НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 6 - Гор Геннадий Самойлович (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
— Интересно, чем он сейчас занят? — опять проговорил Бывший Лошадь. Специально закрасил окна, чтобы мы не смотрели!
— Едва ли он думал о нас. Просто не хотел отвлекаться: к прозрачному стеклу липнет столько ночных бабочек!
— Сегодня бабочек нет.
— Холодно.
— И все-таки: что у него за работа? Слишком он бледен, наш Жу. Я все боюсь: а вдруг с ним что-нибудь случится и мы узнаем об этом только утром?
— Глупости, — Бывший Пес говорил рассудительно. — Ты бы шея лучше спать. Жу не любит, когда мы нарушаем распорядок.
— Не пойду.
Пес вздохнул.
— Ну, тогда взгляни на него разок и успокойся. Утром, убирая лабораторию, я слизнул часть пленки. Нагнись.
Бывший Лошадь нагнулся.
Он увидел Сапиенса, который стоял перед светящейся доской, слегка опустив лоб, тяжелый, как кирпич, — все лицо казалось сплющенным от этой тяжести! А глаза у него были маленькие, ушедшие глубоко под карниз лба, и рот незаметный, легко очерченный, никак не выражающий внутреннюю жизнь, с тех пор как она перестала быть чувственной. Прямая короткая шея с железными мускулами, чтобы поддерживать небесную сферу — череп, вместилище разума. И видящие пальцы, которые вывели Сапиенса за границу глазного диапазона.
Жу поднял руку и коснулся доски. Это было скользящее точное движение. Все, что связано с физической работой и утяжеляет тело, ушло. Ведь люди долго не умели обращаться с собственными членами, лишь у Сапиенсов механизм движения стал совершенным: они никогда ни за что не зацепятся, поднимут и опустят руку, как надо — самым экономным, а потому и самым красивым движением…
Бывший Лошадь со вздохом выпрямился.
— Работает. Значит, до утра.
— В старину по утрам Сапиенсы говорили «Здравствуй!», — неожиданно выпалил Пес. — Они желали друг другу быть здоровыми.
— А что значит быть здоровым? — пробормотал рассеянно Лошадь.
— Это когда лапа не ушиблена и голова не устает от счетной машины.
— А-а, — Лошадь задумчиво потерся боком о стенку.
Пес остановил его:
— Не делай этого. Ты ведь знаешь: Жу сердится. Он думает, что мы забываем принять антисептический душ.
— Мне нравится, когда он сердится, — отозвался с вызовом Лошадь. — Тогда можно вообразить, что он нас хотя бы немного любит.
— Эмоции отвлекают. Сапиенсы должны думать.
— Если б он думал и о нас!
— Иногда думает. Я-то знаю.
— Да. С тобой он говорит чаще…
Они помолчали. Бывший Пес собирался с мыслями.
— Как это удивительно, как странно! — воскликнул он с увлечением. — Мне кажется, порой что-то брезжит в моем сознании, словно вот-вот ухвачусь за путеводную нить — и стану уже не тем, что я есть.
— Ты организован сложнее меня, — грустно согласился Бывший Лошадь. — Мне страшно подумать, что твое развитие уйдет так далеко, и мы станем воспринимать все по-разному. Тогда я буду совсем один.
— Что ты, милый! Ведь развитие вида — дело целой цепи поколений! Даже наш Жу не может заставить перескочить эволюцию больше чем на один порядок сразу.
— «Милый»! Как ты это сказал! Какое славное слово… Как думаешь, если попросить Жу, чтоб он произнес его только один раз, просто так, в пространство — звук ведь можно записать? А погодя как-нибудь схитрить еще; сделать, что он повторит на той же модуляции твое и мое имя, все это смонтировать — и вот он нам будет говорить своим собственным голосом: «Милый Пес! Милый Лошадь!» Говорить столько раз, сколько мы захотим. Вот славно-то!
Бывший Пес смущенно потупился.
— Нет, нехорошо, — честно возразил он. — Мы возьмем то, что нам не принадлежит.
— Что значит «принадлежит»? — снова с досадой спросил Бывший Лошадь, Почему ты так много стал употреблять непонятных слов?
— Я читаю старые книги, — ответил Пес.
Но его товарищ только помотал головой.
— Книги!.. Кому это нужно теперь? Лучше прокрутить через стенку.
