Мерзейшая мощь - Льюис Клайв Стейплз (электронная книга txt) 📗
— Да, черт его дери! — ответил Кэрри. — Просит зайти, как только я смогу.
— Значит, — заметил Бэзби, — Джоэл и его компания на него насели. Хотят все переиграть.
— Резолюцию отменить нельзя, — сказал Кэрри. — Тут что-то еще, но вечер он мне испоганил.
— Именно, что вам, — ехидно усмехнулся Фиверстоун. — Не забудьте оставить то прекрасное бренди.
— Джоэл! О, Господи!.. — вздохнул Бэзби, запуская в бороду левую руку.
— Мне его стало жалко, — сказал Марк.
Отдадим ему справедливость: неожиданная и совершенно ненужная выходка Фиверстоуна неприятно поразила его; неприятна была и мысль о том, что Фиверстоун протащил его в колледж. Однако, эту фразу он произнес и потому, что хотел покрасоваться независимостью суждений. Скажи ему кто-нибудь: «Фиверстоун будет вас больше ценить, если вы покажете зубы», он бы не обиделся; но никто этого не сказал.
— Джоэла пожалели? — удивился Кэрри. — Видели бы вы его в свое время!
— Я с вами согласен, — неожиданно поддержал Марка лорд Фиверстоун. — Но я, знаете ли, разделяю взгляды Клаузевица. В конечном счете, так гуманней. Я пришиб его одним ударом. Теперь он счастлив — вот они, молодые, которых он ругает столько лет! А что еще можно было сделать? Дать ему говорить? Он бы довел себя до инфаркта, да и огорчился бы, что мы с ним вежливы.
— Конечно, в этом есть смысл… — В свою очередь согласился Марк.
— Обед подан, — объявил слуга.
— Да, — изрек Фиверстоун, когда они уселись, — никто не любит, когда его враги ведут себя вежливо. Что бы делал бедный Кэрри, если бы наши мракобесы подались влево?
— Что ты, Дик, — ответил Кэрри. — Я сплю и вижу, когда же наступит конец этим распрям. Работать некогда!..
Фиверстоун расхохотался. Смех у него был поистине мужской и очень заразительный. Марк почувствовал, что лорд начинает ему нравиться.
— Работать? — переспросил Фиверстоун, не то, чтобы подмигивая, но все же поглядывая в сторону Марка.
— Да, у нас есть и собственная работа, — ответил Кэрри, понижая голос, чтобы показать этим, что говорит всерьез. Так понижают голос, когда речь заходит о вере или о болезнях.
— Не знал за вами, не знал, — Фиверстоун сделал удивленное лицо.
— Вот видите! — воскликнул Кэрри. — Или спокойно смотри, как все разваливается, или жертвуй своей научной работой. Немножко еще разгребу — и сяду за книгу. Все уже готово, продумано, только пиши.
Марк никогда не видел Кэрри обиженным, и ему становилось все веселее.
— Понятно!.. — иронично вздохнул Фиверстоун. — Чтобы колледж оставался на высоком уровне, лучшие его умы должны забросить науку.
— Вот именно!.. — начал Кэрри и замолчал, ибо Фиверстоун снова расхохотался.
Бэзби, прилежно занятый едой, тщательно отряхнул бороду и произнес:
— Да, в теории это смешно. Однако, по-моему, Кэрри прав. Предположим, он уходит со своего поста, удаляется в келью. Мы бы имели блестящее исследование по экономике…
— Я, простите, историк, — заметил Кэрри.
— Ну, конечно, по истории, — ничуть не смутился Бэзби. — Итак: мы бы имели блестящее историческое исследование. Но через двадцать лет оно бы устарело. Работа же, которой он занят теперь, принесет колледжу пользу на очень долгое время. Перевести институт в Эджстоу! Как вам это? А? Я говорю не только о финансовой стороне, хотя по долгу службы с ней связан. Вы представьте себе, как все проснется, оживет, расцветет! Может ли самая лучшая книга по экономике…
— По истории, — подсказал Фиверстоун, но на сей раз Бэзби не услышал.
— …по экономике, — повторил он, — сравниться со всем этим? А?
Доброе вино уже делало свое доброе дело. Все мы знаем священников, которые рады забыть о своем сане после третьей рюмки. С Бэзби все обстояло наоборот: именно в этот момент он о своем сане вспоминал. Священник, уснувший летаргическим сном тридцать лет назад, обретал странную, призрачную жизнь.
