Пылающие скалы - Парнов Еремей Иудович (книги полностью .TXT) 📗
Получив её подпись, Корват начертал наискось: “О. К. — оформить”.
— Катюша, — наклонился он над секретаршей, — срочно свезите в институт. Пусть они тоже подпишут. Узнайте только, где сейчас Дмитрий Васильевич. Если у себя, то заверните к нему на Калининский. Возьмёте мою машину.
— С чего начнём? — спросила Лебедева, взяв для Кирилла копию. — Пусть в литературу вгрызается?
— Решайте вы. Я не вхожу в частности. Главное — не забывать о стратегической задаче. Красноцветы при всей их важности — лишь тактический эпизод. Вы давайте мне физхимию литосферы, Тася. Конъюнктура конъюнктурой, но самые благодатные результаты приносит раскрытие неизвестных закономерностей природы. В этом и заключается назначение науки, физики, химики, геологи — мы изучаем один объект — природу. Именно поэтому иногда так удивительно органично смыкаются наши пути… Пусть читает день и ночь, — распорядился Игнатий Сергеевич, спускаясь на землю. — Но и красноцветы разрабатывать надо, раз так удачно состыковалось. Как ваше мнение?
— Мне тоже так представлялось, — просияла Лебедева. Искусно подсказанное ею решение шеф, как обычно, принял за своё…
— Поздравляю, — она протянула Кириллу руку. — Когда намереваетесь приступить?
— Так быстро?! — вновь взволновался он, пробежав глазами машинописные строчки, где так весомо была подана уготованная ему роль. — Я, честно говоря, надеялся на небольшой переходный период.
— Очень нужно? — сочувственно улыбнулась Лебедева. — На мою ответственность даю вам время до понедельника. Не потому, что такая сумасшедшая запарка. Не бойтесь! Шеф у нас, Кирилл Ионович, особенный. Я совершенно уверена, что уже завтра Игнатий Сергеевич начнёт справляться о вас. Пока он малость не подостынет, вам лучше держаться в пределах досягаемости. Вы, надеюсь, поняли?
— Понял, Анастасия Михайловна. Большое спасибо за науку.
— А в понедельник у нас семинар. Весьма ответственное, скажу вам, мероприятие. На него собираются не только сотрудники кафедры, но и занятный народ из корватовского института. Словом, костяк науки — младшие научные, работающие над собственной темой. Ваше присутствие, как принято говорить, обязательно. Поэтому не затягивайте с оформлением и живо включайтесь в нашу суматошную жизнь. Она не так плоха, смею уверить.
— У меня и сомнений не было.
Кирилл покинул университет в состоянии полнейшей растерянности. Даже не мог по-настоящему радоваться, подхваченный спешкой, смешавшей его затаённые планы.
Присев на красный гранит бассейна и подставив разгорячённое волнением лицо под холодную пыль фонтанов, он попытался разложить по ячейкам навалившийся на него хаос.
Заявление, бегунок, трудовая книжка — много времени это не займёт. Копия диплома у него есть, фотографии, кажется, тоже. Учётный листок можно взять у себя в фирме и отвезти уже заполненным. Значит, если успеть выполнить за сегодня-завтра необходимые формальности и купить билет, он сможет вылететь уже в четверг. Не беда, что сразу же придётся лететь обратно. Хоть бы взглянуть разок перед долгой её дорогой!
Поняв, что между опускающимся молотом и наковальней ещё сохранился ничтожный просвет, Кирилл приободрился и кинулся на поиски такси. Благо, роскошный Дали благополучно уплыл куда-то под прилавок и можно было не думать о деньгах, покупая минуты.
В четверг он уже сидел в кресле автобуса, везущего в Домодедово. Глядя на мелькающие стволы начинавших желтеть берёзок, вспоминал, отходя сердцем, коловращение событий и лиц. В отделе кадров, который помещался почему-то в подвале жилого дома — институт с громким названием пока ютился по разным углам, — его поразил, например, низкорослый седой человек с орденскими планками во всю грудь. Прозаически копаясь в сугубо штатских документах Кирилла, он попросил его написать личное заявление о приёме на работу, заметив при этом, что Игнатию Сергеевичу с высоты его орлиного полёта не до мелких формальностей, а им, людям подчинённым, пределы поставлены. За исключением этой незначительной заминки, отсрочившей приказ о зачислении на двадцать четыре часа, переход прошёл на удивление гладко. Северьянов и особенно Лариса Антоновна Постор оказались милейшими людьми, а родной академический ИХТТ не проявил, расставаясь с отлетающим птенцом, душераздирающей печали.