— Над книгой думаешь. Она не скользит так быстро, как стенка. На каждой строчке можно остановиться, когда захочешь. Даже Жу все чаще стал брать старые книги из хранилища.
— Вот я и говорю, что ты становишься похож на Жу. Просто ужасно!
— Разве ты его не любишь?
— Ты очень хорошо знаешь, что я люблю его больше всего на свете. А ты?
— Я тоже.
Они замолкли. Вокруг стало сереть. Сами собой потухли осветительные дуги над главным фасадом. Молодая трава, которая при луне казалась политой молоком, сейчас сделалась черной, словно свернувшаяся кровь. Но в кустах уже чирикнула первая птичка, голосом неуверенным и как бы вопрошающим: что это? Взаправду утро или еще какой-нибудь оптический фокус?
— Как ты думаешь, — спросил опять, несколько погодя, Бывший Лошадь, почему Сапиенсы не трогают птиц? Ничего в них не изменяют?
— Жу мне говорил, что их оставили как контрольную ветвь эволюции.
— А! Он с тобой и про это говорит?
— Так, между делом.
— Ты уже научился во всем его понимать?
— Что ты! Этого не смогли бы даже и люди!
— А почему на земле не осталось людей? Зачем Сапиенсы их всех переделали?
— Сапиенсы их не переделывали. Люди сами переделались в Сапиенсов. Какие-то клетки усиленно развивались, а другие притормаживались, и вот понемногу все люди стали Сапиенсами.
— Неужели никто из них не захотел остаться просто человеком?
— Ах, глупый! Но ведь это происходило помимо их воли, как бы само собой.
— Послушай! — вскрикнул вдруг Бывший Лошадь в сильном возбуждении. — Наш Жу действительно может все-все?
— Не знаю. Он говорит, что нет, а я думаю, что да. Но зачем тебе?
— Если его попросить… Нет! Если заинтересовать, подтолкнуть на эксперимент… Только не вперед, а назад, чтоб он растормозил свои те, старые клетки? А. новые затормозил… Ведь он снова станет человеком?!
Бывший Пес долго и усиленно думал. Между его широко расставленными глазами кожа сошлась в напряженную складку.
— Это плохо кончится для него, — наконец медленно проговорил он. — Жу очутится один среди Сапиенсов. Подумай — совсем один!..
— А мы? — вскричал Бывший Лошадь, обуреваемый любовью и преданностью. Если Сапиенсы не захотят его, мы уйдем с ним в лес и построим новый дом. Или взберемся на высокую гору, и все, что останется внизу, будет видеться таким маленьким, что перестанет нас касаться.
Но Бывший Пес только шумно вздохнул.
— Магнитный луч достанет повсюду,
— А зачем им нас трогать? Мы не сделаем ничего плохого; уйдем и только. Раз Сапиенсам Жу не нужен. А нам нужен!
— Значит, ты все время думаешь только о себе? — возмутился Бывший Пес, стукнув хвостом о землю.
— Мне хочется, чтоб он назвал меня «Милый», — прошептал его товарищ, покаянно опуская ушастую голову.
Быстро светало. Стала видна вся его понурая фигура, покрытая рыжей шерстью, и длинная морда с круглым огненно-черным печальным глазом.
— Брось. Не надо расстраиваться, — сказал Бывший Пес. — Уже утро, раскрылись цветы шиповника, скоро проснутся маки.
— Жу все еще не ложился! Посмотрим-ка, что он делает сейчас?
Они снова подошли к стеклянному проему, за которым — уже бледнее виднелся отсвет мелочно-розовых и молочно-голубых ламп. Бывший Лошадь пригнулся, припав к глазку.
— Ну, что? — спросил его Пес.
— Наверное, опыт идет к концу. Горят только двенадцать сигнальных огоньков. Остальные потушены.
— Дай-ка, посмотрю тоже.
Пес встал на задние лапы и приложился к глазку. Он увидел знакомую комнату, очень большую, но казавшуюся тесной, словно она была лишь хорошо пригнанным футляром, полную стрекочущих, щелкающих механизмов, упрятанных в закрытые шкафы. Он, конечно, не слышал звуков сквозь тугое пластическое окно, но легко представлял их себе.
Огромный лоб Сапиенса был стянут обручем, соединенным с Главной Машиной. К ней подключались и все шкафы, стенды, все медленно вращающиеся колеса с пробирками.
— Говорят, что это очень опасные опыты, — проронил за его спиной Лошадь. Поэтому мы здесь одни с Жу.
