Мир в табакерке, или чтиво с убийством - Рэнкин Роберт (читаемые книги читать .txt) 📗

Тогда Норман сказал:

– Да фиг с ним! Раз уж мы все равно переименовали дни, так чего возиться с семидневной неделей? Пусть у нас будет два дня в неделе, так будет намного проще.

И он, конечно, был прав.

Вся проблема в том, однако, что некоторые люди, и я не буду сейчас называть имен, все время утверждали, что сегодня их день, хотя на самом деле их день был вчера.

Тогда Норману пришла в голову другая идея.

Поскольку отхожее место приходилось вычерпывать по очереди, причем ежедневно (яма была маленькая, а копать яму поглубже ни одному из нас не хотелось), Норман сказал, что нам легко будет запомнить, когда чей день, если твой день будет совпадать с тем днем, когда ты его вычерпываешь.

– Почему не наоборот? – спросил я.

Норман сказал, что так и знал, что я задам этот вопрос, и что именно поэтому он так и решил.

Я до сих пор не понимаю, что он имел в виду.

Итак, как я уже сказал, мы потихоньку шли домой с рыбалки, ухмылялки, толкалки, чего там еще, и я как раз спросил Нормана, заметил ли он, как нам везет с рыбалкой в дни Эдвина? И с охотой, и с птичьими гнездами? И не кажется ли ему, что дни Эдвина просто особенно подходят именно для таких занятий? И что дни Эдвина, вообще говоря, намного приятнее и даже солнечнее, чем некоторые другие дни, которые приходят на ум?

А Норман спросил, заметил ли я, что на Эдвина отхожее место никогда не вычерпывают так, как надо? Или это просто совпадение? И не переименовать ли нам день Эдвина в День Лысого-толстого-старикашки-который-никогда-не-вычерпывает-говно-так-как-надо?

И я как раз ответил Норману, что даже на склоне лет, несмотря на то, что глаза меня подводят, а в груди иногда бывает стеснение, я все равно могу надрать ему задницу в любой день. Хоть на Нормана, хоть на Эдвина.

И Норман как раз распевал, отбежав в сторонку «Ну подходи, раз ты такой крутой!», когда мы увидели вертолет.

Это был не настоящий вертолет. Не такой, какими мы помним настоящие вертолеты. На настоящих вертолетах были двигатели и приборные доски, и под брюхом у них висели пулеметы от «Дженерал Электрик».

По крайней мере, я помню их именно такими.

Так что вряд ли это можно было назвать настоящим вертолетом.

Это было открытое сооружение на трех седоков, на педальном ходу. Как с рисунка Леонардо да Винчи – сосновые распорки и холщовые паруса. Добрый старый Леонардо. Вроде бы, «Леонардо» на рифмованном сленге Брэнтфорда означало «мертвый»?

Вертолет стоял рядом со стройкой. Стройка словно замерла – все складывали инструменты, болтали с педалистами с вертолета и больше ничего.

– Бьюсь об заклад, это какая-нибудь шишка из издательства. Прилетела, чтоб сказать, чтобы они шли по домам, – сказал Норман.

– С чего бы это? – спросил я. – Мистер Крэдбери обещал восстановить дом, если я напишу книгу.

– Трогательная вера в мистера Крэдбери, – заметил Норман. – Ты никогда не задавал себе вопрос, почему его издательство проявляет такую щедрость?

– Задавал, конечно.

– И к каким выводам тебе удалось придти?

Я не ответил.

К нам вразвалочку подошел бригадир строителей.

– Там к вам какой-то франт из Лондона, ваше мэрство. Насчет той книги, что вы писали. Он вас ждет в музейной.

– Ну, вперед, – сказал Норман. – До сих пор все шло просто отлично. Но если бы ты послушался меня, когда я предлагал тебе растянуть свое творчество лет на пять, нам бы по крайней мере закончили дом.

– На книгу надо ровно столько времени, сколько надо, – сказал я. – Пойду, пожалуй, поговорю с этим франтом.

Я остановился и улыбнулся Норману.

– И все равно иногда было весело, правда?

– Еще как, – сказал бывший лавочник.

– Я рад что встретил тебя, Норман.

– А?

– Рад, что звал тебя другом.

– Ты что, напился? – спросил Норман.

Я покачал головой.

– Ну, значит, увидимся, как получится.

– Э… ну да.

Я пожал Норману руку.

