Слушайте звезды! (сборник) - Шитик Владимир (читать хорошую книгу .txt) 📗
— Что, не получается? — с некоторой долей злорадства полюбопытствовал Вектор.
— Вся жизнь — сплошной обман, — глубокомысленно ответил Майк и, раздвигая воду стальным торсом, словно небольших размеров эсминец, двинулся к дальнему краю бассейна.
— Майк!
— Да?
— Куда ты?
— Не стоит соболезнований. Я знаю, моя смерть здесь никого не удивит. Бедный, никому не нужный. Сирота.
Майк понуро брел в воде, и вид у него был настолько унылый, что Вектору стало не по себе. Бог мой, люди сходят с ума и становятся похожими на механические автоматы, а роботы сходят с ума и становятся похожими на людей. Паноптикум!
— Майк!
— Да?
— Э-э-э… Ты проверил скафандры?
— Да, все в порядке. У номера 56 разошелся шов на запястье. Я его зашил. Полная герметичность.
— Хорошо, спасибо.
Майк уже выбрался из бассейна, и теперь с его сверкающего корпуса в три ручья лилась вода, разбегаясь по кафельному полу в огромную лужу.
Что делать, черт возьми? Может, действительно, его лучше отключить? В конце-концов, два дня — это всего-навсего два дня. За такой срок вряд ли что-нибудь случится. Ну, а если?
Вектор вспомнил, как четыре года назад на станции Ф-16 — совсем крохотной станции, предназначенной только для слежения и сопровождения метеоритом пробило кожух главного корпуса, как раз в жилом отсеке. Они тоже отключили своего ремонтника. Никто так и не узнал, зачем. Он был абсолютно исправен. Все произошло ночью. Метеорит величиной с детский кулак врезался в станцию и, проломив ее корпус, словно яичную скорлупу, ушел сквозь пол в базальтовое основание, перерубив по пути силовой кабель. У них сразу погас свет, а кислород, как потом установила комиссия, улетучился через пробоину за восемь минут. За такое время автономный ремонтник успел бы завести аварийный легкий пластырь. Но ремонтника не было. Времени добраться до скафандра у них тоже не было. Они только успели вскочить с коек, а концентрация кислорода в отсеке уже упала в три раза ниже минимальной. Вектор был в той комиссии. Пыльные коридоры, залитые желтым аварийным светом, уродливая бурая пломба на потолке и синие вспухшие лица с почерневшими струйками крови изо рта и ушей.
Два дня — это сорок восемь часов. Чертова уйма минут. И каждую, минуту на этой станции может произойти то же самое. Мелкие метеориты не засекаются локатором. Об их появлении можно узнать только «пост фактум». И если Майк не окажется на месте… Нет уж, пусть Гришин потерпит. Однако… Если этот железный балбес решил покончить жизнь самоубийством, значит… значит, он может отключиться сам! Рано или поздно он до этого додумается. Боже мой! Что может быть глупее робота, покончившего с собой? Ведь он же, собственно говоря, никогда и не жил? В нем же все неживое — и микромодули, и датчики, и корпус. Все это лишь работает, но не живет. Господи, какая чушь! Мозги можно сломать. Живет — не живет… А если и живет? Какая разница? Главное — чтоб работал, чтоб проработал эти два дня, а там пускай топится, вешается, бросается под поезд… Итак, что нужно сделать, чтобы он работал?
С той стороны бассейна Майк, застыв по стойке смирно, смотрел на Вектора своей идиотской, навеки приклеенной к физиономии улыбкой. Предположим, он живет.
Ну и ну, с такой-то харей! Не отвлекайся. Насколько все-таки проще Гришину. Посадил корабль и спокойно отдыхает, в ус себе не дует. Обложил Майка со всех сторон, а теперь потягивает кофе. Стоп, Майк кончает с собой, почему?
— Майк!
— Да?
— Иди сюда.
Медленно переступая ногами, Майк двинулся в обход бассейна. Руки его при этом оставались неподвижно вытянуты вдоль туловища. Словно кол проглотил, подумал Вектор. Он знал, что медлительность Майка — это явление обманчивое. При необходимости тот мог перемещаться с быстротой молнии. Но это — только в аварийных ситуациях. Как только Майк получал сигнал утечки, в его бронированном корпусе автоматически включалась система ультразвукового ориентирования, и тогда он мог мчаться по коридорам со скоростью курьерского поезда, не задев по пути ни один встретившийся предмет. Майк оказывался на месте аварии раньше, чем кто-то успевал подумать об опасности. Однако, такая система требовала огромного расхода энергии, и потому в остальное время Майк перемещался по станции, ориентируясь с помощью своих телекамер, как человек — с помощью глаз. И уж тут он не торопился.
