Узкие врата (СИ) - Дубинин Антон (читать книги без регистрации TXT) 📗
Но старшим из них все равно оставался Фил.
И старший потер ладонью грудь, где под ключицами клокотали какие-то новые гейзеры мокрого кашля, и сказал честно, желая поступить правильно:
— Согласен. Поехали. Я тебе не поверил тогда в Заставе, и это будет… за тот раз. Только после этого мы поедем к Стефану. Этот раз будет последний.
Алан опустил глаза, словно бы созерцая рыжую кошку, опять пришедшую с ним общаться в поисках ласки и самостоятельно ласкающуюся о его ноги. То ли Филу показалось — то ли он в самом деле пожал плечами, мол, может, и последний, а может, и — кому как! Но это было справедливо, только справедливо, поверить еще один раз. Последний, в любом случае — последний.
— Спасибо. До часа мы еще успеем, ну, слопать чего-нибудь. Зато в электричке можно поспать, она часа два идет… И чего этот город так называется, хотел бы я знать? Ни в каких «святых местах» он вообще не значится…
Однако Фила даже за резкой бутербродов — с сыром вместо ненавистной печеночной колбасы — куда больше занимала мысль, найдется ли там, в роскошном городе Вера, где сносно переночевать.
И только уходя с вокзала под ночной сентябрьский дождь, он неожиданно понял, что пальма на подоконнике вовсе не пластмассовая, а живая. Наверное, ей на нетопленом вокзале зимой бывает очень холодно.
Глава 4. Ал
…Очень холодно принимал гостей городок со звучным названием Файт.
Переночевать оказалось негде, вокзал на ночь закрывался. И кто придумал такое идиотское правило?.. Большинство людей, приехавших ночной электричкой, вяло побрело по домам, кто-то уселся в дежурившее на пятачке перед вокзалом такси. Но Филу с Аланом ехать на такси было некуда. Поэтому в четыре часа утра, в самые темные часы суток, двое путников потащились наугад — вперед по неширокой улице, должно быть, главной Файтской магистрали, куда глаза глядят. Город и впрямь казался преизряднейшей дырой.
Алан разрезал влажный и беспросветный ночной воздух, как маленький отважный корабль. Фонарей в Файте явно недоставало, а молодая луна пряталась за плотной пеленой мороси. До земли, спасибо и на этом, дождь не долетал, испаряясь в воздухе; но холод все же пробирал до костей.
Алан шагал самой своей бодрой и независимой походкой, спиной чувствуя, как мрачно следует за ним Фил. Ему было холодно, сонно и слегка стыдно — почему-то Фил со своим бронхитом вызывал огромнейший комплекс вины. Но вместе со стыдом изнутри покалывало, как это ни дико, радостное возбуждение. Центр веры, center di fait. Неужели мы наконец-то что-то нашли, Господи? Неужели все это оказалось-таки правдой? Король. И сэр Стефан. И то, что все на самом деле не зря…
— Эй, Эрих. Мы что, собираемся пропахать весь этот славный город насквозь?
Он обернулся, готовый с полным спокойствием встретить Филов неодобрительный взгляд. В воздухе пахло влажной желтеющей листвой, и в этом запахе было что-то очень знакомое. И невыносимо правильное. Как ощущение deja vu — веха на пути, которую оставил кто-то, уже здесь проходивший, может быть — твой ангел-хранитель… Запах межсезонья, запах перемены. Далеких стран, рыцарских походов… Как ни странно, запах жизни.
— А что ты предлагаешь? Улечься под кустом? И куста-то поблизости нету…
— Посмотри-ка, что это во-он там? — Фил взял его за плечо и развернул вправо, указывая на что-то непонятное, смутно-черное на стене дома. То ли темное пятно, то ли дырка.
Не дожидаясь приказа «пойди и глянь», Алан послушно потопал исследовать черное явление; на поверку оно отказалось подвальным окошком с выломанной решеткой. Из темноты юноше едва ли не в лицо выпрыгнула крупная пятнистая кошка и с воплями умчалась прочь. Наверное, она там жила и не ждала гостей.
Окошко — непонятно, для чего такие делают, может, для вентиляции — было достаточно широким, чтобы без труда пролезть человеку. Фил посветил внутрь фонариком, поводя им сверху вниз, и высветились низкие своды, стены с облупившейся от влаги желтой краской, длинный кишечник дома — система тихо урчащих труб. В углу, под одной из них — толстой и лениво гудящей — громоздилось, как ни странно, некое ложе: распоротые «по швам» картонные коробки, еще что-то светлое.
