Из глубины глубин (Большая книга рассказов о морском змее) - Честертон Гилберт Кийт (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
Прислушиваясь к разговорам, я вспомнил слова Гленвея о способе не действовать друг другу на нервы. Кажется, сейчас этой техникой воспользовались ради него. При каждом замечании хозяев я словно проваливался в воздушную яму — и снова, как кошка, приземлялся на все четыре мягкие лапы. Им был явно известен предмет поисков Гленвея, и они часто упоминали морского змея, но проявляли такой коллективный такт, что не задерживались на этом предмете дольше нескольких секунд. Нарушителей мистер Брювер быстро вытеснял из общего разговора. Обед продолжался уже какое-то время, когда он между делом спросил, проследует ли Гленвей по своему обычному маршруту и пройдет ли, в сотне миль ближе или дальше, мимо северной оконечности Японии.
Гленвей ответил, что всегда следует одному и тому же маршруту.
— Знаете, — сказал Вик Брювер, с наигранной небрежностью роняя слова — так игрок с хорошей картой на руке и хорошим банком на столе выкладывает покерные фишки, — вы могли бы оказать чертовски добрую услугу одному парню. Если согласитесь, конечно.
— Какую услугу? — спросил Гленвей. — И какому еще парню?
— Вы его не знаете, — сказал человек, сидевший слева от Брювера. — Его зовут Гейзекер. Он шурин зятя Чарли, если это вам о чем-нибудь говорит.
— Он приехал сюда повидаться с Чарли, — сказал еще один. — Приплыл на посудине, которая возит копру, но не знал, что почтовый пароход сюда больше не заходит. Вот и застрял.
— Бедняге не поздоровится, понимаете, если он в ближайшие несколько недель не доберется до Токио.
— В тех широтах вам наверняка попадется корабль, идущий в Японию.
— Любой буксир, танкер, рыболовное судно. Все, что угодно. Он будет вечно вам благодарен.
Они говорили один за другим, по кругу. Я вспомнил, что они, по словам Гленвея, каждый вечер играют в покер. И теперь они все время повышали ставки.
— Жаль, что ему нужно уезжать, — веско, как покерный дилер, подытожил Брювер. — Он отличный парень, этот Боб Гейзекер. Но для него, бедолаги, это чуть ли не вопрос жизни и смерти. Послушайте, он заплатит за место и прочее, если за этим остановка.
— Не в том дело, — сказал Гленвей. — Но я с ним еще не познакомился.
— Он на другом конце острова, — сказал Брювер. — Уехал на джипе с Джонни Рэем минут за двадцать до того, как мы вас заметили.
— Забавно, — сказал я, вспоминая утреннюю сценку.
— Чертовски забавно, — подхватил Брювер. — Да, будет чертовски забавно, если он снова застрянет. Он всего-то согласился подсобить Джонни. Вам бы только глянуть на старину Боба, — добавил он, обращаясь к Гленвею, — вы бы с радостью выручили его из беды.
— Ладно, я возьму его, — сказал Гленвей, — если он вернется вовремя. Ветер нас подвел, и мы вышли из графика, так что, сами понимаете…
— Вполне справедливо, — согласился Брювер. — Если он вернется вовремя, вы возьмете его на борт. Опоздает — значит, ему не повезло. Еще риса? Курицы? Креветок? Эй, бой, наполни-ка стакан мистера Эббота.
Обед длился без конца, и больше никто не поминал мистера Гейзекера. Наконец тяжелая листва над столом зашуршала и зашевелилась. Поднялся ветер, и Гленвей сказал, что больше ждать мы не можем. Мы спустились к пристани. Едва мы с Гленвеем уселись в шлюпку, как кто-то указал назад. Мы обернулись (недаром в разных древних историях людям очень не советуют оборачиваться): за холмом, как лунный свет, озарили небо лучи фар.
— Это Боб, — сказал Брювер. — Не стоит его ждать. Он мигом соберется, и мы доставим его на моторке, не успеете вы поднять якорь.
Ну конечно, как только мы приготовились тронуться в путь, к борту подплыла лодка с мистером Гейзекером и его багажом на борту. Из чемоданов, как языки уставших собак, торчали во все стороны клочки одежды. Гейзекер и сам запыхался. Он поднялся по трапу и ступил на свет. Было в нем что-то странное. Сперва я подумал, что он просто раскраснелся и выглядел растерянным, потому что ему пришлось собираться в такой спешке. Потом мне показалось странным, что после недель и месяцев под экваториальным солнцем кожа на этом широком лице продолжала облезать и выглядело оно красным, как будто Гейзекер веселился все выходные в Атлантик-Сити. Но все это было не то, и в конце концов мне вспомнился массивный, роскошно изогнутый широкогорлый инструмент, который непременно присутствует во всех духовых оркестрах. Так и кажется, что он просто обязан гудеть во всю мочь и, если вдруг молчит, вот-вот заголосит. Мистер Гейзекер был очень похож на этот инструмент, но он молчал — вот что было странно.
