НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 36 - Булычев Кир (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Это делает Фродо Бэггинс — мирный, хотя и отважный «маленький Хоббит» (все время так и тянет сказать: «маленький человек»), взваливший на свои плечи неподъемную ответственность за все творимое в окружающем мире.
Фродо-герой — это тема отдельного разговора. Как мне представляется, еще не состоявшегося на страницах литературно-критической толкинианы.
История сделала из маленького Хоббита героя — разумеется, при этом она проявила и заложенные в нем нравственные качества. Но в отличие от героев большинства сказок и мифов Фродо не явился в мир изначальным героем-мессией, ожидаемым народами со смирением и восхищением и воспринимавшим свою звезду как нечто должное…
Разница между традиционным сказочным героем (пусть и выступающим поначалу в роли Иванушки-дурачка) и Фродо Бэггинсом огромна. Дело не в личной скромности Фродо; он не тянет на роль «записного» героя хотя бы потому, что постоянно раздвоен, постоянно мучается от свалившейся на него ответственности. Все время ему приходится трезво оценивать себя: справлюсь ли? И порой испытывает приступы слабости, даже впадает в отчаяние, и бывает нерешителен, и делает ошибки. Словом, это человек, а никакой не герой.
Но есть еще одно качество, весьма редкое у традиционных сказочных героев…
Вот, к примеру, более чем странная история взаимоотношений двух Бэггинсов — Фродо и его дяди Бильбо — с мерзким Голлюмом (он, кстати, на придуманном автором «древе видов» приходится далеким родственником Хоббитам).
Голлюм постоянно охотится сначала за старшим Бэггинсом, а потом чинит всякие козни и Фродо. Самое удивительное, что Хоббиты с не меньшим постоянством прощают злодея, который и по самым гуманным законам несомненно заслуживал бы смерти! Но именно это странное всепрощение — милосердие, сказали бы мы сейчас — оказывается «прагматичнее» любых обоснований типа «на войне не до сантиментов», «кто не с нами, тот против нас» и тому подобных. Не кто иной, как Голлюм, сам того не желая, уничтожает зловещее Кольцо — а ведь он не раз мог пасть жертвой справедливого гнева всех тех, кого обманул, предал, пытался уничтожить…
Случайность? Только, разумеется, не в волшебной сказке. Ибо и в мире, где правит магия, соблюдаются свои особые законы, среди коих первый — жесткая моральная заданность, необходимость всех «случайностей».
Это в жизни Добро может случайно потерпеть неудачу, а Зло — ускользнуть от расплаты. Если автор сказки не в состоянии разобраться со всеми подобными «случайностями», право, не стоило ее и придумывать…
Итак, злодей должен был уничтожить еще большее Зло, и… Голлюма пощадили. Не с далекой целью «подставить», а по соображениям совсем иным. Даже и не по соображению, поскольку тут не разум выбирает, а чувство — чувство милосердия. Члены братства Колец не мстят без крайней необходимости, ими движут в большей мере сострадание мирных людей, гуманистов, нежели беспощадная ярость солдат. И это обеспечивает им победу.
Такие вот необычные герои…
Само же превращение сказочного персонажа в героя романа происходит для читателя незаметно.
Вспомним, как начинается повествование — неторопливо и обстоятельно, как самая обычная традиционная сказка, быть может, лишь чересчур перегруженная деталями. Но стоило Фродо и его спутникам отправиться в поход, как произошло смещение точек отсчета. И мы видим — с удивлением ловим себя на мысли! — что возглавляет поход уже не фольклорный Фродушка-дурачок, вышедший на бой с очередным драконом, а хорошо знакомый нам «маленький человек» реалистической прозы, вдруг ощутивший себя средоточием каких-то поистине вселенских столкновений, случайно выделенным силовым центром, в который, как в воронку, ввинчиваются события и людские судьбы.