И, оставив за спиной его озадаченную физиономию, я вразвалочку двинулся к дому.

Он был моим другом и товарищем почти пятьдесят лет.

Я его больше не увижу.

Я прошел мимо строителей и вертолет-педалистов, спустился по истертым ступеням в подвал и, пройдя подземным коридором, подошел к музейной комнате. И прежде, чем открыть дверь, я помедлил, и у меня затряслись руки и слезы навернулись на глаза.

Потому что я знал, понимаете.

Я знал, что произойдет.

Я все это уже видел и чувствовал, и знал, что так и должно случиться.

Я сделал несколько глубоких вдохов-через-нос-выдохов-через-рот. Не помогло. Так что я просто открыл дверь в музейную.

Лондонский франт стоял ко мне спиной. На нем было длинное черное пальто с каракулевым воротником, на который падали длинные редкие пряди жирных седых волос. Он медленно, почти со скрипом, повернулся и пару раз кивнул мне.

Он был стар, и лицо у него было все в морщинах и старческих пятнах. Но глаза из синего льда подмигнули мне из-под белых бровей.

Руки у него были похожи на скрюченные высохшие клешни. В одной он держал мою рукопись. А в другой – пистолет.

Он улыбнулся, увидев меня.

И я улыбнулся в ответ.

– Привет, Эдвин, – сказал он.

– Привет, Давстон, – ответил я. – Я тебя ждал.

28

– Ты хорошо поработал в саду, – сказал он самым что ни на есть обычным тоном.

– Я пересадил все деревья. Я терпеть не мог этого твоего логотипа с Геей. Я их выкопал, одно за другим, и пересадил на другие места. На это ушло почти восемь лет. Но с земли того, что получилось, не оценишь. Не обратил внимания, когда подлетал?

– Нет. – Старик Т.С. Давстон покачал головой. – Я спал. Я теперь много сплю. Но беспокойно. Мучают сны.

– Еще бы не мучили.

– Итак, – сказал Т.С. Давстон. – Мы снова здесь. Должен признать, ты хорошо выглядишь. Жизнь в деревне, видимо, тебе на пользу.

– Охота, рыбалка, стрельба, – объяснил я.

– И ты ждал меня?

– Ну да. – Я присел задом на край стола, как на насест. – Я знал, что ты тут же со всех ног примчишься, как только прочтешь мою рукопись.

– Эту? – Т.С. Давстон поднял руку со стопкой страниц. – Этот мусор? Вот это говно?

– Я подумывал над тем, чтобы дать ей такое название, – заметил я. – «Вот это говно».Но «Чтиво с убийством» мне показалось выразительнее.

Т.С. Давстон швырнул рукопись на пол. Замечательно швырнул. Если бы я судил соревнования по швырянию рукописей, я бы поставил ему девять баллов из десяти возможных.

– Хороший швырок, сэр, – сказал я.

Его затрясло.

– Это говно! – сипло прохрипел он. – Говно. Полное говно!

– Тебе не понравилось?

– Нет!

– Можно узнать, почему?

Рука, в которой он держал пистолет, дернулась.

– Эта книга не обо мне. Это не моя биография. Я в ней – лишь побочный персонаж. Это книга о тебе. О том, что думал ты. О том, что чувствовал ты. Как ты принимал все, что происходит.

– И тебе, значит, она совсем-совсем не понравилась?

– Кроме омерзения, она ничего у меня не вызвала!

– У меня было ощущение, что так оно и будет. – Я вытащил из кармана пачку сигарет: «Давстон», особые экстра. Их привез мне мистер Крэдбери. Я вытащил одну и прикурил.

– Курить не будешь? – спросил я Т.С. Давстона.

– Нет. – Голова старика тряслась. – Бросил.

– Жаль. Скажи-ка вот что. Что, по твоему мнению, я должен был написать?

– Правду. Историю моей жизни. Правду.

– Правду? – Я покачал головой, выдохнул дым и заговорил сквозь сизое облачко. – Тебе хотелось, чтобы я обелил тебя. Хитроумно и начисто. Вот почему ты оставил мне все свои деньги. Чтобы я всегда был у тебя в долгу. Чтобы я подумал, какой ты чудесный парень. И чтобы, когда придет время писать твою биографию, я бы создал жития святых. Для чего? Чтобы сделать тебя примером для юнцов. Бедняк, поднявшийся с низов.