Враг за Гималаями - Брайдер Юрий Михайлович (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
– Никого из знакомых поблизости не заметили?
– Нет.
– И того, кто вас соком облил, тоже не знаете?
– Каким ещё соком! – вспылил Кондаков. – Сашка Цимбаларь какую-то мульку придумал, и вы все поверили! А может, это и не сок вовсе был? Почему у меня до сих пор глаза щиплет?
– Пусть не сок, но ведь и не уксус, – произнёс Донцов примирительным тоном.
– Я-то откуда знаю? Сразу ведь про самое плохое подумаешь. Кому охота на старости лет слепым остаться! С умыслом, гады, действовали.
– И я про то же самое. Мешали вы кое-кому, Петр Фомич. Похоже, весь этот спектакль именно из-за вас и состоялся. В противном случае они бы, наверное, совсем по-другому действовали.
– Кто – они?
– Те, за кем мы в последнее время гоняемся. Старик Лукошников, девка-вьетнамка, ещё кто-то… Один из них вас и опознал.
– Девка-то откуда могла взяться? Она ведь под арестом должна сидеть.
– Сбежала сегодня утром. На тех самых бордовых «Жигулях» сбежала, которые потом возле метро видели.
– Да, фарт нам нынче так и прёт. – Кондаков, и без того хмурый, омрачился вконец. – Теперь, похоже, вся шайка в сборе.
– Не хватает ещё некого Эдгара, который помог девке сбежать. Вам это имя ничего не говорит? Напрягите память.
– Я за свою жизнь больше забыл, чем ты помнишь, – огрызнулся Кондаков.
– Своим склерозом кичиться не следует. А руки опускать – тем более. Будет ещё и на нашей улице праздник. Я почему-то уверен, что они сюда обязательно вернутся.
– Им тут что – мёдом намазано?
– Длинная история…. Вы, Петр Фомич, в душу верите? Как в бесплотное создание, в коем сконцентрированы разум и воля человека?
– Не-е-а, – доедая бутерброд, Кондаков энергично замотал головой.
– И я, представьте себе, тоже… Хотя тот, кто служит в особом отделе, должен внутренне подготовиться к восприятию этой идеи. Наряду с некоторыми другими общеизвестными жупелами вроде летающих тарелочек, снежного человека, парапсихологии и Шамбалы. Рано или поздно со всем этим нам, наверное, придётся столкнуться. Пусть даже и в чисто теоретическом смысле… В расследовании, которое мы сейчас ведем, проблема души занимает чересчур большое место. Намёткин, говорят, за некоторое время до смерти развоплотился, то есть утратил душу. А в конторе, которую я только что посетил, разрабатывают методы изъятия души из гибнущего тела.
– Ты о своей душе лучше подумай, – покосился на него Кондаков. – Желтый весь стал, ноги скоро протянешь, а всё гоняешься за какой-то химерой. В госпиталь тебе пора ложиться.
– Вот закончу дело и лягу, – пообещал Донцов.
– А если не закончишь?
– Тоже лягу. Как говорится, альтернативы нет… Я вот о чем хочу вас попросить. Очень-очень попросить. Побудьте здесь ещё немного. Я, конечно, имею в виду не этот шалман, – он обвёл взглядом кафе, – а пресловутое Экспериментальное бюро. Потом вас кто-нибудь сменит. Или Сашка, или я. Дело в том, что лишь мы одни знаем в лицо Лукошникова и вьетнамку. Но, пожалуйста, не повторяйте прежних ошибок. Постарайтесь устроиться так, чтобы вы видели всех, а вас не видел никто.
– Да разве я орел, чтобы в небе парить и дальние дали насквозь озирать, – возразил Кондаков, которому это предложение было явно не в жилу.
– Окрестности нас касаться не должны. Шайку Лукошникова интересует только Экспериментальное бюро, а если ещё точнее – монтажно-испытательный корпус. Это такой огромный ангар со стеклянной крышей, вы сразу узнаете. Не представляю, как они туда собираются проникнуть, но без шума такой номер не пройдёт. Да и свет, наверное, придётся зажечь. Если это случится, немедленно дайте знать мне. Во всех других подозрительных случаях действуйте аналогичным образом. Для связи получите рацию.
– А как же сторожевые собаки? Они ведь растерзают меня, как паршивого кота. Рацией от них не отобьёшься, – иных отговорок у Кондакова, похоже, не осталось.