Брювер представил его и поспешно распрощался. Наш гость пробормотал какие-то слова благодарности, Гленвей, занятый отплытием, коротко приветствовал его на борту — и Гейзекер остался на палубе один. Он глядел вслед моторке с бесконечно потерянным видом. Я отвел его в свободную каюту, сказал, что завтрак у нас в семь, и спросил, не нуждается ли он в чем-либо до отхода ко сну. Он, похоже на то, с трудом сознавал, что я говорю.
— Я так смешил этих ребят, что они по полу валялись, — произнес он, словно в глубоком потрясении. — Все время по полу валялись!
— Спокойной ночи, — сказал я. — Увидимся утром.
Наутро Гейзекер присоединился к нам за завтраком. Он мрачно поздоровался, сел и уставился в тарелку. Гленвей извинился за свою вчерашнюю занятость и стал рассуждать, где мы можем встретить корабль, идущий в Токио или Иокогаму. Гейзекер поднял просветлевшее лицо: так в тропиках серо-голубая тишина ночи мгновенно сменяется ясными фанфарами дня. Он взорвался светом, теплом, жизнью, смехом — быстрее, чем казалось возможным и даже желательным.
— Я так и знал! — провозгласил он. — Только вовремя не сообразил. Так и знал, что меня провели. Когда меня погрузили на этот люггер, я решил, что ребята хотят… ну, избавиться от меня, понимаете? Хорошо же они меня обдурили! Что угодно, лишь бы посмеяться! Теперь я все понял. Вчера они клялись, что вы идете в Лиму, в Перу.
— Они мне определенно сказали, — глядя на него в упор, проговорил Гленвей, — что вам крайне важно попасть в Токио.
Гейзекер громко шлепнул себя по пухлой багровой ляжке.
— Эти ребята, — сказал он, — готовы человека на Луну отправить в треклятой ракете, лишь бы посмеяться. Они и вас провели! Из Токио я приехал, а нужно мне в Лиму. Потому-то они и держали меня весь день на другом конце острова. Не хотели, чтобы я услышал, куда вы направляетесь.
— Времени у нас мало, — сказал Гленвей, — но я готов развернуться и отвезти вас на Паумоа.
— Ни в коем случае! — всполошился Гейзекер. — Это хорошая шутка, и дьявол меня забери, если я ее испорчу. Я просто путешествую по миру, знакомлюсь с людьми. Честно говоря, есть в Токио одна маленькая японочка, с которой я не возражал бы близко познакомиться еще раз.
С этими словами он просвистел несколько тактов из «Мадам Баттерфляй».
— Гленвей, — сказал я. — Почти восемь. Думаю, мне пора на мачту.
— На мачту? — воскликнул Гейзекер. — Звучит как просоленное моряцкое выражение. Я никогда еще не плавал на паруснике. Вы просто обязаны рассказать мне все о свайках, концах и прочей дребедени, а потом выкатить команде бочонок рому! Говорю вам, ребята, из меня выйдет первостатейный моряк! Так с чего это вы собрались на мачту?
— Посижу часа два в вороньем гнезде.
— Зачем? Вы что-то высматриваете?
Еще не договорив, он повернулся к нам, посмотрел сперва на меня, потом на Гленвея, и его лицо стало похоже одновременно на окорок и маску трагического актера — с таким усилием он складывал два и два. Не сводя глаз с Гленвея, он вытянул и поднял толстый указательный палец. Нижняя фаланга этого пальца поросла завитками золотисто-рыжих, блестевших на солнце волос, очень жестких и крепких на вид. Палец остановился в футе от ребер Гленвея, но выглядел таким основательным, что словно воткнулся в них, да и у меня заныло под ребрами.
— Эббот! — с торжеством воскликнул Гейзекер. — Теперь вы понимаете, в какой растерянности я был вчера… Я думал, ребята решили от меня избавиться… и ваше имя мне ровно ничего не сказало. Гленвей Морган Эббот! Господи, я слышал о вас, приятель! Птички напели мне разные песенки… Вы были женаты на Торе Вайборг! Вы плаваете по океану и ищете морского змея!
