Голос Лема - Дукай Яцек (первая книга TXT) 📗
Когда его поторапливают, пастор ерзает в кресле, откашливается, хмыкает.
Крайне неудобный пункт отчета. Мы знаем, что что-то происходит, но не знаем, почему, к тому же допрашиваемые не выказывают благосклонности: ядовитые домыслы друга явно противоречат его заверениям в давних близких отношениях, врач слишком хвастается попавшимся ему несчастным случаем. Последний свидетель, с виду самый близкий к источнику проблемы, не желает замечать своей с ним связи, но охотно выступил бы в роли инквизитора.
К., с точки зрения Организации, исполнял предназначенную ему общественную роль, не вызывая подозрений, хотя кое-что, незамеченное психологами, удалось уловить интуитивным путем — после некоторых размышлений было отмечено, что поведение К. давно всех настораживало. Он явно давал понять, что издевательски усмехается под маской безразличия, относясь ко всем с безжалостной иронией. Например, по имеющимся у нас данным, через несколько недель после случая в церкви К. перестал выносить мусор, что заинтересовало хозяина снимаемой им квартиры, который был помешан на чистоте. К. прислали официальное напоминание, но он отказался дать согласие на проверку. Лишь судебное требование вынудило его подчиниться. В квартире — чистой и вылизанной — мусора не нашли: в пустом холодильнике и на голых полках царил безукоризненный порядок. Нашествие не вызвало у К. никаких возражений, однако он не принял протянутую руку проверявшего его комиссара и не посмотрел ему в глаза. Он держался в стороне, поблизости от затемненной комнаты, ссылаясь на аллергию, визит к окулисту и чрезмерную чувствительность к свету.
На две следующие проверки он согласился уже без административных мер, а поскольку проблем никому не доставлял и платил за квартиру вовремя, хозяин вскоре перестал возмущаться, и дело о внезапном отсутствии отходов жизнедеятельности закрыли. Впрочем, как мотивировал комиссар, каждый имеет право питаться в городе.
Тем временем вспышка снова посещает К., хотя на сей раз это происходит дольше и намного интенсивнее.
Закончив работу, он быстро пообедал (собственно, лишь для виду — просидел четверть часа в столовой для сотрудников, ожесточенно жуя, а затем украдкой выплевывая в заранее приготовленный пакетик липкие куски горохового пюре) и перед возвращением домой решил слегка расслабиться. Выйдя из офиса, пересек сквер в центре и скрылся в парке. Там, выбрав укромный уголок, он сел на расстеленный на траве пиджак и, сняв ботинки и носки, помассировал ступни. Воспаленные места от утраченных ногтей (внимание, не пропустить: К. теряет НОГТИ и ВОЛОСЫ) успели зажить, чувствительная ткань покрылась огрубевшей кожей, такой же, как и на ороговевших пятках, — совсем незаметное увечье, особенно когда сознательно прячешь его в тени. Ногти, похожие на рыбью чешую, К. спрятал дома в маленькой баночке от русской икры. Удивительно? Нет. К. любил икру и любил прикосновение рыбьей чешуи. Кроме того, он считал, что близкое присутствие продуктов собственного тела точно не должно никому внушать отвращения.
Закончив массаж, К. глубоко вздохнул. Вспотевшее тело еще издавало кисловатый канцелярский запах. Расслабив галстук, он лег на спину, подставляя себя освежающему ветру. Где-то крикнул ребенок, заскулила собака. В небе скрестились два следа от пролетающих реактивных самолетов, и из точки их пересечения на К. в очередной раз обрушилась ослепительная белизна.
В то мгновение посторонний наблюдатель не заметил бы в поведении К. ничего особенного — просто задремавший усталый бизнесмен. Но, хотя тело оставалось расслабленным, разум бурлил. Состояние К. выдавало лишь едва заметное дрожание век и пузырек слюны в уголке рта. Вспышка на сей раз не приобрела форму эксцентричного взрыва, как ранее в церкви, но растянулась в долгий ряд взрывов поменьше, разной силы — от длившихся не дольше вспышки фотоаппарата до серии значительно более неприятных, секунды по две.