– Нет там никаких собак, я узнавал, – заверил его Донцов. – Видимость одна, вернее, слышимость. Способ психологического воздействия на потенциальных злодеев.
– Ну ладно, ежели так. – Кондаков придирчиво осмотрел стол, но ничего съестного, а тем более горячительного на нём уже не осталось. – Вот только за здоровье опасаюсь. Я ведь не морж какой-нибудь. Загонишь ты меня своими фантазиями в гроб.
– Заскочите домой, оденьтесь потеплее, – посоветовал Донцов. – Термос с кофе прихватите… Кстати, и оружие не забудьте. Но применять его будете исключительно в целях самообороны. Стрелять на поражение воспрещается.
– Ты мне, положим, не начальник. – Кондаков на пальцах показал официанту: ещё выпить и ещё закусить. – И порядок применения оружия знаю назубок ещё с тех времён, когда ты в школьном сортире за сикухами подглядывал. Но тут случай особый. Надо тебя уважить. Сам вижу, как ты стараешься это дело одолеть… Клятвенно обещаю, что нынешний прокол не повторится. Да и не по моей вине эта параша случилась. Форсмажорные обстоятельства, как говорят юристы.
Близился вечер, и кафе постепенно заполнялось усталыми гражданами, имевшими намерение лёгкой закуской заморить червячка или потешить алкоголем плоть. Свободных мест за столиками уже не осталось.
– Ты пока к себе отправляйся, – сказал Кондаков. – Отдохни немного. Таблетку скушай. Ты какие, кстати, лекарства принимаешь?
– Стрихнин, – ответил Донцов, освобождая кресло, на которое уже нацелилась цветущего вида дама с подносом, заставленным всякими вкусностями.
По квартире, шевеля занавесками, гулял ветер – уходя утром из дому, он, по-видимому, забыл закрыть оконную фрамугу.
Койка была сейчас для Донцова то же самое, что спасательный круг для утопающего, и, добравшись до неё, он впервые за день почувствовал что-то похожее на облегчение.
В преддверии ночи, не сулившей покоя, нужно было хоть немного вздремнуть. Положив в изголовье включённую рацию, настроенную на общую с Кондаковым волну, Донцов постарался устроиться на койке так, чтобы не потревожить левый бок.
Усталость была так велика, что её некоторое время не мог побороть даже сон – лучший лекарь и утешитель. Голова тупо ныла, а биение сердца буквально сотрясало измученное тело.
Расследование обещало закончиться в течение ближайших суток, и это был единственный отрадный момент в лавине неприятностей и неудач, обрушившихся на него в последнее время. Другой вопрос: чем оно закончится? Загадывать в таком деле что-нибудь наперёд было занятием бесперспективным.
Какие-либо доказательства, прямо уличающие Лукошникова и Тамарку-санитарку в смерти Намёткина, до сих пор отсутствовали, и Донцов даже не представлял себе, откуда эти доказательства могут появиться.
Учитывая непростой характер обоих подозреваемых, надеяться на чистосердечное признание не приходилось. Вполне возможно, что расколется этот третий, сбежавший в метро от Кондакова, но его ещё надо поймать. То же самое касается и неведомого Эдгара, который с одинаковой долей вероятности может оказаться и кремнем, и хлюпиком.
Иногда о следователе говорят – шьёт дело. Лучше было бы сказать – вяжет. Вяжет из ниточек разной длины и прочности, называемых фактами.
К сожалению, в распоряжении Донцова было очень мало таких ниточек. Присоединить бы к ним те, которыми, несомненно, располагает профессор Котяра, и тогда могла бы получиться очень занятная композиция. Но знаменитый психиатр выразился вполне определённо – доходи до всего своим умом. Как будто бы у Донцова этого ума – как ножек у сороконожки.
Неплохо было бы, конечно, накрыть всю компанию в Экспериментальном бюро, но нет никакой гарантии, что они сунутся туда нынешней ночью. Какой-то интерес у них там, безусловно, есть, однако маловероятно, чтобы самозваная санитарка, восьмидесятилетний старец и провинциал-недоумок смогли самостоятельно распорядиться столь сложным прибором, как психотрон. Да и для чего он им нужен? Чью душу они собираются спасти или, наоборот, погубить?
Возможно, какой-то намёк даст рукопись, прошедшая через руки всех, кто фигурирует в деле Намёткина. Но тут опять случилась заминка. Ох, не ко времени подоспела эта лингвистическая конференция. Правильно говорят знающие люди: удача сродни половому влечению – если пропадёт, то навсегда.
