Мерзейшая мощь - Льюис Клайв Стейплз (электронная книга txt) 📗
Фиверстоун не знал этих мест, но знал, что надо найти дорогу. Искал он ее дольше, чем думал. Заметно потеплело, всюду были лужи. У первого же холма стояла такая грязь, что он решил с дороги свернуть и пройти полем. Решил он неверно. Два часа кряду он искал дырки в изгородях и пытался выйти на тропинку, которой почему-то не было. Фиверстоун всегда ненавидел и сельскую местность, и погоду; не любил он и гулять.
Часов в двенадцать он нашел проселок, который вывел его на шоссе. Здесь, к счастью, было большое движение, но и машины, и пешеходы направлялись в одну сторону. Первые три машины не отреагировали на него, четвертая остановилась. «Быстро!» — сказал шофер. «Вы в Эджстоу?» — спросил Фиверстоун. «Ну уж нет, — ответил шофер. — Эджстоу там», — и он показал назад, явно удивляясь и сильно волнуясь.
Пришлось идти пешком. Фиверстоун знал, что из Эджстоу многие уезжают (собственно, он и собирался как следует очистить город), но не думал, что дело зашло так далеко. Час за часом, навстречу ему по талому снегу двигались люди. Конечно, у нас нет свидетельств о том, что происходило в самом городе, зато существует великое множество рассказов тех, кто покинул его в последний момент. Об этом месяцами писали в газетах и говорили в гостях, пока слова «Я выбрался из Эджстоу» не стали присказкой и шуткой. Но факт остается фактом: очень много жителей покинули город вовремя. Один получил телеграмму, что болен отец; другой вдруг решил осмотреть окрестности; у третьего лопнули трубы и затопило квартиру; наконец, многие ссылались на приметы и знамения: кому-то осел сказал: «Уезжай!», кому-то кошка. А сотни жителей ушли потому, что у них забрали дом.
Часа в четыре Фиверстоун упал ничком на землю. Тогда тряхнуло в первый раз. Потом было еще несколько толчков, и внизу что-то шумело. Температура быстро поднималась. Снег исчез, вода была по колено, от нее валил пар. Добравшись до последнего спуска, Фиверстоун города не увидел: внизу стоял туман, в нем сверкали какие-то вспышки. Снова тряхнуло. Фиверстоун решил вниз не идти, а свернуть к станции и уехать в Лондон. Перед ним замаячили горячая ванна и комната в клубе, где он расскажет обо всем у камина. Да, это вам не шутка пережить и Беллбэри, и Брэктон. Он многое в жизни повидал и верил в свою удачу.
Однако свернуть ему не удалось. Он почему-то спускался вниз, сама земля несла его. Остановился он ярдах в тридцати и попытался шагнуть вверх. На этот раз он упал, перевернулся через голову, и лавина земли, воды, травы и камней потащила его за собой. Он встал еще раз. Внизу горело фиолетовое пламя. Холм превратился в водопад мокрой земли. Сам он был много ближе к подножью, чем думал. Ему забило грязью нос и рот. Лавина неслась почти отвесно. Наконец, земля поднялась и всем своим весом обрушилась на него…
— Сэр, — спросила Камилла, — что такое Логрис?
Обед уже кончился и все сидели у огня, Рэнсом — справа, Грэйс, в черном с серебром платье, — напротив него. Поленья никто не шевелил, было и так слишком жарко. Парадные одежды светились и сверкали в полумраке.
— Расскажите вы, Димбл, — промолвил Рэнсом. — Теперь я буду мало говорить.
— Вы устали, сэр? — спросила Грэйс. — Вам хуже?
— Нет, Грэйс, — отвечал он. — Я скоро уйду, и все для меня как сон. Все радует меня, даже боль в ноге, и я хочу испить ее до капли. Мне кажется, я чему-то мешаю, когда говорю.
— А вам нельзя остаться, сэр? — спросила Айви.
— Что мне тут делать, Айви? — вопросом на вопрос ответил он. — Смерть меня не ждет. Рана моя исцелится лишь там, где ее нанесли.
— До сих пор, — заметил Макфи, — смерть, если не ошибаюсь, ждала всех. Я, во всяком случае, исключений не видел.
— Как же вам их видеть? — улыбнулась Грэйс. — Разве вы друг короля Артура или Барбароссы? Разве вы знали Еноха или пророка Илию?
— Вы думаете, — сказала Джейн, — что м-р Рэнсом… что Пендрагон уйдет туда, где они?
— Он будет с королем Артуром, — кивнул Димбл. — О других мне ничего не известно. Да, некоторые люди не умирали. Мы не знаем, почему. Мы не знаем толком, как это было. В мире есть много мест… я хочу сказать, в этом мире есть много мест, в которых организм живет вечно. Зато мы знаем, где король Артур.