Плакала одна Томка-Рыба, и то украдкой, когда в шашлычной у Покровских ворот начали мигать светом, поторапливая подгулявших гостей. Отходная, которую Кирилл устроил для самого узкого круга, получилась какой-то невесёлой. Пили, как водится, за успехи на новом месте, за дружбу, которая не ржавеет, и за всё хорошее. Но без обычного энтузиазма и теплоты. Подгоревший шашлык был слегка пересолен и жестковат, в водке недоставало кондиционной крепости. Лишь вино “аджалеши” оказалось на высоте.
Мешавший всё со всем, да ещё запивавший пивом Бошарин раздухарился и лез целоваться. “Кира! — кричал он в порыве восторга. — Марлен! Я вас обожаю, ребята! Вы из меня научного работника сделали, а я кто? Я с незаконченным средним образованием”.
Это был единственный забавный эпизод.
Но насколько везло Кириллу в Москве, настолько неудачно начала складываться дорога. В аэропорту выяснилось, что рейс отсрочили на четыре часа. Слоняясь по буфетам и киоскам, он кое-как убил время, решая глупейший кроссворд в “Огоньке”. Затем последовала новая отсрочка, пока вылет окончательно не перенесли на следующее утро. Ситуация обострялась до предела.
Кое-как вылетев на другой день, уже далеко после полудня, Кирилл неожиданно приземлился в Братске, в забитом отчаявшимися пассажирами аэропорту. На трассе бушевал жесточайший циклон. Не принимали Владивосток, Петропавловск, Хабаровск и даже Новосибирск. Но ему, совсем по Высоцкому, было “туда не надо”. Проведя бессонную ночь в аэрофлотовской гостинице, небритый и злой, Кирилл сдал билет. По местному времени уже наступила суббота, а час вылета ещё и не объявили. Две ночи сгорели в никотинном дыму. Даже дураку было ясно, что при самом благоприятном стечении обстоятельств в Москву раньше вторника, а то и среды не возвернуться.
Кирилл долго ломал себя. Но стыд предстать в глазах Корвата и Анастасии Михайловны последним ничтожеством возобладал. И удалённость сказалась во времени, перемноженном на быстроту перемен, и отмеренная скупость её телеграфных строчек. Полностью исписав бланк горькими сетованиями на несчастливое стечение обстоятельств, он послал Светлане срочную и полетел домой. Навстречу осени, в неизвестность, к новым началам.
Спасибо ещё, что принимала Москва.
XXIX
“Борец” бросил якорь в трёх милях от главного атолла Руанахива. По законам маленькой островной республики крупным судам запрещалось подходить ближе, чтобы не нанести вреда коралловым колониям. Каждое утро с борта спускали быстроходный катер на воздушной подушке, который доставлял исследователей в лагуну. Защищённая от океанских волн прерывистым овалом небольших атоллов и островков, она напоминала волшебный оазис, затерянный среди необъятной пустыни. Даже в самый сильный тайфун здесь было на удивление тихо. У невидимого кольца рифов с пушечным грохотом разбивались длинные вздыбленные валы, вскипая неистово взлетающей пеной, а по изумрудной поверхности внутреннего озера лишь пробегала лёгкая зыбь. В серёдке окаймлявших его атолльчиков зеленели уже совсем крошечные лагуны, похожие на зацветающие пруды. В этой причудливой галактике, заброшенной в гидрокосмос Пасифика, были свои звёздные скопления, своя структурная иерархия, построенная на ячейке коралла. Согретые дыханием жизни, они множились и умирали, атомы-мотыльки, превращаясь в песок, в перемолотую океанскими жерновами звездную пыль. И размыкались кольца атоллов, и одичалые волны врывались в расширяющиеся промоины. А в подводной голубизне ветвились новые рожки, надстраивались этажи, вырастали ярусы. Башни кораллов тянулись за светом. Отгораживаясь от бушующего напора, смыкались крепостные валы. Нигде жизнь и смерть не выступали в таком обнажённом и тесном единстве, как здесь, на цветущем атолле, окружённом хаосом небытия.