— Вы знаете, — вещал он, — что правоверием я не отличаюсь. Но если понимать религию в широком, высоком смысле, я не побоюсь сказать, что Кэрри делает сейчас то, чего не сделал никакой Джоэл.
— Я бы не стал употреблять таких слов, Джеймс, — скромно заметил Кэрри, — но…
— Конечно, конечно! — перебил его Бэзби. — У каждого свой…
— А кто-нибудь узнал, — спросил почтенный гость, — что именно будет тут делать институт?
— Странно слышать это от вас, — Кэрри удивленно посмотрел на него. — Я думал, вы там свой человек.
— Наивный вы, что ли? — повернулся к нему Фиверстоун. — Одно дело — свой, другое дело — чем они занимаются.
— Ну, если вы имеете в виду частности… — начал Кэрри.
— Знаете ли, Фиверстоун, — перебил его Бэзби, — вы разводите таинственность на пустом месте. На мой взгляд, цели института совершенно ясны. Он впервые в истории занимается прикладной наукой всерьез, в интересах нации. Один размах говорит за него. Какие здания, какой аппарат!.. Вспомните, сколько он уже дал промышленности. Подумайте о том, как широко он использует таланты, и не только научные, в узком смысле слова. Пятнадцать начальников отделов, причем каждый получает по пятнадцать тысяч в год! Свои архитекторы, свои инженеры, свои полицейские… Поразительно!
— Будет куда пристроить сыночка, — заметил Фиверстоун.
— Что вы хотите сказать, лорд Фиверстоун? — возмутился Бэзби.
— Да, сморозил! — рассмеялся Фиверстоун. — Совсем забыл, что у вас есть дети.
— Я согласен с Джеймсом, — снова вклинился в разговор Кэрри. — Институт знаменует начало новой, поистине научной эпохи. До сих пор все делалось как-нибудь. Теперь сама наука получит научную базу. Сорок ученых советов будут заседать там каждый день, протоколы будут немедленно реферировать, распечатывать — мне показали, удивительная машина! — и вывешивать на общей доске. Взглянешь на доску — и сразу видно, где что делается. Институт работает как бы на твоих глазах. Этой сводкой управляют человек двадцать специалистов, в особой комнате, вроде диспетчерской. На доске загораются разноцветные огоньки. Обошлось это, я думаю, не меньше, чем в миллион. Называется прагматометр.
— Видите! — изрек Бэзби. — У прагматометрии большое будущее.
— Да уж, не иначе, — ответил Фиверстоун. — Два Нуля сегодня говорил мне, что сортиры там — выше всех похвал.
— Конечно, — согласился Бэзби. — Не понимаю, что тут смешного?
— А вы что думаете, Стэддок? — спросил Фиверстоун.
— По-моему, — ответил Марк, — очень важно, что там будут свои инженеры и своя полиция. Дело не в этих прагматометрах и не в роскошных унитазах. Важно другое: наука обратится, наконец, к общественным нуждам, опираясь на силу государства. Хотелось бы надеяться, что это даст больше, чем прежние ученые-одиночки. Во всяком случае, это может дать больше.
— А, черт! — Кэрри взглянул на часы. — Пора к Нулям. Бренди в буфете. Сифон — на верхней полке. Постараюсь поскорей. Вы еще не уходите, Джеймс?
— Ухожу, — проворчал Бэзби. — Я ложусь рано. Весь день на ногах, знаете ли. Нет, надо быть болваном, чтобы тут работать! Сплошная нервотрепка. Дикая ответственность. А потом тебе говорят, что науку двигают эти книжные черви! Хотел бы я поглядеть, как бы Глоссоп повертелся!.. Да, Кэрри, займитесь своей экономикой, легче будет жить.
— Сказано вам, я… — начал было хозяин, но Бэзби, повернувшись к Фиверстоуну, уже сообщал ему какую-то смешную новость.
Когда Кэрри и Бэзби вышли, лорд Фиверстоун несколько минут загадочно смотрел на Марка. Потом он хмыкнул. Потом он расхохотался. Откинувшись в кресле, он хохотал все громче, и Марк стал вторить ему, беспомощно и искренне, как ребенок. «Прагматометры!.. — восклицал Фиверстоун. — …Дворцовые сортиры!..» Марку стало удивительно легко. Все, чего он не замечал, и все, что замечал, но не показывал из уважения к прогрессистам, припомнилось ему. Он не мог понять, как раньше же не видел, что и проректор, и казначей столь смешны.
— Да, нелегко, — сказал Фиверстоун, приходя в себя. — Приходится пользоваться вот такими. Их спрашиваешь дело, а они…