— И где же он? — спросила Камилла.
— На третьем небе, на Переландре, на острове Авалон, который потомки Тора и Тинидриль найдут через сотню столетий.
— Один он? — Димбл посмотрел на Рэнсома, и тот покачал головой.
— Значит, с ним будет и наш Пендрагон? — спросила Камилла.
Димбл помолчал, потом заговорил снова:
— Началось это, когда мы открыли, что почти все легенды об Артуре исторически достоверны. Однажды, в IV веке существовало явно то, что всегда существует тайно. Мы называем это Логрским королевством; можно назвать иначе. Итак, когда мы это открыли, мы — не сразу, постепенно — увидели по-новому историю Англии, и поняли, что она — двойная.
— В каком смысле? — удивилась Камилла.
— Понимаете, есть Британия, а в ней, внутри — Логрис. Рядом с Артуром — Мордред; рядом с Мильтоном — Кромвель; народ поэтов — и народ торговцев; страна сэра Филиппа Сиднея — Сесила Родса. Это не лицемерие, это — борьба Британии и Логриса.
Он отхлебнул вина и продолжал:
— Много позже, вернувшись с Переландры, Рэнсом случайно оказался в доме очень старого, умирающего человека. Это было в Камберлэнде. Имя его вам ничего не скажет, но он был Пендрагон, преемник короля Артура. Тогда мы узнали правду. Логрис не исчез, он всегда живет в сердце Англии, и Пендрагоны сменяют друг друга. Старик был семьдесят восьмым Пендрагоном, считая от Артура. Он благословил Рэнсома. Завтра мы узнаем, кто будет восьмидесятым. Одни Пендрагоны остались в истории, но по иным причинам, о других не слышал никто. Но всегда, в каждом веке, они и очень немного их подданных были рукою, которая двигала перчатку. Лишь из-за них не впала страна в сон, подобный сну пьяного, и не рухнула в пропасть, куда ее толкает Британия.
— Ваш вариант английской истории, — заметил Макфи, — не подтвержден документально.
— Документов немало, — ответил Димбл и улыбнулся, — но вы не знаете языка, на котором они написаны. Когда история этих месяцев будет изложена на нашем языке, там не будет ни слова ни о нас с вами, ни о Мерлине с Пендрагоном, ни о планетах. Однако именно теперь произошел самый опасный мятеж Британии против Логриса.
— И правильно, что не напишут о нас, — сказал Макфи. — Что мы здесь делали? Кормили свиней и разводили неплохие овощи.
— Вы делали то, что от вас требовалось, — сказал Рэнсом. — Вы повиновались и ждали. Так было, и так будет. Я где-то читал, что алтарь воздвигают в одном месте, чтобы огонь с небес сошел в другом. А черту подводить рано. Британия проиграла битву, но не погибла.
— Значит, — сделала вывод Матушка Димбл, — Англия так и качается между Британией и Логрисом?
— Разве ты до сих пор этого не замечала? — удивился ее муж. — В этом самая суть нашей страны. Того, что нам заповедано, мы сделать не можем; но не можем и забыть. Посуди сама: как неуклюже все лучшее в нас, какая в нем жалобная, смешная незавершенность! Прав был Сэм Уэллер, когда назвал Пиквика ангелом в гетрах. Хороший англичанин и выше, и нелепей, чем надо. А все у нас в стране или лучше или хуже, чем…
— Димбл! — остановил его Рэнсом. Димбл остановился и посмотрел на него. Джейн даже показалось, что он покраснел.
— Вы правы, сэр, — сказал он и снова улыбнулся. — Забыл! Да, не мы одни такие. Каждый народ — двойной. Англия — не избранница, избранных народов нет, это чепуха. Мы говорим о Логрисе, потому что он у нас, и мы о нем знаем.
— Можно попросту сказать, — возразил Макфи, — что везде есть и добро, и зло.
— Нет, — не согласился Димбл, — нельзя. Понимаете, Макфи, если думать о добре вообще, придешь к абстракции, к какому-то эталону для всех стран. Конечно, общие правила есть, и надо соблюдать их. Но это — лишь грамматика добра, а не живой язык. Нет на свете двух одинаковых травинок, тем более — двух одинаковых святых, двух ангелов, двух народов. Весь труд исцеления Земли зависит от того, раздуем ли мы искру, воплотим ли призрак, едва мерцающий в каждом народе. Искры эти, призраки эти — разные. Когда Логрис поистине победит Британию, когда дивная ясность разума воцарится во Франции — что ж, тогда придет весна. Пока же наш удел — Логрис. Мы сразили сейчас Британию, но никто не знает, долго ли это продлится. Эджстоу не восстанет из праха после этой ночи. Но будут другие Эджстоу.
