а тем более престижа всей врачебной братии я и словом не коснулся.
– Извините, наверное, я вас не так понял.
– Будем считать, что мы не поняли друг друга взаимно… Вы лучше мне вот что скажите: профессор Котяра продолжал работать с Намёткиным и после того, как пациент впал в кому?
– Первое время чуть ли не каждую ночь. Потом, правда, немного поостыл… Но, в общем-то, кома была для Намёткина нормальным состоянием. Но на столь долгий срок, как в последний раз, он в неё никогда не впадал.
– Как отнеслись к смерти Намёткина в клинике?
– По-разному. В основном безучастно. Для нас это явление обыденное. Но были, конечно, и злопыхатели. К любимчикам сильных мира сего простой народ всегда относился пристрастно.
– Профессор сильно переживал?
– Сначала пришёл в бешенство и чуть было не уволил меня. Ведь это именно я отвечаю за охрану. Полдня просидел, запершись в кабинете, и всё время звонил куда-то. А потом, похоже, ему пришла в голову какая-то конструктивная идея.
– И после этого вы посетили учреждение, в котором я числюсь на службе?
– Да. – Шкурдюк, к этому времени уже немного осмелевший, вновь потупился.
– Он назвал мою фамилию заранее?
– Да.
– В каком контексте? Положительном? Отрицательном?
– Сейчас уже трудно вспомнить… По-моему, Котяра о вас хорошо отозвался. Сказал, что расследованием займётся толковый и опытный человек. Знаток своего дела.
– И всё?
– Велел помогать вам… – красноречие, прежде так свойственное Шкурдюку, внезапно покинуло его.
– Помогать, стало быть… – повторил Донцов. – А заодно не болтать ничего лишнего и фиксировать каждый мой шаг.
– Зачем же так категорично… Вы войдите в положение профессора. Чужой человек будет рыться в нашем грязном белье. Не каждому это понравится.
– Что ещё было сказано? – настаивал Донцов. – Касающееся лично меня? Не как следователя, а как человека со всеми его слабостями? Выкладывайте!
– В общем-то, я сам затронул эту тему. – Шкурдюк не находил места ни своим рукам, ни глазам. – Сказал, что утечка информации неизбежна. Многое может вскрыться до времени. Дескать, сейчас, когда исследования не закончены, нам лишняя реклама ни к чему. Нельзя давать повод для сенсации. Ну и так далее. Профессор меня успокоил. По его словам, причины для беспокойства отсутствовали. Он якобы отнёсся к выбору следователя очень тщательно. Такой и захочет, да не подведёт. Это про вас… Потом профессор сказал какой-то афоризм… Дайте вспомнить… Все люди смертны, но некоторые смертны в гораздо большей степени… Кажется, так…
– «Человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что иногда он внезапно смертен, вот в чём фокус», – поправил его Донцов. – С чего бы это профессор психиатрии стал цитировать профессора черной магии? Не оттого ли, что сам вступил на его скользкий путь?
– Признаться, я вас не совсем понимаю…
– И поделом! Я вас целую неделю не понимал. За дурачка меня держали. Надеялись, что я и убийство раскрою, и все ваши тайны с собой в могилу унесу.
– Вы обратились не по адресу. Я всего лишь мелкая сошка и не собираюсь отвечать за других. – Шкурдюк отодвинулся на самый край дивана, подальше от позднего гостя.
– Дойдёт очередь и до других, – заверил его Донцов. – Почему труп Намёткина кремировали ещё до начала следствия? Почему уничтожили историю болезни?
– Не знаю. Меня в такие тонкости не посвящали.
– Зато я знаю. На трупе имелись следы пыток. А по истории болезни можно было вычислить, чьих это рук дело.
– Повторяю, я не врач. Но знаю точно, что никаких пыток не было. Боль Намёткину причиняли, но это было непременное условие экспериментов. Встряска. Толчок. Побудительный импульс.
– Хорош толчок, если душа из тела вылетает! Хотелось бы послушать, как вы про этот импульс на суде будете излагать. Очень сомневаюсь, что вам кто-нибудь поверит. За исключением, быть может, адвоката. Но у того профессия такая – верить подсудимым.