Это осознание собственного места в мире, перехода от позиции «хаты с краю» (все Хоббиты — скорее «обыватели», а никакие не борцы за идею!) к внутренней ответственности за все растет постепенно. Продвигаясь по тексту трилогии — страница за страницей, глава за главой, — читатель вместе с Фродо как бы взбирается в гору: горизонт все дальше, перспектива — все шире… Чтобы там, на вершине охватить взглядом все, о чем бесстрастно сказано в многочисленных приложениях к книге: Мир и Историю, творящуюся в нем.
Историей буквально пропитаны романы трилогии. Она — то самое «преданье старины глубокой», о коем обычно принято говорить с оттенком безразличия (а то и вовсе с иронией), — определяет судьбу героев. Прошлое тянет их вперед, и в этой фразе гораздо больше смысла, нежели эффектной игры слов.
Все члены Братства Колец рано или поздно придут к пониманию того, что прошлое не сбросишь с рук и ног, как оковы; все ошибки и неверные действия, совершенные в нем, еще выстрелят в настоящем. И как-нибудь да отзовутся в неопределенном пока будущем. Поэтому маленькими Хоббитами движет, кроме всего, тревога — как бы «не подставить» собственное будущее.
Так же постепенно погружается читатель и в злополучную проблему «роли личности в истории», лишившуюся за последнее столетие остатков «сказочного» очарования. Шаг за шагом, спотыкаясь вместе с Фродо о нравственные «кочки», вновь вставая на ноги, блуждая по лабиринтам и все-таки находя свой путь в потемках. Узнавая новое, теряя иллюзии, беспечность и боевых товарищей и платя сполна за только что узнанное…
Именно так — как в жизни, а не как в сказках.
Эти-то постепенность и противоречивость процесса познания — а о простых, скорых решениях в сказочном мире Средьземелья приходится забыть раз и навсегда! — также роднят творение Толкина скорее с философским романом, нежели детской сказкой. Сказочный герой ограничен в своем выборе, и все эти «налево пойдешь… направо пойдешь…» озадачивают лишь читателя юного и неискушенного. Ведь каким бы дурачком ни был с самого начала задан Иванушка, неумолимыми законами жанра ему на роду написаны и принцесса в жены, и полцарства…
Фродо же становится героем, личностью, вершителем судеб — не сразу, не просто так: взял да стал. Для него это — драма.
Обычный человек, вовлеченный в самый эпицентр глобальных событий, добровольно, хотя поначалу неосознанно, взваливший на свои плечи тяжкое бремя «всех грехов мира» и мысленно готовый платить, когда минет час, цену этой ответственности… Нет, поистине только в наш сложный и грешный век впору было сочинять подобную «сказку»! В век, ставший свидетелем превращений удивительных: массы вполне ординарных людей совершали чудеса героизма, и наоборот, из ничем не примечательных законопослушных «винтиков» как на питательном бульоне произрастали разного рода «благодетели человечества», вожди и фюреры всех мастей; в век, когда от каждого живущего в значительной степени начала зависеть судьба решительно всех.
Как бы поступил, скажем, герой традиционной сказки, попади к нему в руки магическое Кольцо? Скорее всего победил бы злодея Сарона, после чего живехонько воцарился бы на троне, дабы править «мудро и по справедливости». Не случайно и сам-то властелин Мордора боится пуще всего не Фродо-освободителя, не Фродо-бойца за правду, а Фродо-соперника! Понятное дело, сказки исстари выражали народную мечту в «своего» — разумного и справедливого — царя.
У Фродо цель, повторяю, иная. Уничтожить сам искус власти. «Всякая власть развращает человека, абсолютная власть развращает абсолютно»… Кто, когда мог нашептать Фродо эту выстраданную самым властолюбивым веком истину? Однако маленький Хоббит мыслит и действует так, словно сызмальства знает и эту, и множество других истин. Мыслит и действует как человек двадцатого века — хотя и не человек он вовсе, да и время действия драмы теряется в дымке сказочного «давным-давно».
Героем Фродо Бэггинс становится, когда бесстрашно выступает навстречу опасности; личностью — как только осознает всю меру навалившейся ответственности. А вот Человеком — именно так, с большой буквы — в момент принятия решения уничтожить Кольцо, не дать этой ответственности превратиться в своего рода моральную индульгенцию на отпущение будущих грехов.
