Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Мур Кэтрин Люсиль
В этот момент в гостиную вошла Филлис с миной мученицы, которой не постыдилась бы героиня Лонгфелло, Эваджелина из Аркадии. Сдерживая безумное желание отвесить ей пинка, Карневан потянулся к ее руке, но безуспешно, поэтому просто прошел за девушкой к дивану.
«Пуританизм и воспитание в духе десяти заповедей имеют свои отрицательные стороны», — подумал он. Вскоре это стало еще более очевидно, когда спустя несколько минут Филлис все еще не была убеждена в невиновности Карневана.
— Я не все рассказала матери, — тихо произнесла она. — Эта женщина говорила такие вещи… Что ж, теперь я вижу, что она не лгала.
— Я тебя люблю, — невпопад пробормотал Карневан.
— Нет, не любишь. Если бы любил, никогда не связался бы с этой женщиной.
— Даже если это случилось до того, как мы познакомились?
— Я могу многое простить, Джеральд, — сказала она, — но только не это.
— Тебе нужен не муж, — заметил Карневан. — Тебе нужна статуя.
Пробиться сквозь ее ледяное ханжество было невозможно. Карневан потерял контроль над собой, он убеждал и умолял Филлис, одновременно презирая себя. Из всех женщин на свете его угораздило влюбиться в самую закоснелую пуританку. Ее молчание доводило его почти до истерики, и он с трудом сдерживался, чтобы не потрясти грубыми ругательствами благочестивую атмосферу гостиной. В его понимании Филлис чудовищно унижала его, что-то в нем отчаянно корчилось под ударами, от которых он не мог уклониться.
— Я люблю тебя, Джеральд, — выдавила Филлис, — но ты меня не любишь. Я не могу тебе этого простить. Пожалуйста, уйди, пока окончательно все не испортил.
Он выбежал из дома, кипя от ярости и больной от мысли, что не сумел справиться с собой. Филлис, Филлис, Филлис! Непоколебимая скала, холодный айсберг. Ей были чужды человеческие порывы, в груди ее никогда не жили никакие чувства, разве что эти… заученные, изысканные, как кружевная салфетка. Фарфоровая кукла, ожидающая, что весь мир тоже будет из фарфора. Карневан стоял у машины, дрожа от злости, и больше всего на свете желал ранить Филлис так же больно, как она ранила его.
В машине что-то шевельнулось. Это был Азазел в своей темной накидке, плотно закрывающей тело, и с белым равнодушным лицом.
Карневан махнул рукой назад.
— Эта девушка, — прохрипел он. — Она… она…
— Можешь не говорить, — отозвался Азазел. — Я читаю твои мысли и сделаю, как ты хочешь.
Демон исчез. Карневан забрался в машину, сунул ключ в замок зажигания и с яростью нажал стартер. Когда машина трогалась с места, из дома, который он только что покинул, донесся пронзительный крик.
Он остановил машину, помчался в дом…
По мнению спешно вызванного врача, Филлис Мардрейк пережила серьезное нервное потрясение. Причина оставалась неизвестной, но это могло быть следствием разговора с Карневаном, который, впрочем, не делал ничего, чтобы опровергнуть эти домыслы. Филлис просто лежала и судорожно вздрагивала, глядя перед собой остекленевшими глазами. Время от времени с губ ее срывались слова:
— Накидка… А под накидкой…
Она то смеялась, то кричала истерически, пока силы не покинули ее.
«Все будет в порядке, — сказал врач, — но для этого нужно время». Пока Филлис отвезли в частную лечебницу, где у нее началась истерика при виде доктора Джосса, который оказался лысым. Правда, она все реже вспоминала о каких-то накидках, и вскоре Карневану разрешили навещать ее. Она сама попросила об этом. Все щекотливые вопросы были улажены, и Филлис даже готова была признать, что ошибалась.
Решили, что она выйдет за Карневана, когда окончательно придет в себя. Но ни о каких приключениях на стороне, конечно, не могло быть и речи.
Ужас, который она увидела, опустился на дно ее разума и появлялся оттуда только в бреду или в ночных кошмарах, часто мучивших ее. Карневан был рад, что она не забыла Азазела. В последнее время он часто виделся с демоном, претворяя в жизнь свой коварный и жестокий план.
Началось это вскоре после нервного срыва Филлис, когда Диана атаковала его звонками. Поначалу Карневан отделывался от нее обещаниями, но потом до него дошло, что это она ответственна за состояние Филлис.