Серия приступов с последующим перерывом повторилась трижды. Возможно, именно поэтому К. в точности запомнил всю пронесшуюся у него под черепом последовательность. На платке К., найденном в кармане брюк, виднелась надпись:
.−−−.…−.−− [7]
Показания родителей К. Выдержки.
Говорит отец:
— Мы не разговаривали с ним на такие темы.
— Он учился в городской школе-интернате. Наверное, поэтому и остался в городе.
— Здесь, в деревне, жизнь намного дешевле.
— Он редко у нас бывал, а во время немногочисленных визитов цепляешься за мелочи, смешные мелочи. Какие-то истории с работы, наши жалобы на соседей и слизняков в саду. На серьезные дела не остается времени, и они пугают, никто не хочет лишаться коротких мгновений радости.
— Раз в полгода, не чаще.
— Иногда он действительно выглядел несчастным, но с ним так было с самого детства: если он хотел о чем-то нам рассказать, просто говорил. Расспросы о причинах беспокойства обычно заканчивались ссорой.
— Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что мы уделяли ему слишком мало времени.
— Чересчур впечатлительный? Возможно.
— Когда… когда он был маленьким, я работал на две ставки, чтобы содержать семью. Жена с утра до ночи убирала в домах. Для себя не оставалось ни минуты.
— Похоже, на этом держалась наша хрупкая любовь — мы прекрасно понимали, как мало нужно, чтобы все посыпалось.
Говорит мать:
— Это не обсуждается. Конечно, я его любила.
Установлено, что К. посетил многочисленных специалистов из разных областей. В списке фигурируют невролог, психолог, психотерапевт, психиатр, ортопед, кардиолог, отоларинголог, шаман, знахарка, хиромант, массажист, диетолог, терапевт, хирург, нейрохирург, хиропрактик, биоэнерготерапевт и инструктор по осознанным сновидениям. Выбор выглядит полностью случайным. Каждому из них К. рассказывал новую историю. Неврологу он пожаловался на проблемы со зрением, у психолога расплакался (плакал целый час), психотерапевта пытался уговорить на лечение со скидкой, у психиатра потребовал успокоительного. Похоже, он вел себя так от скуки, а не по расчету. Несмотря на его требования, все перечисленные специалисты подтверждают, что остались о нем хорошего мнения.
К. со всей решимостью обследовался несколько недель, но в конце концов прекратил обследования так же внезапно, как и начал. Есть мнение, что с ним случился третий, нигде не отмеченный, сопровождавшийся вспышкой пароксизм, под влиянием которого он странным образом смирился с собственным недугом. Последние известия о нем относятся именно к этому периоду.
На данном этапе К. начал укрепляться в подозрениях относительно неожиданного характера своего недуга. Об этом свидетельствуют записи в дневнике (антикварная тетрадь за пол-евро, местами — в криво напечатанную клетку, без полей и в картонной обложке). В течение следующего месяца он исключил внезапную неизвестную телесную болезнь (убедительные доказательства сего факта он представил себе сам в результате сложной дедукции, что наверняка стоило ему нескольких бессонных ночей), отверг возможность сумасшествия (для подобного его мысли были слишком ясны), окончательно отказался от любой помощи (медицинской и не медицинской), чувствуя, что возможности других в данной области полностью исчерпаны.
К. поместил свое заболевание в намного более обширную картину произошедшего (что соответствовало его буйному характеру), придя к гипотезам, в которых случайность не играла никакой роли. К. все больше набирался уверенности, что он избран. Избранник. Этот титул этот щекотал его самолюбие.
Его искушали ранее дискредитированные богословские амбиции. Не избранник — святой. Запах святости дразнит ноздри. Но как он попал внутрь К.? Ведь все его телесные отверстия… Вот именно. Кроме того, он перестал дышать — и ему это совершенно не мешало. Он даже почти не обратил на это внимания, поскольку ребра иногда поднимались и опускались, пусть по привычке, а не по необходимости. Когда он, однако, замерз во время прогулки и хотел подуть на руки, чтобы согреться, лишь беззвучно зевнул. И только тогда понял, что лишился дыхания. Кашель превратился в явный обман.
