Море Дирака - Емцев Михаил Тихонович (читаем книги .txt) 📗
— Сволочь, — сказал Мильч и вздрогнул.
Он увидел, как из кресла возникла лапа со шприцем, в котором была какая-то подозрительная голубоватая жидкость.
— Не надо! — в ужасе прошептал Мильч и сразу же взвыл от острой боли в бедре.
Когда укол был сделан, кресло успокоилось. Все лапы спрятались, и Мильч только по инерции оставался лежать в позе уснувшего йога. Сообразив, что ему возвратили свободу, он вскочил и злобно пнул босой ногой чудо-кресло.
— Ууу!..
Из кресла выдвинулась лапа, погрозила пальцем, сжалась в кулак и спряталась. Мильч тотчас же отскочил в сторону.
— Хотя бы туфли оставила!
Он почему-то считал, что кресло женского рода.
— Чем бы прикрыться?
Но в зале не оказалось подходящего материала. Зал был до удивления пустым. Как назло, как нарочно, в нем отсутствовали занавески, покрывала, скатерти, накидки, портьеры, потерянные носовые платки и другие предметы, из которых так легко соорудить набедренную повязку жителя Микронезии или тогу римского сенатора. Осторожно ступая по пыльному полу, Мильч на цыпочках двинулся к выходу. Он дрожал от холода и стыда.
Странным и непонятным для себя образом обнаженный Мильч сразу же попал в отделение мужского готового платья. Он отлично помнил, как долго вел его на Аукцион Солнечный, и справедливо полагал, что обратный путь окажется столь же протяженным. Ан нет, все вышло иначе.
Мильч толкнул дверь и, как пробка от шампанского, влетел в переполненный людьми отсек универмага. Ошеломленный и ослепленный, он дал было задний ход, но дверь за его спиной захлопнулась и обратно уже не впускала. Свет, тепло, шум… Он заметался, ища спасения. Оно пришло в лице манекена в вечернем костюме. Мильч спрятался за спину молодого человека с нарисованными волосами и, мелко дрожа, притаился. Как это ни удивительно, но его не заметили.
Может быть, мы когда-нибудь и узнаем, что делал Мильч, мечтая стать человеком-невидимкой, но, наверное, никогда не будет разгадана тайна его переодевания. Голый испуганный молодой человек на глазах у сотен покупателей и десятков продавщиц сумел раздеть манекен и облачиться в его изысканный костюм! Это в равной степени замечательно и непостижимо.
Разобрав манекен на составные части, Мильч взобрался на освободившуюся подставку, чтобы посмотреть в зеркало, к лицу ли ему вечерний туалет.
— Смотри, Танюша, — услышал он рядом с собой голосок продавщицы и замер, — новый манекен поставили. Симпатичный, правда?
— Ничего, — сказала Танюша.
— Я видела, какой-то дядька в черном тут возился. Мне нравится новенький, только стоит он неправильно. Нужно поставить его получше.
Мильч почувствовал, как тонкие девичьи руки вывернули ему локти, откинули назад голову и растопырили пальцы. Он не сопротивлялся и вскоре застыл в той нелепой позе, которая присуща интернационалу манекенов.
— Вот так, — сказала девушка, и подруги удалились.
Мильч стоял, стоял и чувствовал, как мускулы его деревенеют, а тело наливается холодной, каменной тяжестью.
Зато когда наступил вечер и универмаг опустел, окаменевшие члены вновь обрели присущую им подвижность и гибкость. Подобно ожившей статуе Командора, Мильч сошел со своего пьедестала и пустился в обход новых владений. Универмаг принадлежал сейчас только ему. Меха, телевизоры, пылесосы, ковры, сейфы с накладными, фрукты и вина — все это было теперь его. Но первым делом он пошел, понятно, в ювелирный отдел. Шеренги часов в золотых и металлических корпусах, когорты колец и кулонов, легионы серег, эскадры портсигаров и армады лучезарных ожерелий встретили своего фельдмаршала молчаливым сиянием.
