Великое Лихо - 2 - Волков Сергей Юрьевич (е книги txt) 📗
Тут вышел вперед вож, чьего сына одолел так легко Рад, и грозно хмурясь, велел схватить Рада и в нору подземельную упрятать, а назавтра сжечь во славу богов, ибо враг он, из рода враждебного пришел, и не может он тут живым стоять.
Не посмели ослушаться вожа люди, схватили они Рада и в нору запихнули подземельную. А Ласу привязали к дубу поодаль, и судьбину её поутру решать думали. Горько плакала Ласа, бьясь в путах своих, но никто не слыхал её. Горько плакал Рад, силясь из норы своей выбраться, но никто не помог ему.
И вот утром, едва только солнышко взошло, собрались Ласины сородичи, вытащили Рада из норы и повели его на костер жертвенный, песни во славу богов распевая. А Ласу решили в реке утопить, ибо замуж её брать никто не хотел, а кто хотел, того уже в живых они и не числили...
И в тот миг, когда Рад и Ласа уже и надеется перестали, что спасение может прийти, что смерть минует их, явился меж людей Хран Медвежья Лапа, сказал он громко: "Что вы делаете, неразумные? Вы же видели волю божию, как же смели вы её ослушаться?" Но вож рода ответил, что во своем роду он хозяин всему, и велел Храну убираться подобру-поздоровому.
Осерчал тут Хран, и во влеса-медведя перекинулся! Накинулся он на вожа и сына его, и растерзал их за такое неподчтение. А после велел гонцов к людям рода Рада послать и всех сюда кликать. И побежали гонцы, не смея ослушаться, ибо поняли люди, что пред ними не отшельник Хран, а сам Мудрый Влес, что родами среди иных богов почитаем вельми.
Собрались люди двух родов, и с враждой глядели они друг на друга, злобы своей не скрывая. И только Рад и Ласа, стоя меж двух толп людских, рядом с Влесом, счастливы были, ибо они обрели наконец друг дружку.
Поднял лапу Влес, и замолкли, затихли люди. Заговорил он, и слова таковыми были: "По дурости и не разумности своей вы, люди, дерзнули против воли божеской пойти. Но милостивы боги, и прощают они вас, ибо не по злобе, а лишь по недомыслию сотворили вы такое. Но велят вам боги моими устами, чтобы отныне два ваших рода одним родом стали, и в дружбе великой, в согласии и любви жили вы, как Рад и Ласа, коих вы пред собой зрите."
Так сказал Влес, а после пропал, растаял, точно дым, и дивились на это люди. Поглядели они друг на друга, и понять не могли - чего делили раньше, чего не хватало им?
С той поры стали жить они одним родом, что в честь бога-мудреца родом Влеса нарекли. А Рад и Ласа союзно долго-долго вместе прожили, нарожали десяток и пятерых детишек, и умерли в старости сытой и покойной, в один день упочив, как и просил когда-то Рад у Медвежьей Лапы.
Вот так и выходит, что у истоков рода нашего стояли любовь да мудрость!
Луня закончил говорить, с гордостью оглядел тишком сидящих слушателей своих, мол, как?
- Складная сказочка. - зевнул Зугур: - Только какая-то... тоскливая! Ни тебе битв, ни походов. Любовь, склад да лад - всех злодеев наказали, всем хорошим ещё лучше стало - тоска-а-а.
- Да ну, а мне понравилось! - не согласилась с вагасом Руна, и Луня просиял - он родовое предание больше для жены рассказывал, от неё и слово одобрительное ждал. Зугур, он конечно, преданный и верный побратим, но все ж чужак по рождению, и ему не понять того, что всякому истиному роду сердце греет...
* * *
Десять раз уже вставало над несущейся под самыми звездами Золотой Колесницей солнце, десять дней минуло со дня Битвы Богов. Ныне далеко внизу расстилался безокраинный окиян, и со страхом глядели путники на его сверкающую в лучах светил ночных и дневных поверхность. Пусть и высоко они, пусть и падать чуть не полдня придется, но в случае чего - оно все спокойнее, когда земля внизу.
А тут, от окоема до окоема - вода. Ни Луня, ни Руна, ни Шык даже представить себе не могли, что столько воды на земле бывает. Один Зугур на удивление спокойно отнесся к окияну:
- Эх, а наши-то степи поширше будут! - с ухмылкой сказал вагас, и с тех пор путники постоянно видели его сидящим у резного золоченого насада и глядящим вниз - простор и неоглядность радовали глаз степняка-вагаса, как лесовика - дремучий бор, а горца - поднебесные крутые вершины.
Вторая семидица пути шла к концу. Все чаще и чаще стали попадаться на ровной, блестящей глади окияна небольшие острова, похожие на пупырястые бородавки или лишаи на коже неведомого и громадного зверя. На рассвете тринадцатого дня Руна, которая вставал раньше всех и готовила мужикам утряню, неожиданно закричала, перебудив путников:
- Земля! Землю вижу!
- Вот и хорошо. - проворчал Шык, поднимаясь с жесткой скамьи, на которой спал вдвоем с Зугуром - вторую скамью занимали Луня и Руна: - Самое время нам прибыть уже к этой горе заветной, а то все припасы на исходе. Эй, Зугур, вставай давай, лежебока вагасская! Скоро секирой махать придется, а ты все дрыхнешь, как бурундук зимой...
Луня, перебравшись через заворочавшегося Зугура, свесился с передка колесницы, жадно вглядываясь в приближавшуюся землю. То, что это не очередной остров, он понял сразу - желтовато-серая полоска суши тянулась от полудня до полуночи, и конца-края ей видно не было. "Та Сторона, Земля За Окияном. Место, где живут кровожадные люди, кормящие своих богов человечьим мясом. Как ещё там Вед говорил? На мертвых деревянных птицах они летать могут, и в ратном деле искусны. Да-а, вот куда Судьбина-то забросила...". От невеселых мыслей Луню отвлек голос жены - Руна приготовила все к утренней трапезе.
Поутрянив, путники приникли к насадам, вглядываясь в плывущую внизу чужую и такую далекую, если смотреть от Стран Хода, землю. Колесница меж тем начала снижаться, да и свернула слегка - Небесная Дорога увлекала повозку к полуночи. Ниже, ниже, и вот уже стало можно различить отдельные деревья, казавшиеся малыми былинками, пушистые кустовые заросли, каменистые пустоши, небольшие озреца. Но нигде не было видно даже следов человеческого обитания - леса, что начинались невдалеке и тянулись на восходе до едва виднеющихся отсюда гор, стояли не торонутыми, ни троп, ни дорог не было видно, нигде не поднимались дымы от очагов или кузен, и Шык, поначалу обеспокоившийся, махнул рукой:
- Не приехали еще. Видать, ночью нас на землю колесница доставит, так оно безопаснее. Хорс сказывал волчими устами - к самой горе нас опустить должна повозка эта. Хорошо б, кабы так - не встретить никого, камень добыть - и в путь обратный!