Шлепая по кафельным плитам эластичными подошвами, Майк после каждого шага оставлял за собой небольшую лужу. Эта цепочка мокрых следов идеально ровной дугой огибала бассейн и, наконец, уперлась в то место, где стоял Вектор. Майк замер, вытянувшись в полный рост, словно огромная металлическая тумба, и только мерцание светодиодов на лбу говорило о том, что махина двухметрового роста — не просто груда металла, а работающий автомат.
Вот именно, автомат, подумал Вектор. А ты во что его превращаешь? В человека? В получеловека? В недочеловека? Но ведь и так, как Гришин, тоже нельзя. Надо заставить его проработать эти два дня. Без фокусов и сюрпризов вроде этого. Вектор глянул вниз. У ног Майка уже собралась приличных размеров лужа. Господи, как хорошо Гришину.
— Майк! Контроль!
— Понял. Контроль.
На лбу у Майка вспыхнул и замигал красный огонек. Одновременно с тихим попискиванием заработал смонтированный в верхней части туловища высокочастотный передатчик, транслируя серию закодированных тестовых сигналов. Вектор достал из кармана диагност. Если что-то в схеме робота не в порядке, Майк пошлет дефектный сигнал. Сличив его с эталоном, диагност в доли секунды определит характер неисправности и укажет, где ее следует искать. Вектор шевельнул рычажком выключателя, и диагност, отозвавшись на сигналы Майка, замигал таким же красным огоньком. Спустя секунду из щели в боковой стенке диагноста узким желтым язычком выползла лента с цифрами. Та-ак, посмотрим. Вектор оборвал ленту и сунул диагност в карман. На ленте в идеальной последовательности чередовались единицы и нули. Контроль в норме. Перестав мигать, Майк застыл, уставившись на Вектора. Вектор вздохнул. Бесполезно. Вчера было то же самое. Можно не сомневаться, что у него все нормально. В чем же тогда дело? Где искать? Что чинить, черт возьми, когда неизвестно — где, в какой цепи, в какой из десятков тысяч деталей этого проклятого робота появился неуловимый дефект? И вообще, можно ли это назвать дефектом?
Динамик над входной дверью вдруг хрипло кашлянул и рявкнул голосом Гришина:
— Вектор, черт бы тебя побрал! Куда ты девался?
— Я в техбассейне, — громко, чтобы голос его долетел до микрофона, ответил Вектор.
— Купаешься? А ты знаешь, который час? Ты уже шляешься сорок минут, а у меня в семнадцать двадцать старт. В твоем распоряжении меньше двух часов.
— Не ори, сейчас иду.
— Что ты там делаешь?
— Беседую. С Майком.
— А-а-а… Ясно. Нашел, наконец, себе собеседника по силам. Ну-ну, передай ему от меня привет. И пусть не появляется в операторской. Я закрою дверь изнутри.
— С какой ста…
— Лучше сдохнуть от метеорита, чем видеть перед собой эту глупую рожу.
— Гришин, ты знаешь, что он тут делал?
— Что?
— Пытался покончить с собой, утопившись в бассейне.
— А-а-а… Очень занятно. От всей души желаю ему успеха.
Динамик щелкнул и умолк. Вектор повернулся к Майку. Тот стоял все в той же позе, вытянув руки по швам, и улыбка на его лице вдруг показалась Вектору страдальческой гримасой.
— Послушай, Майк, — Вектор попытался придать своему голосу беззаботные нотки. — А зачем тебе, собственно говоря, это надо?
— Да.
— Что да? Я спрашиваю, зачем ты пришел сюда топиться?
— Никому не нужен, — пробубнил Майк. — Отовсюду гоним. Нигде не слышу ласкового слова.
— Вот как?
— Грубые ругательства и оскорбления. Не с кем поговорить, излить душу. Цветок увядает в дорожной пыли. Бедная маленькая сиротка.
Чтобы не расхохотаться, Вектор до боли закусил губу. Слышал бы все это Гришин. И главное, ведь какие знакомые фразы, где он это взял? Вектор мог поклясться: что-то в этом роде слышал не далее, как дня три-четыре назад. Но только где?