Фил спрыгнул в подвальное окошко первым, потом втащил оба рюкзака. Алан, морщась от затхлого подвального запаха, осторожненько слез вслед за ним, стараясь ни к чему не прикасаться руками. Последний раз он мыл голову шесть дней назад, в туалете на вокзале в Элдборге; а по-хорошему, целиком мылся в гостинице обители святого Раймонда, когда они ехали на Кастелен… Это около месяца назад. Конечно, Алан старался, несмотря на прохладную погоду, мыться с мылом во всех встречных речках — и не простужался, как ни странно; но это мытье не сравнить с горячим душем! И теперь чистюля Ал страдал немеряно от собственной немытости, не желая усугублять это состояние при помощи подвальной грязи.
Фил же, обладавший куда меньшей брезгливостью, преспокойно ворошил руками картонное ложе, светя фонариком и удовлетворенно хмыкая. Хотел что-то сказать — но, на беду, закашлялся. Фонарик в его руке заплясал, как на сюрреалистической дискотеке. Этот приступ длился минуты три. Алан уж было решил, что товарищ задыхается, но тот огромным усилием прекратил лающий залп, отдышался, вытер выступившие мутные слезы.
Что-то просипел.
— А?
— Я говорю, сюда иди. Тут спать можно.
Алан неуверенно пошел на свет, спотыкнулся о какую-то особо вредную трубу с вентилем и оглушительно упал, больно подвернув руку. Так бывает с каждым, кто гнушается подвальной грязи, сказал бедолага себе, поднимаясь и растирая запястье. Он все еще морщился от боли и брезгливости — как и всякий гордец, умудрился свалиться в самую грязь! У прежних жильцов здесь, видимо, была помойка, не то — продуктовый склад: сваленные в кучу пластиковые бутылки, банки от консервов… Алан почувствовал на локте что-то инородное, тронул пальцем и понюхал: так и есть, протухший шпротный паштет.
— Ну что там у тебя?
— Ничего… Упал немножко.
— Поздравляю. Ничего не сломал, надеюсь?
— Да вроде нет… Только в помойку какую-то въехал локтем.
Фил удержал при себе изречение о том, что там Эриху самое место; сказал только, стряхивая с широкой картонки давнюю пыль:
— Под ноги надо смотреть.
— Фонарь-то небось у тебя, — вяло огрызнулся тот, подходя наконец куда следует. При виде картонного ложа на настиле из досок от ящиков глаза Алана и в темноте заметно расширились:
— Слушай… Мы на этом собираемся спать? Здесь же какие-то бродяжки жили…
— Постелим спальники, — Фил уже беззаботно выпотрашивал свой рюкзак, пристроив фонарик боком на трубу. — Зато вот эта труба, она теплая. Наверное, теплую воду в дом подает. Ночка сегодня не самая жаркая на свете, и завтра ожидается что-то подобное, так что этот подвал — просто отель нашей мечты.
Алан сглотнул и промолчал. Больше всего на свете ему хотелось умыться и почистить зубы, но с этим придется подождать по меньшей мере до утра. Вот оно, настоящее умерщвление плоти — когда ты свалился в помойку, а помыться тебе негде!
К своему великому стыду, он понял, что если не отмоет пальцы от паштета, то просто разрыдается.
О, спасение! Оно пришло неожиданно — когда Алан полез в рюкзак за спальником, левая, неоскверненная паштетом его рука наткнулась на холодный и гладкий бок фляжки. Там была вода, обыкновенная вода из крана в вокзальном туалете, и набрал он ее во флягу на всякий случай: целая бутыль крепкого чая и пакет с молоком покоились где-то в недрах Филова рюкзака. Почти пританцовывая, будто нашел не фляжку с водой, а лекарство от всех болезней, мученик собственной чистоплотности отошел в сторонку и прямо в темноте умылся с мылом, сам себе поливая на ладонь. А голову завтра помоем, жизнерадостно предвкушал он, возвращаясь к уже готовому ложу. В таких городках всегда колонки с водой есть, а может, здесь и парикмахерская найдется, или даже — предел мечтаний — целая баня…