Исполнилась мечта идиота. Мильч попал, наконец, в свой Рио-де-Жанейро. Он мог унести отсюда все, что только душе угодно. Но кто предпочтет часть целому? И как только пропел петух, Мильч, подобно испуганному привидению, шмыгнул на свое место. Взобрался на подставку и застыл в нелепой, но уже немного привычной позе. Инъекция синей жидкости оказалась прямо-таки чудодейственной. Когда веселая стайка продавщиц в черных шелковых халатиках наполнила помещение, Мильч уже успел совершенно окаменеть, даже мысли его сделались неподвижными, как отвердевший асфальт.
Так протекали годы…
Но, совершая однажды ночной обход, Мильч очутился в совершенно незнакомом помещении. Давно забытый мотив зазвучал в его душе. Он удивленно таращил глаза на заваленные бумагами столы, приборы, штативы с химическим стеклом. Короче говоря, Мильч очнулся. И может быть, впервые в жизни ему стало действительно страшно. Он задумался. Горько задумался. Черный ящик позволил Мильчу заглянуть в такие глубины собственной души, о которых он даже не подозревал. Впрочем, избитый штамп «глубины души» нисколько не выражает истинной сути. Души, как известно, вообще нет, что же касается глубин, и там, где Мильч ожидал увидеть черный бездонный колодезь, оказалась лишь крохотная грязная лужица. Это и сразило Мильча. Можно упиваться бездной порока, лелеять, употребим слова Эдгара По, демона извращенности, но какие сильные чувства вызовет мелкая и пошловатая обыденность? За что ты продал душу, Мильч? И кому продал? Добро бы Люциферу, а то колечкам и браслетам… На кой ляд они тебе? Хочешь владеть всем этим барахлом? Но ведь ты и владел им, когда был… манекеном… Хочешь остаться манекеном, Роби?
И Мильч решил рассказать все.
Вы слышите набат? Это ударил колокол, возвещающий начало развязки. Сейчас произойдет то, что должно было произойти с железной необходимостью. Линия Мильча должна пересечься с линией Черныша. В воле авторов было придумать, как совершится этот знаменательный эпизод, один из узловых моментов развития фабулы. Но над самим фактом неизбежного столкновения Мильча с Чернышом авторы уже не властны. Это неизбежность.
Итак, чему быть, того не миновать. Нужно лишь придумать обстановку, в которой произойдет знаменательная встреча, набросать кое-какие подробности, яркие детальки, сообщающие повествованию столь необходимую достоверность. Но… вот нужно ли все это? Не побледнеет ли фантазия на фоне только что проиллюстрированной жесткой связи причины и следствия, случайности и необходимости? Да и не столь важно знать нам, как произойдет встреча. Главное, что она обязательно произойдет, и все, что известно Мильчу, станет известным Чернышу. Вот что важно для нас! Вот где двигатель сюжета!
17
Черныш захлопнул папку с бумагами, испросил разрешение у Гладунова и отправился в Институт вакуума на поиски недостающей информации. Вряд ли есть смысл описывать блуждания Черныша по коридорам научного учреждения. Мысли и чувства Черныша в эти значительные минуты не отличались оригинальностью, да и не в них дело. Драгоценная суть скрывается в тех коротких (а порой и длинных) беседах, которые вел Черныш с сотрудниками института. Ниже мы приводим сокращенное изложение этих разговоров. Кроме них, мы постараемся представить весь документальный материал, который удалось добыть Чернышу. Очевидно, в этой части роман наш приобретает черты протокола. Что ж делать, положение обязывает, и за появление Черныша приходится платить звонкой монетой стиля… Впрочем, современный роман позволяет вводить в него документы. Оставив в покое «отцов» европейского модернизма, которых критики почему-то всегда называют вместе: Кафку, Джойса, Пруста и Камю, мы сошлемся лишь на «Войну с саламандрами» Чапека. Там много документов.
БЕСЕДА ПЕРВАЯ
Черныш. …вот все, что я могу вам сообщить. Теперь, если позволите, я задам вам несколько вопросов… Для меня это очень важно.
Директор (Алексей Александрович находится в состоянии веселого изумления, слегка ошарашен, но не сдается). Погодите, погодите! Дайте немного освоиться. Значит, существует некая машина, способная, способная… судя по вашему рассказу, на очень многое, если не на все. Так?
Черныш. Свойства этой машины еще нужно изучить. Сначала мы должны найти…
