Льды возвращаются - Казанцев Александр Петрович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
– Простите, – наконец опомнился Буров и подчеркнуто сказал, – мы еще не виделись с вами.
Они действительно «никогда не виделись»!
И, подойдя к Люде, – да это была Люда... или, вернее сказать, это была та удивительная женщина, которая еще в свою пору куколки или гусеницы была Людой, – он взял ее руку, чтобы церемонно пожать, но она поднесла ее к его губам, и он непроизвольно поцеловал тонкие пальцы.
Американка наблюдала, какой нежный взгляд подарила Бурову его помощница...
Она резко встала, прощаясь...
– Вы извините меня за этот маскарад, Сергей Андреевич, – насмешливо сказала Людмила Веселова-Росова, когда, проводив иностранную гостью, они остались вдвоем. – Меня попросила об этом ваша Елена Кирилловна...
И новая, гордая, знающая себе цену, она ушла.
Буров крякнул и потер лоб.
Глава пятая
«Хорошенькая стюардесса в кокетливо заломленной пилотке попросила пассажиров застегнуть привязные ремни.
– Нью-Йорк! – мило улыбнулась она.
Самолет кренился, ложась перед посадкой на крыло.
Мне не терпелось. Я спешил. Я знал, что даже в нашем тресте «Ньюс энд ныос» этой весной начались серьезные затруднения с распространением газет. Мой дневник мог, если его печатать фельетонами, оказаться спасительной гирей, которая перевесит чашу деловых весов. В нем есть все, как хотел того босс: и ужас, и интимность, и правда, все то, что я видел за этот год, и особенно в те несколько дней – в самом пекле... Бесценные странички лежали в несгораемом портфеле, который словно набит был долларами. Он послужит защитным костюмом против всего, что началось сейчас в Америке.
Я выскочил из самолета первым, сбежал по ступенькам приставленной к фюзеляжу лестницы и протянул паспорт полицейскому чиновнику. Нас почему-то встречала толпа людей. Они бросились ко мне, наперебой крича:
– Великолепное авто, сэр! Совсем новенькое!..
– «Шевроле», сэр! Последней марки. Уже обкатано!
– К черту, к дьяволу всех! Нет лучшей машины, чем «кадиллак»! Не упустите, парень! По цене велосипеда... Комфорт, изящество, скорость!..
Мне не давали сделать и шагу.
Полицейский чиновник, возвращая паспорт, усмехнулся.
Действуя локтями, я пробивался через толпу комиссионеров и коммивояжеров, которые предлагали мне коттеджи, яхты, обстановку для новобрачных, полный мужской гардероб и, конечно, автомобили, великолепные американские автомобили! Я приятно ощущал портфель, сознавая, что скоро смогу купить все это не размышляя. Мы будем жить с Эллен в сказочной Калифорнии, на берегу ласкового океана. У нас будут безмолвные слуги. Мы станем охотиться и скакать на взмыленных лошадях, собирать цветы и купаться в лесном бассейне. Я куплю ей самый звучный рояль и научусь понимать ее любимые пьесы Листа и Бетховена...
Я проходил через удивительно пустынный, словно вымерший, аэровокзал. Сумасшедшие комиссионеры атаковали отставших от меня пассажиров.
Какой-то хорошо одетый джентльмен распахнул передо мной двери, просительно протягивая руку.
Со всех сторон на меня ринулись парни в форменных фуражках. Я видел разъяренные лица, вылупленные глаза, открытые рты. Люди отталкивали друг друга, наперебой предлагая свои такси. Я улыбнулся, не зная, кого выбрать. Едва я сделал шаг к одному из шоферов, как остальные конкуренты накинулись на него и сбили с ног. Я отступил и оказался под защитой огромного детины, вставшего в оборонительную позу. Он пятился к своей машине, делая знак следовать за ним. Мне это не удалось. Я еле вырвался из свалки, поплатившись пуговицами пиджака, и в аэровокзале попал в объятия комиссионера, предлагавшего «кадиллак» по цене велосипеда.
– Я жду вас, сэр, – прошептал он, беря меня под локоть.
В конце концов, я мог себе это позволить, держа под мышкой неразмененный миллион. И я истратил в пути все деньги, оставив лишь мелочь, чтобы доехать до редакции в новом собственном автомобиле... Он был просто великолепен, не стыдно проехаться и с самой Эллен!..
