Самоубийство Земли - Максимов Андрей (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
— Молчать, я сказал. И вот, когда она приходит к нему, я иногда не отказываю себе в удовольствии сверху, из потайного окошка, поглядеть на ее фигуру, не прикрытую никакими одеждами. Согласись, фигура Мальвининой достойна того, чтобы ее внимательно разглядывать. Я могу рассказать тебе про родинку на левом плече, или еще про какие-нибудь интимные детали, только это будет слишком банально и пошло.
— Перестаньте, — прошептал Петрушин. — Вы врете все.
Главный Помощник захохотал. Хохотал он долго, с удовольствием. Квадратный смех скакал по комнате, больно царапая Петрушина своими острыми углами.
Отсмеявшись, Безрукий сказал:
— Зачем ты прикидываешься? Ты ведь мне веришь. Я просто объяснил тебе твои же собственные сомнения и предчувствия. Или, может, ты никогда не чувствовал, что Мальвинина не тебе одному принадлежит? Не спорю: мужики любят иметь дело с блядями, но при этом надо же понимать, с кем имеешь дело. Знаешь, как называет Великий Командир Мальвинину? Толстушка! Смешно, правда?
— Уходите, — ответил Петрушин.
— Пожалуй, уйду. Думаю, ты понял, сколь непрочны нити, связывающие тебя с жизнью? Я даю тебе еще немного времени, дабы ты окончательно осознал это, а потом придут солдаты и уведут тебя на Почетную Казнь. Тебя казнят как Ответственного за Воробьева, который не обеспечил безопасности Последнего Министра, чтоб ему провалиться. Жители нашей Великой Страны, где Приказ определяет сознание, легко поверят в твою вину. Я прошу тебя, мой друг, об одном: веди себя во время казни спокойно, не порть праздник. Подумай сам: нет же ведь ничего такого, чего тебе было б жаль оставить в этой жизни, не так ли?
Как только Главный Помощник ушел, Петрушин сел за письменный стол и зачем-то стал рвать пустые белые листы бумаги. Делал он это спокойно, методично, отрешенно. Рвал на самые мелкие, крошечные клочки и бубнил при этом: «Почему толстая?.. Она ведь худая… Изящная… Вранье… Она ведь худая… Врет он все… Врет… Все они врут…» И рвал листочки. Складывал из них квадратики, и снова рвал, пока бумага не превращалась в белую труху.
А Безрукий, вернувшись в хижину, тотчас лег спать. Он понял, что немного перестарался, доказывая Петрушину бесполезность жизни. В результате он убедил в этом и самого себя, настроение испортилось до такой степени, что оставалось лишь завернуться в одеяло и постараться уснуть, надеясь на избавительную новизну утра.
А пока засыпал — как всегда долго и мучительно — думал про одно и то же: «Кончить бы все это раз и навсегда. Только обязательно, чтобы — раз и навсегда… Кончить-то, оно, конечно, можно — только что ж начать? Что же начать, если это все кончить?»
Глава восьмая
После того, как Воробьев с легкостью избежал смерти, он окончательно уверовал в то, что именно в этой стране обретет бессмертие. А раз так, необходимо вносить в «Руководство по руководству руководством настоящим государством» еще больше пунктов, касающихся не только нынешней, но и будущей жизни, дабы не оказаться безоружным перед грядущим.
В одном из огромных залов хижины Последний Министр расхаживал перед Великим Командиром и говорил такие слова:
— Я много думал, Великий Командирчик, плохо это или хорошо, что в державке твоей вовсе нет искусства? Вы используете книжки, как строительный материальчик, но должен тебе сказать: они создавались не совсем для этого… Один из плюшевых, насколько мне известно, пишет стихи, но вы их не издаете. Даже типографии нет в Великой Стране. Безусловно, сегодня эта проблемка мало кого волнует, но ведь надо думать о будущем. Конечно, у нас приказик определяет сознаньице, но кто знает, какой приказик мы решим отдать завтра и что именно определит он в головках твоих подданных? А вдруг однажды кто-нибудь придет к нам и спросит: «А чего это у нас нет искусства? Где оно? Ведь если мы настоящая державка, у нас непременно должно быть искусство». И мы должны уже сегодня знать, что будем отвечать завтра. Потому что настоящий Командирчик отличается от ненастоящих тем, что у него есть готовые ответики на еще не существующие вопросики. Все привыкли: сначала вопросик — потом ответик. Но в настоящем государстве все наоборот: сначала готовится ответ, а затем к нему подбирается нужный вопрос. Итак, в наше «Руководство…» мы должны вписать следующий пунктик: «Наличие в стране искусства означает плохонькую жизнь. Отсутствие искусства означает жизнь прекрасную, заполненную благами». Ты, конечно, понимаешь, почему это именно так?