Справедливость требовала, чтобы и она понесла наказание, причем о смерти речи не было. Умереть — это слишком просто. Например, Эли Дейл был уже смертельно болен менингитом. Лучше всего была бы утонченная кара — пытка вроде той, которую пережила Филлис.
На Карневана, когда он вызывал демона и давал ему инструкции, было неприятно смотреть.
— Постепенно, шаг за шагом, она должна скатываться к безумию, — говорил он. — Пусть у нее будет время понять, что с нею происходит. Устрой ей серию необъяснимых происшествий. Я дам тебе более точные указания, когда разработаю их. Однажды она сказала мне, что ее нелегко испугать.
Карневан встал, чтобы налить себе выпить. Предложил он и демону, но тот отказался.
Азазел сидел неподвижно в темном углу комнаты, поглядывая иногда в окно, туда, где далеко внизу раскинулся Сентрал-парк.
Карневану вдруг пришла в голову некая мысль.
— Что ты обо всем этом думаешь? Демоны по определению злы. Тебе доставляет удовольствие причинять людям страдания?
Лицо-череп повернулось и взглянуло на него.
— А ты знаешь, что такое зло, Карневан?
Карневан налил себе еще.
— Ясно… Разумеется, зло — понятие произвольное. Человечество установило свои нормы…
Раскосые глаза Азазела вспыхнули.
— Это моральный антропоморфизм. И эготизм. Вы не принимали во внимание среду. Физические свойства вашего мира привели к тому, что добро и зло стали такими, как вы их знаете.
Это была уже шестая порция, и в Карневане проснулось желание подискутировать.
— Я не совсем понял. Моральность — это вопрос разума и эмоций.
— У каждой реки есть свое начало, — ответил Азазел. — Однако есть разница между Миссисипи и Колорадо. Если бы люди развивались… ну, к примеру, в моем мире, вся система понятий добра и зла была бы совершенно иной. У муравьев тоже есть общественная структура, но она не похожа на вашу. Иная среда.
— Люди тоже отличаются от насекомых.
Демон пожал плечами.
— И мы не одинаковые. Мы еще менее похожи друг на друга, чем люди и муравьи. Дело в том, что вас с муравьями объединяют два общих инстинкта: инстинкт самосохранения и инстинкт продолжения рода. Демоны же не размножаются.
— С этим согласилось бы большинство авторитетов, — признал Карневан. — Вполне возможно, это объясняет и причину возникновения выродков. А как получилось, что существует столько видов демонов?
Азазел широко раскрыл глаза.
— Ну, знаешь — гномы, кобольды, тролли, джинны, оборотни, вампиры…
— Видов демонов куда больше, чем известно людям, — объяснил Азазел. — Причина этого вполне очевидна. Ваш мир стремится к порядку, к равновесию. Ты, конечно, слышал об энтропии. Конечной целью вашей вселенной является однородность, неизменная и вечная. Ответвления вашей эволюции в конце концов встретятся и образуют один общий вид. Такие ветви, как птица моа или тур, вымрут, как вымерли динозавры и мамонты, и в конце концов воцарится застой. Моя же вселенная стремится к физической анархии. Вначале существовал только один вид, в конце же будет полный хаос.
— Твоя вселенная что-то вроде негатива моей, — задумчиво произнес Карневан. — Но подожди! Ты сказал, что демоны не могут умереть. И что они не могут продолжать рода. Как в такой ситуации возможен прогресс?
— Я говорил, что демоны не могут совершить самоубийство, — поправил его Азазел. — Смерть может настигнуть их, но лишь из внешнего источника. То же самое касается размножения.
Это было слишком сложно для Карневана.
— Но вы должны испытывать какие-то эмоции. Страх перед смертью, например.
— Наши эмоции не похожи на ваши. Я могу проанализировать и понять реакции Филлис с клинической стороны. Она получила очень суровое воспитание и испытывала подсознательный протест против навязанных ей ограничений. Даже себе самой она никогда не признавалась, что хочет вырваться на волю. Ты же был для нее символом, в глубине души она восхищалась тобой и завидовала, потому что ты мужчина и в ее понимании способен сделать все, что захочешь. Любовь — лжесиноним продолжения рода, так же как душа — это просто стремление дополнить акт творения, вытекающее из инстинкта самосохранения. Ни того, ни другого реально не существует. Разум Филлис — это лабиринт запретов, страхов и надежд. Пуританизм для нее — гарантия безопасности. Именно потому она не могла простить тебе романа с Дианой. Это была отговорка, чтобы вернуться в безопасную скорлупу прежнего образа жизни.