Лишь много позже я понял, что увидел привычный наш мир как бы через «ЛУПУ ЖИЗНИ», когда все выглядит яснее, выпуклее, понятнее, но в существе своем остается самим собой, рожденным все теми же привычными нам кризисами: топливным, валютным, инфляцией, конкуренцией, стремлением к всемирной гегемонии и остальными гримасами. Сейчас все это столкнулось, исказилось, выросло, безобразя и без того отталкивающие нелепости нашей жизни. Словом, я увидел свой мир в микроскоп. Но не сразу, не сразу понял это!..
Я уже слышал, что Нью-Йорк бьет лихорадка, но ее проявления показались мне странными. У светофоров не было пробок, поток машин был непривычно редким. Зато у тротуаров их стояло несметное число, и чуть ли не все с надписями «Продается»...
Поистине паника, начавшаяся на бирже, подобно радиации, поразила здесь всех... кроме меня. Я-то был в защитном костюме удачи.
Остановиться около небоскреба треста «Ньюс энд ньюс» оказалось невозможно, я проехал две мили в тщетной надежде где-нибудь пристроиться около тротуара. Наконец, плюнув на грозивший мне штраф, я оставил машину во втором ряду.
На панелях бесцельно толкалось множество людей. Витрины сверкали товарами и наклейками с перечеркнутыми старыми ценами. Повсюду «дешевая распродажа», но магазины были пусты. Продавцы и хозяева стояли на пороге, зазывая прохожих, хватая их за рукава, как на восточных базарах. А некоторые, видимо уже потеряв надежду, смотрели на толпу унылыми глазами.
Тревога закрадывалась мне в сердце.
– Что, парень? Тоже в Нью-Йорк за работой? – спросил меня крепкий детина моих лет, бесцельно бродивший, засунув руки в карманы, у счетчика платной автомобильной стоянки.
– Я из Африки и плохо понимаю, что здесь происходит, – ответил я.
Безработный выплюнул окурок на тротуар.
– Что ж тут понимать? Закрылись атомные заводы. Шабаш. Кому они теперь нужны, если бомбы не взрываются? А мы, которые на них работали и кормились на будущих несчастьях, оказались за бортом. Ну и примчались сюда в надежде схватить работенку, а здесь...
– Но ведь здесь нет атомных заводов!
Парень усмехнулся.
– Все одной веревочкой связано. Порвалась веревочка – вот все и развалилось. Оказывается, не только мы там, но и все тут работали на войну. Автомобиль военной гонки на ходу затормозил, а мы все вылетели из кузова...
Мне стало жутко. Я подходил к тресту «Ньюс энд ньюс», замедляя шаг.
Все было уже ясно. Существовала ли хоть одна фирма, которая так или иначе не была связана с военным производством? Экономика наша была уродливой. И вот аннулирование военных заказов, замораживание средств, отсутствие кредита... Владельцы фирм хватаются за головы: нечем платить в очередную субботу рабочим и служащим. И они увольняли их, хотя те и должны были производить самые необходимые, совсем даже невоенные вещи. Цепная реакция краха распространялась с ужасающей быстротой, парализуя организм цветущей страны.
Мы отмахивались от устаревших, как нам казалось, выводов Карла Маркса о неизбежности промышленных кризисов. У нас в последние годы бывали только временные спады производства. Их всегда удавалось компенсировать военными заказами. В такие дни мы, журналисты, особенно старались разогреть деловую конъюнктуру на угольках военного психоза. Оказывается, военная истерия, страх, балансирование на грани войны нам были необходимы как наркотики, без которых не могло жить дряхлеющее тело мира свободной инициативы... И вот теперь шприц сломался... И словно выпал из арки запирающий ее центральный кирпич, арка нашего хозяйства рухнула... Рухнула как после взрыва. Да, да! Это был антиядерный взрыв, бесшумный, бездымный, но не менее разрушительный, чем тот, который я видел в пекле... Вся страна лежит сейчас в развалинах своего былого благополучия. Так неужели же перспектива ядерной войны была спасительной силой нашего хозяйства? Неужели без нее нельзя обойтись? Неужели только в работе военных заводов спасение?