Безголовый ничего не понимал. Например, не понимал, что такое искусство и чего это вдруг кому-то взбредет в голову спрашивать об его отсутствии в то время, когда в Великой Стране не хватает куда более необходимых вещей.
Но он безгранично верил Воробьеву. И от того, что его Последний Министр знает все и про него самого, и про жизнь его страны, Великий Командир испытывал неописуемый восторг. И чем более непонятно говорил Последний Министр — тем большее счастье разливалось в душе Великого Командира.
А Воробьев продолжал говорить такие слова:
— Итак, Великий Командирчик, ты, разумеется, понимаешь, что суть искусства — это поиск гармонии. Значит, искусство будет процветать в той стране, где гармонии в реальной жизни не существует, Без чего не может жить искусство? Без проблемок. Но! Чем лучше жизнь — тем меньше проблемок, а если в твоей державке искусства нет вовсе, это говорит только лишь о том, что Великая Страна живет прекрасно. По-настоящему, в полной гармонии, без проблем.
Воробьев замолчал, опустился в мягкое кресло, поглядел в восторженные, почти влюбленные глаза Безголового и подумал: «Конечно же, я велик! Мало того, что я — бессмертен, так я еще — единственный из нашего рода, кто не просто наблюдает жизнь, а создает ее…»
И он улыбнулся счастливой улыбкой.
Так и сидели они — Великий Командир и Последний Министр — друг против друга и счастливо улыбались. И было им обоим очень хорошо и покойно. Так хорошо и покойно, что они забыли: жизнь идет даже тогда, когда кажется, что ею управляешь.
Как только дверь за Мальвининой закрылась, Петрушин бросился к письменному столу, придвинул к себе бумагу, схватил карандаш.
«Что я делаю? — спросил он себя. — Зачем это все сейчас? И чего я вчера всю бумагу не изорвал, дурак…»
Но рвать бумагу не хотелось — карандаш тянулся к белым листам почти с нежностью.
А казалось бы: Петрушину надо бы сейчас на кровать упасть лицом вниз, отодрать эту проклятую улыбку — в конце концов на казнь можно и без нее идти — и рыдать вволю, рыдать, пока хватит слез. А как кончатся они, завыть от полного бессилия…
Мальвинина и не думала ничего отрицать. Как только Петрушин сказал, что, мол, какие противные слухи про нее ходят — сразу же все и объяснила.
— Почему ты решил, что это — сплетни? Так все и есть на самом деле, — спокойно сообщила она. — Да, я — любовница Великого Командира. Тебе разве это не льстит? Что плохого в том, что мне нравится бывать в этой великолепной хижине, нравится, что первый гражданин Великой Страны говорит мне «ты»… А тебе разве не приятно, что у тебя и у Великого Командира совпали вкусы? Знаешь, что забавно: он все время говорит, что у меня пышные формы, а ты называешь меня хрупкой, изящной и миниатюрной. Из этого я сделала вывод, что я ужасно многообразна. — Мальвинина улыбалась одними глазами — так научились делать все плюшевые.
Петрушин пытался понять смысл того, что говорит Мальвинина. Но у него ничего не получалось. Он не слышал слов. Он представлял, как узкие губы Безголового впиваются в Ее губы, как целуют Ее тело, как его руки ласкают Ее маленькую грудь.
— Ну что, больше не злишься? — спросила Она и начала раздеваться. — Подумай сам, разве тебе будет лучше от того, что мы расстанемся?
— Уходи отсюда вон, — почему-то прошептал Петрушин.
— Ду-ра-чок, — по слогам произнесла она. — Ну и с кем же, интересно, ты будешь теперь заниматься любовью? С Матрешиной, что ли? У нее, между прочим, грудь гораздо хуже моей, хотя и большая, но рыхлая, а шеи и вообще нет.