– Боже, зачем я только влез в это дело? – Шкурдюк обхватил голову руками, словно боялся, что его сейчас отдерут за уши.
– Если хотите остаться чистеньким, немедленно отвезите меня к профессору. Думаю, вас он примет и среди ночи. Там на месте всё и решим.
– Нет. – Не убирая рук, Шкурдюк покачал головой. – Это невозможно.
– Почему?
– Профессора вы не найдёте. Даже при моей активной помощи. А больше я вам ничего не скажу.
– Ещё одну загадку вы мне загадали, гражданин Шкурдюк. Но эта попроще будет. Такие загадки профессионалы щёлкают, как орехи. За кем это, спрашивается, машина вышла? Кто должен спуститься вниз через пять минут? Уж не профессор ли Котяра, которого ждут не дождутся в Норвегии на какой-то там конференции?
Шкурдюк смотрел прямо перед собой, и лицо его, прежде похожее на расплывшуюся оладью, окаменело.
Убедившись, что помощи от него не дождёшься, Донцов пододвинул к себе телефонный аппарат и раскрыл записную книжку, где все номера были, что называется, «центровые» – звони хоть в покои митрополита, хоть в администрацию президента.
Поймав косой взгляд Шкурдюка, Донцов состроил просительную улыбочку.
– Разрешите воспользоваться вашим телефончиком? Молчание воспринимаю как знак согласия. Премного благодарен… Алло, это диспетчерская аэропорта? Барышня, когда ближайший рейс на Осло? Через полчаса! Вот блин, не успеваю. А следующий? Только спустя двое суток. Очень жаль. Придётся добираться автостопом.
– Я ведь предупреждал, что вам не найти профессора. – Шкурдюк всё же нарушил обет молчания. – Через неделю он вернётся, тогда и побеседуете.
– Через неделю будет поздно. Планета Нептун перейдёт в другой дом, Луна попадёт под влияние Сатурна, и ситуация во всех мирах, как потусторонних, так и посюсторонних, изменится самым кардинальным образом. Нет, беседовать с профессором мы будем именно сегодня. Пока я не превратился в бесконечность.
Донцов выудил в записной книжке ещё один не предназначенный для общего пользования номер и вновь овладел телефонным аппаратом. На сей раз он говорил свистящим, захлебывающимся голосом:
– Служба безопасности аэропорта? Слушайте меня внимательно и не перебивайте. В моём распоряжении всего несколько секунд. Я секретный агент, внедрённый в террористическую организацию «Клиника». В авиалайнере, отлетающем ближайшим рейсом в Осло, установлено взрывное устройство. Примите незамедлительные меры к спасению пассажиров и экипажа. Всё, конец связи, сюда идут… – придерживая трубку плечом, Донцов хлопнул перед микрофоном в ладоши, что должно было имитировать звук выстрела.
– Что вы делаете! – вскричал Шкурдюк. – Ведь по номеру телефона могут вычислить мой адрес! Как будто бы мне своих неприятностей мало!
– Это когда ещё будет, – махнул рукой Донцов. – А теперь поехали в аэропорт. Вы получите уникальную возможность ещё раз попрощаться с любимым шефом.
– Творимые вами беззакония переходят все границы, – напыщенным тоном произнёс Шкурдюк. – Учтите, я делаю это только под грубым нажимом с вашей стороны.
– Я-то, конечно, учту, но вам самому от этого заявления какой прок?
– Есть люди, для которых самооправдание важнее судебных решений и людской молвы…
Машина Шкурдюка ночевала на охраняемой стоянке в пятистах метрах от дома – как говорится, хоть и под открытым небом, да под присмотром.
Во всем районе это было сейчас, наверное, самое людное место, поскольку на первом этаже проходной функционировал ночной магазинчик, где торговали отнюдь не запчастями и смазочным маслом, а по соседству светилась всеми огнями мастерская автосервиса, в которой созидательная деятельность не утихала круглые сутки.
